Последствия ближневосточного кризиса 1973 г. начинали сопровождаться новым кризисом в районе Восточного Средиземноморья. Противостояние Греции и Турции угрожало независимости Республики Кипр. Он рассматривался в Варшавском пакте как важный элемент, влияющий на геостратегическую ситуацию в регионе, имеющем выход на Ближний Восток. Недопущение подпадания Кипра под влияние или контроль НАТО было главной задачей Организации Варшавского Договора и его ведущей силы – СССР. Для Болгарии, в свою очередь, было важно усилить собственные позиции при решении «кипрской проблемы», касающейся двух её соседей – Греции и Турции. Это было необходимо для укрепления позиций в регионе во взаимоотношениях с этими двумя членами Североатлантического альянса. Именно поэтому ситуация на острове находилась в центре внимания Софии, а работа Разведывательного Управления ГШ БНА по этому направлению активизировалась. Полученная по каналам РУ информация о том, что «командование сухопутных войск Турции отдало приказ I турецкой армии (Стамбул) разработать в двадцатидневный срок оперативный план наступательной операции против Греции с кодовым названием “Кылыч” (“Меч”)» давала командованию БНА основания считать, что «возможно, разработка плана “Кылыч” является составной частью плана “Калкан” [“Щит”] или его нового варианта». Это, как считали в болгарской военной разведке, был план действий турецких вооруженных сил против Греции и Республики Кипр. В соответствии с данным предположением делался вывод о возможности реализации плана «в случае нового осложнения кипрского вопроса или обострения возникших противоречий между двумя странами по вопросу добычи нефти в восточной части Эгейского моря»[1650]. Буквально через полмесяца после получения этой информации Т. Живковым от Генерального Штаба БНА, 19 марта 1974 г., ему была передана через аппарат ЦК БКП просьба Э. Папаиоанну – главы местной кипрской коммунистической партии АКЭЛ. Он остановился в Софии по пути в Москву и просил болгарскую сторону о том, чтобы она рассмотрела возможность снабдить эту организацию оружием ввиду подготавливавшегося военно-политическим режимом в Афинах государственным переворотом на Кипре и параллельным переворотом в самой Греции, а также готовящегося отстранения архиепископа Макариоса от власти как силами греческих военных, так и заговорщической организации ЭОКА-2, выступавшей за воссоединение Кипра с Грецией[1651]. Развитие ситуации в Балканском секторе Юго-Западного ТВД Варшавского пакта характеризовалось весной 1974 г. рядом особенностей. Советская сторона информировала болгарских союзников о возможном обострении в недалеком будущем кипрского вопроса, так как в случае несогласия президента Кипра архиепископа Макариоса с вероятным взаимно согласованным предложением Греции и Турции «о формах контроля за деятельностью местных органов власти турок» «могут начаться активные действия, направленные» на свержение главы Кипра. Более того, советская разведка, делившаяся сведениями с болгарской разведывательной службой, сообщала о наличии данных, свидетельствовавших в пользу предположений относительно существовавших в «натовских кругах» плана по оказанию нажима на Макариоса[1652].
События в Греции и на Кипре в марте 1974 г. вызывали особое беспокойство в Софии. В случае прогнозировавшихся синхронных переворотов в двух странах и при возможном участии в этих событиях США[1653] (о чём в Софию поступала информация), обострение положения на южных границах Болгарии могло перерасти в полномасштабную греко-турецкую войну, последствия которой были непредсказуемы. Возможность возникновения конфликта давала болгарской стороне основания для обращения к СССР за военно-технической помощью. Однако в самом руководстве НРБ не были склонны драматизировать происходящее на кипрском и турецком направлениях. Во-первых, в Софии делался вывод о кризисе, в котором оказалось военное правительство в Турции, пришедшее к власти после государственного переворота 12 марта 1971 г. и вынужденное позже передать правление гражданским политикам[1654]. Во-вторых, болгарская сторона оценивала ситуацию с точки зрения существования «равновесия между основными политическими силами»[1655]. Наконец, в-третьих, определялся характер разногласий и размежевания между высшим командованием турецких вооруженных сил, с одной стороны, а, с другой, представителями среднего и низшего командного звена[1656]. В военно-политическом отношении Турция, как полагало болгарское руководство, не собиралась менять свой внешнеполитический курс и продолжала оставаться членом военно-политических блоков. Более того, в Софии считали, что «особую важность для нас [Болгарии и СССР] представляет то, что в области внешней политики отсутствуют прежде традиционные до настоящего времени антикоммунизм и антисоветизм, и одновременно с этим предвидится поддержание дружеских отношений с соседними странами, среди которых СССР и HP Болгария»[1657]. Таким образом, вопреки использовавшимся время от времени болгарской коммунистической пропагандой утверждениям о потенциальной военной опасности, исходящей, прежде всего, от Турции и Греции, в действительности в Софии понимали, что ни Анкара, ни Афины, верные натовским союзническим обязательствам и проводящие собственную политику в регионе, не заинтересованы в обострении отношений с НРБ.
