[1961]. Однако уже 21 декабря 1976 г. министр обороны генерал-полковник И. Коман направил Н. Чаушеску специальный доклад, в котором предлагал отказаться от этой модели вертолетов в связи с тем, что они не отвечают новым требованиям, и заменить их на более совершенные французские SA 330 «Пума» или советские Ми-8. Чаушеску не согласился с этой рекомендацией, основанной на мнении экспертов, и поручил усовершенствовать IAR-316[1962].
Приобретение компонентов и важных узлов для производства военной техники, прежде всего авиационной и сухопутной (танки), являлось важной составляющей оборонной политики Бухареста, стремившегося создать национальную военно-промышленную базу не только для оснащения собственных вооруженных сил, но и для имевшегося в виду в перспективе экспорта продукции за рубеж[1963]. Во время проводившейся осенью 1976 г. в Румынии выставки вооружений и военной техники Чаушеску поручил министру машиностроения И. Авраму и министру внешней торговли и международного экономического сотрудничества И. Пэцану провести переговоры с британскими и китайскими специалистами с целью получения лицензий для производства двигателей для румынского боевого самолёта, что не удалось сделать главе Румынии в 1967 г., когда он обратился к Л. И. Брежневу с просьбой предоставить лицензию на производство боевого самолёта МиГ-21[1964]. По линии технической разведки Чаушеску дал поручение провести негласную закупку технологий и документации военного назначения в США и странах НАТО в обход имеющихся запретов с их стороны, существовавших в отношении государств-членов Восточного блока[1965]. 8 декабря 1976 г. глава Управления внешней разведки (Directia de Informatii Exteme) генерал-полковник H. Дойчару получил через секретариат ЦК РКП одну из копий секретного письменного поручения за подписью Н. Чаушеску. В нём ставилась задача проведения закупок военного оборудования с оплатой из секретных фондов в размере 200 тыс. долларов США[1966].
Параллельно с деятельностью, направленной на получение военно-технической документации и образцов техники за рубежом, румынская сторона форсировала производство собственных моделей тяжёлой военной техники, в частности, танков[1967]. Основная сложность, с которой столкнулась танкостроительная отрасль ВПК Румынии, о чём сообщали 28 июня 1976 г. в докладной записке Н. Чаушеску министр обороны И. Коман и министр машиностроения И. Авраам, заключалась в создании силовой установки (двигателя) для проектируемого на базе советского танка Т-55 танка TR-580 (Tanc Romanesc Model 580)[1968]. К марту 1977 г. было создано 10 единиц опытных образцов танка, многие из узлов которого были разработаны по оригинальной технологии румынскими инженерами. В 1979 г. началось массовое производство TR-580 с силовой установкой мощностью 800 л. с. румынского производства[1969], которая была создана на базе полученного в результате спецоперации румынской разведки двигателя для производившегося в ФРГ танка «Леопард»[1970].
Ситуация, складывавшаяся в вооруженных силах СРР с танками, свидетельствовала об особенностях подхода румынской стороны к использованию этой техники в планировании обороны страны на «восточном направлении». Несмотря на создание танкостроительной отрасли в структуре национального ВПК и взятый курс на оснащение вооруженных сил техникой собственного производства, руководство страны и, соответственно, военного ведомства полагало, что в случае военного конфликта с советским союзником по Варшавскому пакту танковая техника окажется уязвимой из-за возможного использования мощного арсенала советских противотанковых средств наземных и военно-воздушных сил[1971]. В то же время наличие танковых сил позволяло рассчитывать на получение дополнительного времени для организации очагов сопротивления. Поэтому, помимо имевшихся на вооружении советских танков разных моделей, румынский ВПК приступал к производству собственной версии советского танка Т-55. Глубокая модернизация этой модели в определенной степени компенсировала невозможность получения Бухарестом советских лицензий на производство танков Т-72, как, впрочем, и в случае с боевыми самолетами МиГ-23. Просьбы румынского руководства к советской стороне по данным вопросам были отклонены советской стороной, что вызвало негативную реакцию Бухареста[1972].
Несмотря на провозглашенный в системе международных отношений детант, оборонная политика государств на региональном уровне продолжала свидетельствовать о проведении серьезных мероприятий, направленных на повышение качественных показателей обороны. Это относилось и к тем из коммунистических государств Балканского полуострова, которые не входили в блоки.
