мимо остальных вопросов, затрагивалась и «албанская тема». Судя по приводимой в дневнике Ходжи цитате, он располагал неким оперативным документом, в котором достаточно откровенно и в характерном для натовских материалов стиле отмечалось: «Исходя из позиции и положения Албании, члены НАТО заключили, что в Албании ситуация стабильная, там существует единство и экономика продвигается вперёд. Албания занимает прочное географическое положение в Средиземноморье, но проводимая ею политика относительно этого моря в нашу пользу. Она противится нам, но противится и советской стороне. Поэтому мы не должны беспокоить Албанию и обострять дела с ней, напротив, должны добиться их улучшения. Соединенные Штаты Америки и Англия должны добиваться установления с ней дипломатических отношений, но при этом они не должны ни торопить, ни поощрять их»[1548]. Сам Э. Ходжа высказывал мнение в своих записях о том, что подлинность информации будет, в конечном счёте, проверена, но скорее всего «она верна, и это не только ввиду серьезности человека, давшего нам эту информацию, или же его желания передать нам её, хотя, быть может, ему было поручено сделать это, – это не имеет значения; мы имеем в виду её содержание»[1549].
Важность такого подхода НАТО к Албании была отмечена главой АПТ сразу, в связи с чем полученные данные были обсуждены на заседании Совета Обороны. Анализ происходящего, сделанный Э. Ходжей, базировался на ранее выдвинутом им тезисе «борьбы на два фронта». Поэтому НАТО и ОВД рассматривались как «две империалистические группировки», стремившиеся добиться от Албании перехода на сторону одной из них и признающие статус-кво, предпочитая «до поры до времени “не посягать” на свободу, независимость и суверенитет Албании». При этом, однако, Ходжа полагал, что наибольшую активность, направленную на восстановление отношений с НРА, проявляет СССР, который стремится «выйти в Адриатическое и Средиземное моря», а Тирана, в свою очередь, «решительно борется» «против этих (советских – Ар. У.) хищнических империалистических устремлений».[1550] Сама Албания рассматривалась Ходжей как плацдарм, представляющий интерес для обоих блоков и, одновременно, «объект нападения и скорейшего захвата той или другой страны»[1551], в частности, балканской[1552]. Очевидное усиление активности НАТО и ОВД в средиземноморско-балканском секторе мировой политики, а также попытки наладить взаимоотношения с Тираной, предпринимавшиеся на разном уровне странами, которые объявлялись Э. Ходжей потенциальными противниками Албании, способствовали тому, что глава АПТ торопил разработчиков новой военной стратегии.
15 июня 1973 г. в г. Дуррес было собрано специальное совещание руководящих кадров Министерства обороны, посвященное оборонной политике. Одной из тем, вызвавших споры во время заседаний, стала проблема распределения ответственности между главой военного ведомства – Б. Балуку и начальником Генерального штаба – П. Думе. Последний настаивал на необходимости переподчинения ему Оперативного управления Министерства обороны, а также Управления разведки и связи[1553]. Во многом этот спор был обусловлен тем, что после военной реформы 1966 г. Генеральный штаб стал частью Министерства обороны и потерял самостоятельность как институт военного управления, превратившись в подразделение военного ведомства. После очередной реформы 1970 г. с переходом организационной структуры вооруженных сил на корпусную систему Генеральный штаб оказался лишён последних, оставшихся после 1966 г., функций военного управления. Он стал отвечать за общее руководство военными операциями и контроль над их реализацией, а также за контроль, но не руководство военной подготовкой. В поддержку П. Думе выступил X. Чако – начальник Политического управления. Он также поставил вопрос о перераспределении функций в военном министерстве и выразил недовольство методами его руководства, заявив о необходимости проведения пленума ЦК АПТ, посвященного положению в вооруженных силах[1554]. В высших военных кругах выявились также противоречия по поводу активного использования армии на строительстве фортификационных сооружений за счёт времени, отведённого на военную подготовку[1555]. Попытки Б. Балуку выступить в роли посредника и «примирителя» между формировавшимся тандемом Думе – Чако, с одной стороны, и, с другой, остальными руководящими кадрами министерства, среди которых были командующие видами вооруженных сил и начальники управлений, оказались неудачными[1556]. Более того, обсуждение военной доктрины выявило ярко выраженные черты конфликта, не только по военно-техническим вопросам, но и личностного, внутри руководства Министерства обороны. Помимо этого, в руководстве АПТ на право формулирования доктрины и оборонной политики не только в политическом, но и в военно-стратегическом, оперативно-тактическом и в целом, теоретическом, плане претендовали Э. Ходжа, М. Шеху и X. Капо – ближайший сподвижник главы АПТ. Подготовленные к заседанию в Дурресе материалы, в конечном счете, были уничтожены по приказу Балуку, так как они были раскритикованы Э. Ходжей и М. Шеху[1557].
