[1744]. Позиция президента Румынии не оставляла сомнений относительно того, что он продолжал рассматривать как вполне реальную угрозу военного вмешательства со стороны своих союзников по ОВД, аналогичной тому, которое произошло в августе 1968 г. в отношении Чехословакии.
Советская сторона пыталась воздействовать на румынскую, используя руководство НРБ. Главе БКП рекомендовалось сообщить о том, что «социалистические страны, в частности Болгария, отмечают, что румыны активизировали военные контакты с Западом на уровне министра обороны, Генерального штаба, осуществлены и планируются около 30 контактов с военными делегациями капиталистических стран в 1975 г. Эти мероприятия создают впечатление, что они устраиваются с демонстративными целями». Софии предстояло также убедить Бухарест отказаться от участия в любой форме в Движении неприсоединения из-за членства СРР в Варшавском Договоре, а также отказаться от стремления войти в так называемую пятёрку, представлявшую интересы коммунистического блока в Специальном Комитете ООН, из-за проблемы баланса представительства в нём. Не менее болезненной для Москвы являлась проблема взаимоотношений СРР и КНР, так как Китай продолжал жёстко выступать на международной арене против СССР. Т. Живкову поручалось сказать его румынскому собеседнику о «неприемлемости» такой дружбы[1745].
В это же время, но по противоположным причинам албанское руководство начинало проявлять беспокойство по поводу проводимой КНР на Балканах политики. В Тиране опасались понижения своей значимости для китайских союзников, начавших политику «открытых дверей». Это вызывало опасения у албанского руководства, так как, помимо политического аспекта, существовал ещё и военно-технический, заключавшийся в китайской помощи при обеспечении обороноспособности НРА. Примечательным фактом являлась характеристика соотношения сил на Балканском полуострове в том виде, как она рисовалась в начале июля 1975 г. Э. Ходжей в его дневниковой записи под названием «Балканы, великие державы, Китай и мы»[1746]. Он, в частности, делал вывод о том, что на Балканах сложилась ситуация, близкая по своему характеру той, которая существовала в регионе в середине XIX в., когда он рассматривался в мировой политике как «пороховой погреб Европы». Имея в виду разделение государств полуострова по принадлежности их к военно-политическим блокам, глава АПТ достаточно негативно оценивал политику практически всех Балканских стран. Картина регионального пространства представлялась в следующем виде: «Великие державы, находясь за кулисами, дёргают за нити Югославию, Грецию, Болгарию, Румынию и Турцию. Социалистическая Албания сама разрезала эти нити болыпи-ми ножницами»[1747]. Характеризуя позицию коммунистических государств полуострова, Ходжа рассматривал внешнеполитический курс Румынии как непоследовательный, демонстрирующий показной антисоветизм, призванный обеспечить особые отношения Бухареста с Москвой и Вашингтоном в личных интересах Н. Чаушеску[1748]. Другая балканская коммунистическая страна – Болгария рассматривалась им как последовательный сателлит СССР[1749]. В контексте настойчивых китайских рекомендаций Тиране усилить взаимодействие с Белградом Э. Ходжа достаточно жёстко оценивал позицию СФРЮ. Он обращался к идеологическим аргументам в пользу невозможности такого союза и обвинял (пока лишь в непредназначенных для посторонних глаз личных записях) Чжоу Эньлая в отходе от марксизма-ленинизма, так как он, по выражению главы АПТ, «предлагает нам [Албании] нарушить принципы и целоваться с Тито и титоистами!»[1750]. Вывод Ходжи был однозначным: «Целью неграмотных китайцев является “Балканский союз” под руководством “антисоветской” Румынии и “проамериканской” Югославии. Также проанглийская, профранцузская и проамериканская демократическая Греция и имеющая аналогичные характеристики Турция объединяются с “прокитайской Албанией” и просоветской Болгарией. Явная русская солянка, приготовленная китайцами, и весь этот “союз” направлен против Советов. Но кто будет слушать и выполнять эту глупость? Все балканские страны имеют в отношениях между собой глубокие противоречия, собственные интересы, у каждой разные союзники, за исключением Албании, и все занимаются политической торговлей, за исключением Албании; клики, которые правят на Балканах, продаются великим державам. “Возражения”, которые могут возникнуть у них и великих держав, носят конъюнктурный характер»[1751]. Активизация внешней политики Пекина на Балканах и, прежде всего, в отношении Румынии и Югославии, осуждалась главой АПТ с использованием идеологических аргументов, за которыми просматривалось недовольство тем, что Албания теряла статус привилегированного союзника КНР. Попытки Белграда демонстрировать особое расположение к населённому преимущественно албанцами краю Косово и стремление И. Броз Тито использовать это в отношениях с Тираной[1752] рассматривалось Э. Ходжей и его ближайшим окружением с совершенно иных позиций, а именно: с точки зрения использования югославской стороной «фактора Косово» для политического проникновения в Албанию и оказания влияния на неё[1753].
