[1760]. В весьма откровенной форме Н. Чаушеску коснулся в беседе с американским президентом взаимоотношений Румынии с Советским Союзом в связи с территориальными изменениями. Он охарактеризовал «“реституцию” в пользу Советского Союза Бессарабии после Второй мировой войны и передачу Северной Буковины как “урон” для Румынии, которая владела Бессарабией 20 лет»[1761]. Не менее откровенно глава коммунистической Румынии ответил на вопросы американских собеседников – президента США Дж. Форда и Госсекретаря Г. Киссинджера о ситуации в Кремле, заявив, что едва ли возможно ещё более жёсткое руководство, чем существующее, а изменения в нём президент Румынии связал с приходом молодого поколения[1762].
Подписание итогового документа Хельсинкского совещания 1 августа 1975 г. с точки зрения внешнеполитических интересов руководства СФРЮ оправдало его надежды. Не менее важным событием для него был визит Президента США Дж. Форда в Югославию, которую он посетил 3-4 августа 1975 г. после встречи в Бухаресте с главой Румынии Н. Чаушеску. В отличие от детальных переговоров с румынской стороной, встреча американского президента и Тито заняла немного времени – всего чуть более полутора часов с утра 4 августа – и касалась в основном проблем Ближнего Востока. Американская сторона полагала, что Югославия, имея собственные интересы в этом регионе, сможет положительно повлиять на ситуацию. Однако мнение официального Белграда об Израиле как основной силе, мешающей добиться мирного урегулирования, были вновь повторены руководством СФРЮ[1763]. Состоявшиеся переговоры фактически не принесли никаких результатов и были важны только с точки зрения демонстрации желания Вашингтона сотрудничать с титовской Югославией, как и с соседней Румынией.
Совершенно иная ситуация складывалась в советско-югославских отношениях. Югославская дипломатия добилась определенных положительных результатов на советском направлении. Это было обусловлено стремлением руководства СССР удерживать СФРЮ хотя бы частично в орбите своего влияния. Череда визитов представителей высшего югославского руководства в Москву – сначала Э. Карделя, а затем главы МИДа СФРЮ М. Ми-нича – была призвана решить болезненную для Белграда проблему – использование советской стороной в её пропагандистских акциях против руководства Югославии находившихся в СССР югославских эмигрантов[1764]. В конечном счёте, Кремль согласился на окончательный отказ от своей прежней политики в этом вопросе[1765]. Улучшение отношений СФРЮ с СССР затрагивало взаимоотношения между Белградом и Бухарестом.
В то время как коммунистические государства Балканского полуострова, хотя и по разным причинам, достаточно активно участвовали в так называемом хельсинкском процессе, Албания заняла противоположную позицию. Реакция Э. Ходжи на подготовку к Совещанию по безопасности и сотрудничеству в Европе, состоявшемуся 30 июля – 1 августа 1975 г. и принявшему Заключительный акт, продолжала оставаться негативной[1766]. Позиция главы Албании по отношению к совещанию определялась как внутриполитическими, так и международными факторами. Политика неучастия в международных конференциях была продолжена Э. Ходжей и в отношении предлагавшейся в декабре 1975 г. Грецией встречи представителей балканских стран для решения проблем безопасности. Отвергая, с одной стороны, идею такой конференции как неосуществимую из-за противоречий стран региона и активной роли великих держав, стремящихся использовать их, с другой, глава АПТ считал, что в мире существует ситуация, чреватая военно-политическим конфликтом[1767]. Столь противоречивый подход, в действительности, объяснялся стремлением Э. Ходжи продолжить избранный им «особый курс» и не допустить подпадания под чьё-либо влияние Он предпочитал двусторонние отношения многосторонним договоренностям. Поведение НРА на международной арене зависело от принимавшихся лично Э. Ходжей и его ближайшим окружением решений. Степень влияния самого главы коммунистического режима Албании на этот процесс зависела от того, насколько он был в состоянии контролировать ситуацию в партийно-государственном руководстве и в целом положение в стране. Пристально следившие за происходящим в НРА аналитики и представители дипломатических кругов Западного блока, включая США, несмотря на закрытость Албании для внешнего мира и тотальную секретность, распространявшуюся властями на внутриполитическую информацию, приходили к выводу о том, что Э. Ходжа установил полный контроль над вооруженными силами. В то же время внутри руководства АПТ, как справедливо отмечали