Для руководства соседней Югославии с точки зрения оборонных интересов страны было важно добиться укрепления Движения неприсоединения как важного фактора мировой политики. Однако взаимоотношения между основателями и лидерами этого объединения серьезно осложнились после смерти главы Египта Г. А. Насера. Визит нового египетского президента А. Садата в СФРЮ, состоявшийся 28-30 марта 1974 г., и его встречи на о. Бриони с Президентом Югославии И. Броз Тито были призваны разрешить возникавшие противоречия между двумя руководителями. Ухудшение с 1972 г. советско-египетских отношений в данном контексте могло сыграть свою роль и в отношениях Садата с Тито. Последний пытался использовать советскую поддержку уже на европейском направлении югославской внешней политики, в частности, при урегулировании территориального спора с Италией[1658]. Тогда Москва выступила в защиту югославской позиции через официальный орган Министерства обороны СССР газету «Красная звезда». Публикация в ней комментария, в котором подчеркивалась необходимость соблюдения принципа нерушимости послевоенных границ и декларировалась поддержка Белграда в его споре с Римом, была высоко оценена югославской стороной. Для неё было важно, что Кремль «уравновесил» этим шагом заявление Госдепа США об отказе поддержать как югославскую, так и итальянскую сторону в конфликте[1659].
Заявленные Москвой и Вашингтоном позиции по итало-югославскому территориальному спору тем не менее не решили вопроса о том, на кого могло рассчитывать белградское руководство. Развитие советско-американских отношений и заключаемые двумя сверхдержавами, возглавлявшими противостоявшие блоки, соглашения по военно-политическим вопросам, включая проблемы разоружения и сокращения вооружений, затрагивали интересы двух активных на международной арене балканских коммунистических стран – Румынии и Югославии. Поэтому для обоих государств было важно не допустить «сговора» великих держав в ущерб интересам малых стран.
Полученное из Лондона от румынского посла сообщение о возможной повестке дня заседания ПКК ОВД серьезно рассматривалось руководством румынского внешнеполитического ведомства. Оно готовилось к назначенной на 17-18 апреля 1974 г. встрече глав государств и партий стран-членов ОВД. Накануне его проведения в МИД СРР была подготовлена аналитическая записка «По поводу политико-юридических аспектов сотрудничества Румынии в составе Варшавского Договора»[1660]. Помимо исторической части, повествовавшей о создании и функционировании ОВД, проведенных заседаниях её органов, особое внимание в документе было уделено трём темам. Именно они постоянно вызывали у румынской стороны проблемы с союзниками из-за проводившейся Бухарестом внешнеполитической линии и, судя по всему, актуализировались вновь в связи с упоминавшейся уже проблемой: возможным изменением договора о создании ОВД.
Первая из тем касалась регионального характера Варшавского Договора. Авторы записки подтверждали прежнюю позицию румынской стороны по данному вопросу: «Предпринимались попытки расширить географическую область Варшавского Договора за счёт включения в неё других регионов. Позиция румынской стороны была представлена ясно: что имея характер региональный, европейский, Варшавский Договор соответствует Хартии ООН, этот принцип отражен и в Договорах о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи, заключенных Социалистической Республикой Румынией с другими социалистическими странами»[1661].
Вторая тема имела непосредственное отношение к поднимавшейся ранее проблеме. Она получила официальное оформление в январе 1972 г. в виде письма главы Совета министров СРР И. Маурера его коллегам – Председателю Совмина СССР А. Н. Косыгину и Председателю Совета Министров НРБ Ст. Тодорову – и затрагивала вопрос о пребывании иностранных войск (в данном случае – государств-членов ОВД) на территории Румынии при различных обстоятельствах, включая транзит через территорию страны воинских контингентов при необходимости оказания помощи НРБ при нападении на неё. В тексте записки детальному разбору подверглась статья 4-я Договора о создании ОВД. В соответствии с ней страны-участницы Варшавского пакта были призваны оказывать помощь друг другу в случае нападения на одну из них или на несколько стран-членов Договора. Как отмечалось в упоминавшемся документе румынского МИДа, его составители обращали внимание на то, что «имея в виду эти положения Договора, в некоторых документах предусмотрена возможность оказания военной помощи Народной Республике Болгарии со стороны Советской Армии и вооруженных сил Румынии. Оказание подобной помощи включает передвижение, временную остановку и временное размещение советских войск на территории Румынии. Одновременно это предусматривает передвижение, концентрацию, временную остановку и временное размещение для выполнения боевых задач румынских войск на территории HP Болгарии. Румынская сторона считает, что для соблюдения положений статьи 4-й Договора необходимо заключение Соглашения между СР Румынией, СССР и HP Болгарией, в деталях прописывающего этот вопрос. Предложение об этом было направленно румынским премьер-министром в виде персональных писем в январе 1972 г. Председателям Советов Министров HP Болгарии и СССР»