На фоне усилившихся попыток КНР сплотить в рамках неформального военно-политического союза Албанию, Югославию и Румынию, которая стремилась укрепить свои позиции во взаимоотношениях с Западом и Востоком, повышалось значение «румынского фактора» в развитии военно-политической ситуации на Балканах. Руководство СРР, помимо проявлявшихся им внешнеполитических и экономических интересов, настойчиво пыталось получить поддержку США на международном уровне. Оно также просило Вашингтон предоставить Румынии статус наибольшего благоприятствования в торговле[1754] и предлагало для американских инвестиций широкий набор отраслей национальной экономики и конкретных промышленных объектов. В 1975 г. стала проявляться заинтересованность румынской стороны и в получении американских военных технологий для оборонной промышленности СРР, а также военной техники. Во многом этому способствовали первые успехи румынского ВПК в строительстве боевых самолётов в рамках совместного румыно-югославского проекта, когда уже на смену опытной модели 1974 г. Н. Чаушеску был продемонстрирован в июле 1975 г. двухместный боевой самолёт-штурмовик. Из вооружений особый интерес для румынской стороны представляли средства ПВО – переносные зенитно-ракетные комплексы («Stinger», FIM-43 Redeye, аналогичные советскому 9К34 «Стрела-3») и средства противотанковой борьбы – переносные или перевозимые ракетные комплексы (BGM-71 TOW, аналогичные советским ПТУРам ЗМ6 «Шмель» и ПРК «Малютка» 9К14/9К11)[1755]. Обращение к этому виду вооружений, обладавшему высокой степенью мобильности и рассчитанному на действенное использование малыми силами, во многом отвечало концепции национальной обороны и военной доктрине в целом, принятыми под влиянием идеи об «общенародной войне». Однако для США продажа подобного вооружения стране-члену Варшавского пакта, несмотря на особый статус Румынии, была невозможна по многим причинам, включая вероятность попадания его в СССР. Американские военные технологии, представлявшие особый интерес для румынской стороны, имели прямое отношение к космическим исследованиям, материалам и оборудованию видеообнаружения (в инфракрасном и других участках спектра), оптическому оборудованию для электронных систем, геофизическому оборудованию, средствам радарного и телескопического обнаружения летающих объектов, а также технологиям аэросъемки с высокой степенью разрешения. Вся запрашивавшаяся у США спецификация оборудования и материалов относилась к военной сфере и подпадала под жёсткий контроль американских военных органов, так как не могла экспортироваться в страны-члены Варшавского договора, о чём и заявлялось во внутренней переписке Госдепа США[1756]. Одновременно американская сторона выражала сомнение по поводу целей румынского запроса, подозревая, что Румыния могла передать полученные материалы и оборудование непосредственно СССР. Серьезность вопроса, помимо всего прочего, обуславливалась возможностью поднятия этой темы румынским руководством во время предстоявшего визита президента США Дж. Форда в Бухарест 2-3 августа 1975 г.[1757], т. е. после проведения заключительного заседания Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, которое должно было работать 30 июля – 1 августа в г. Хельсинки[1758]. Таким образом, тема военных закупок Румынии в США превращалась в важный для двусторонних отношений предмет обсуждения.
На состоявшихся в Бухаресте румыно-американских переговорах, проходивших, как и было запланировано, 2-3 августа, румынская сторона вновь обращалась к опасной с её точки зрения возможности военного вмешательства со стороны государств-победителей во Второй мировой войне во внутренние дела побежденных стран. Как заявлял Н. Чаушеску, «продолжать жить под сенью Потсдамского договора означает риск интервенции в любой момент». Одновременно его беспокоил недостаточный учёт роли и места малых и средних государств при обсуждении вопросов разоружения и заключения соответствующих договоров по этому вопросу[1759]. Особое значение для американской стороны имело продолжение избранного Н. Чаушеску курса на укрепление национальной независимости. В этом контексте важную роль начинали играть отношения Румынии с Югославией, сохранению независимости и территориальной целостности которой, в случае ухода с политической сцены И. Тито, придавалось большое значение и Вашингтоном, и Бухарестом в силу позиций СФРЮ с системе региональных отношений и мировой политики как одного из лидеров Движения неприсоединения