В контексте определявшихся югославским руководством источников внешних угроз в виде вероятности нападения сверхдержавы или членов конкретного военно-политического блока на СФРЮ сложившаяся система обороны свидетельствовала о высокой степени готовности к отражению подобной агрессии. Это относилось как к регулярным вооруженным силам в лице ЮНА, так и к двум другим вооруженным структурам – Территориальной и Гражданской обороне. Аналитики американских разведывательных организаций не ставили под сомнение подлинный характер опасений Белграда относительно наиболее вероятного, по его мнению, источника угроз – Варшавского пакта. Мотивацией действий ОВД могло выступить его желание «вернуть» СФРЮ в орбиту своего влияния[1973]. Однако на смену прямой интервенции в отношении СФРЮ как главной угрозы, по мнению югославского руководства (что становилось ясно и американским экспертам из разведывательных организаций), приходила другая – возможность проведения подрывных операций внутри СФРЮ со стороны Запада или Востока[1974]. Слабость ЮНА и двух других организационных структур – Территориальной и Гражданской обороны – заключалась в малом количестве новейших типов вооружений; отсутствии стандартизации и большом разнообразии образцов военной техники и вооружений местного, советского, американского и европейского производства; недостатке средств транспортировки; децентрализации системы командования и контроля, способных замедлить проведение операций на начальном этапе активных боевых действий. Серьезные финансовые проблемы также ослабляли боеспособность вооруженных сил СФРЮ, по мнению западных аналитиков[1975]. Однако наряду с указанием на эти слабости при проведении Югославией оборонной политики, зарубежные эксперты приходили к обоснованному выводу и о её сильных сторонах. Они, в частности, отмечали, что «планы югославов выглядят реалистично», а «вооруженные силы, вероятно, могли бы успешно реализовать стратегический план, а именно: оттянуть захват трети части страны на севере на несколько дней с тем, чтобы позволить командованию и основной части вооруженных сил перегруппироваться в горных районах внутри страны, откуда они могли бы продолжить борьбу»[1976].
Техническая составляющая обороны СФРЮ становилась в этих условиях одним из важных компонентов военной доктрины в целом. Проведение летом 1976 г. испытаний штурмовика Soko J-22 Огао, производившегося совместно с Румынией, свидетельствовали об определенном успехе югославского военно-промышленного комплекса, на который делалась ставка югославского руководства, надеявшегося обеспечить потребности собственных ВВС в отечественной технике, а также перейти к экспорту этого вида техники за рубеж
Активизация в области укрепления обороны Албании – ещё одного коммунистического балканского государства, не являвшегося членом военно-политических блоков, по плану строительства фортификационных сооружений во второй половине 1976 г. сопровождалась дальнейшим ухудшением взаимоотношений Тираны и Пекина. На состоявшемся в октябре X Пленуме ЦК АПТ Ходжа выразил несогласие с точкой зрения руководства КПК по вопросу так называемого третьего мира, к государствам которого китайская сторона относила и КНР, в то время как Ходжа был сторонником разделения мира на социалистический (в него, по утверждению главы Албании, входило пока только два государства – НРА и КНР) и капиталистический. Этот идеологический, на первый взгляд, спор в действительности имел прямое отношение к внешнеполитическим позициям Тираны и её оборонной политике, так как для албанской стороны был важен союз с КНР, базирующийся на идейно-политической основе блок двух социалистических государств, в отличие от государств Восточной Европы, которые социалистическими руководством Албании не считались[1977]. В то же время глава АПТ стремился временно воздержаться от открытой полемики с китайской стороной. Это было связано с тем, что после смерти 9 сентября 1976 г. Мао Цзэдуна ситуация в Пекине оставалась для Э. Ходжи неясной. Он стремился выждать время, с тем чтобы выяснить дальнейшие шаги нового руководства как в целом на международной арене, так и в частности – по отношению к Албании. Более того, после кончины китайского руководителя албанская пропаганда оценивала его деятельность только в положительном тоне. В стране был объявлен трёхдневный государственный траур.
Проходивший 1-7 ноября 1976 г. VIII съезд АПТ, на котором с отчётным докладом выступил Э. Ходжа, был призван закрепить основные направления во внешней и оборонной политике НРА в контексте существовавшего у главы Албании видения мира. Ходжа озвучил важные для понимания оборонной политики тезисы накануне принятия новой конституции. Её проект содержал положение о запрете размещения иностранных военных баз, а также любых иностранных вооруженных сил (ст. 91) на территории страны. Суть политики Тираны в вопросах обороны определялась следующим образом. Во-первых, принцип опоры на собственные силы становился главным не только для хозяйственно-экономического развития, но и для оборонной сферы