эксперты, продолжали сохраняться признаки нестабильности и напряженных взаимоотношений. Примечательным был анализ ситуации, сделанный итальянскими дипломатами, аккредитованными в Тиране и считавшими, что существует конфронтация между сторонниками «жёсткой линии» во внешней политике из числа старой партийной гвардии – участников партизанской борьбы в годы Второй мировой войны, и теми, кто поддерживал «мягкую линию»[1768]. В этой связи иностранные дипломаты обращали внимание на публикацию в партийном органе – журнале «Руга э партисе» статьи «третьего человека» в партийной иерархии – X. Капо, В материале заявлялось о необходимости проявлять бдительность из-за возможных враждебных действий, «остатков прошлого и остатков иностранного влияния» в стране[1769]. Изменения, происходившие в персональном составе руководства НРА и АПТ, оказывались в центре внимания высших чиновников США, отвечавших за внешнеполитическое направление. Это было обусловлено стремлением американской стороны определить основной вектор возможного развития коммунистического режима Албании и его внешней политики[1770]. В августе 1975 г. посол США в СФРЮ Л. Зильберман, полагаясь на информацию, поступившую к нему[1771], выдвинул предположение о том, что возникшие у Э. Ходжи проблемы со здоровьем ведут к усилению позиций М. Шеху – премьер-министра НРА и по совместительству министра обороны. Албания, по мнению посла, входила в период политической нестабильности[1772]. Подобный вывод, делавшийся на основании косвенных данных, не соответствовал, однако, действительности, что было связано со слабой информированностью дипломатических представителей многих стран Западного блока о положении в руководстве НРА, где было ограниченное количество иностранных дипломатов[1773]. Ожидание изменений во внешней политике во многом базировалось именно на подобных данных. Определенные надежды на изменение ситуации в стране и заинтересованность в том, чтобы Албания не оказалась под влиянием противостоявших США и НАТО сил, выражались как в Госдепе США, так и на ряде заседаний в НАТО представителей гражданской и военной бюрократии Североатлантического блока, в котором внимательно следили за внутриполитическим развитием НРА и её внешнеполитическим курсом. Особое внимание придавалось роли и месту Албании в региональной политике[1774].
В противостоявшем военно-политическом альянсе – Варшавском пакте – военно-стратегический аспект региональной ситуации рассматривался СССР с позиций возможного усиления влияния «социалистических стран» на Балканах. В этой связи, как считали в Москве, болгарской стороне предстояло активно действовать на греческом и турецком направлениях и стремиться к ограничению влияния НАТО. Одновременно балканская политика Бухареста оценивалась в Кремле как совершенно противоположная этим целям[1775]. Данная точка зрения полностью поддерживалась болгарским руководством. Оно постаралось использовать ситуацию во время болгаро-турецких переговоров 2 декабря 1975 г. Сославшись на инициативу греческого премьер-министра К. Караманлиса, выступившего в поддержку идеи многостороннего общебалканского сотрудничества, глава Болгарии Т. Живков заявил в разговоре с турецким премьер-министром С. Демирелем о том, что София «не поддерживает никакие инициативы, если они не отвечают или направлены против интересов какой-либо балканской страны». В связи с этим Живков сослался на имевшуюся у руководства НРБ информацию, в соответствии с которой «было видно, что Румыния, Югославия и Греция обсуждают некоторые проекты о совместных мероприятиях без предварительной консультации с нами, и мы ни в каком случае не можем согласиться, чтобы такие проблемы рассматривались и решались без нас или за нашей спиной». При этом глава Болгарии особо стремился подчеркнуть отказ его страны обсуждать подобные инициативы без участия Турции[1776].
Со своей стороны, аналитики американского разведывательного сообщества делали выводы о том, что «изменения режимов в Португалии и Греции, продолжающиеся успехи итальянских коммунистов, кипрская ситуация породили для Советского Союза как возможности, так и проблемы… Советы рассматривают эти изменения как создающие проблемы для позиций США в Европе и, возможно, на Ближнем Востоке, и, таким образом, как определенные успехи для них самих. В то же время Южная Европа не является центром первостепенной значимости для советской политики, и Москва не хочет предпринимать усилий с целью расширения своего влияния там для вмешательства в условиях аккуратно построенных ею отношений с Центральной Европой и США»