Проведение организационных реформ в вооруженных силах затрагивало широкий спектр вопросов, связанных, прежде всего, с определением источников угрозы обороноспособности и безопасности страны. В 1973 г. серьезные изменения в командно-организационной структуре вооруженных сил произошли в Болгарии. Одним из важных мероприятий, целью которых было укрепление болгарских вооруженных сил, стало образование Командования Сухопутными силами БНА. Они включали в свой состав все соединения, а также отдельные части сухопутных войск. Главной причиной предпринятых мер в этом направлении «была необходимость повышения готовности сухопутных войск и фронтовой авиации для выполнения оперативно-стратегических задач, предусматриваемых в плане ведения боевых действий Объединенных вооруженных сил Варшавского Договора на балканском стратегическом направлении»[1558]. Несмотря на то, что в Генеральном штабе БНА идея подобного реформирования структуры вооруженных сил не пользовалась особой поддержкой ввиду необходимости серьезного реструктурирования всей системы взаимодействия родов войск и их оперативно-командных звеньев, тем не менее эти мероприятия были выполнены. Формирование 8 мотопехотных дивизий и 5 танковых бригад[1559]явилось одним из важных шагов на пути проведения реформы.
Имея в виду особое значение танковых подразделений в советской военной стратегии того времени и соответствующую ему оснащенность этим видом боевой техники советских вооруженных сил, а также союзников Москвы по ОВД, важным фактором становилось соотношение количественных и качественных показателей танкового парка четырёх стран Балканского региона, входивших в противостоявшие блоки. Так, в частности, греческие вооруженные силы обладали в 1973-1974 гг. наиболее слабым с точки зрения характеристик этого вида техники потенциалом: 300 машин М47 Patton, 320 М48 Patton, 30 АМХ-30 производства Франции, лёгкие танки производства США 40-х – 50-х гг. М24 Чаффи и М41 «Уокер Бульдог», средние М26 «Першинг»[1560]. В свою очередь, турецкие вооруженные силы имели в своём распоряжении преимущества как в количественном, так и в качественном отношении: 1400 единиц американских танков производства 50-х гг. – М47 «Паттон II» и М48 «Паттон III», М24, М26, М41, истребители танков М36 «Слаггер» (выпуска 40-х гг.). Румыния и Болгария, имевшие в общей сложности более 3,5 тыс. танков различной модификации[1561], включая произведённые в 40-х гг. Т-34 и выпускавшиеся со второй половины 50-х гг. Т-54/55, а также производившиеся в 60-е гг. Т-62, были способны выделить достаточное количество машин для наступления на Южном направлении. Все четыре государства в силу особенностей географического расположения должны были сочетать в планировании оборонной политики два традиционных вида вооруженных сил – сухопутные и военно-морские. Соотношение ВМС четырёх стран, имея в виду, что только три из них – Болгария, Румыния и Турция имели выход в Черное море, свидетельствовало о серьезности военно-морской силы последней, имевшей 15 подводных лодок, 14 эскадренных миноносцев, 8 фрегатов, 11 торпедных катеров, 14 скоростных патрульных катеров, 20 минных тральщиков и 7 миноносцев. В то же время Болгария и Румыния обладали в общей сложности 2 подводными лодками, 8 фрегатами и большим количеством ракетных катеров, а также тральщиков[1562]. В определенной степени это уравновешивало силы и средства Турции, с одной стороны, и Болгарии и Румынии, с другой, тем более что ведущую роль в черноморском регионе в случае военного конфликта предстояло играть СССР.
Таким образом, решения о создании сухопутных войск в болгарских вооруженных силах как единого целого было во многом обусловлено необходимостью укрепления так называемого первого эшелона обороны в Балканском секторе Юго-Западного ТВД Варшавского Договора. Именно Болгарии, в отличие от находящейся во втором (тыловом) эшелоне Румынии, предстояло играть роль сдерживающей потенциальное наступление на греческом и турецком направлении силы или, при определенных обстоятельствах, первого эшелона наступающих сил ОВД. В соответствии с принятым ещё 13 октября 1972 г. Советом обороны Румынии решением о проведении совместных штабных учений на картах, они состоялись 12-21 февраля 1973 г. с участием представителей вооруженных сил СССР и НРБ и назывались «Союз-73». В соответствии с их вводной, предполагалось, что боевые действия начнёт НАТО, напав на Болгарию