10 июля 1978 г. о существовании серьезной опасности для обороны Албании из-за прекращения помощи КНР. Судя по всему, Ходжа преследовал выполнение сразу двух задач. Во-первых, он лично информировал военных о произошедшем, показывая всю важность происходящего. И, во-вторых, не исключалось его желание не допустить распространения прокитайских настроений в военной среде, так как отныне Пекин обвинялся в предательстве, и не оставалось места для других интерпретаций[2161]. В свою очередь, начальник Генерального Штаба, заместитель министра обороны и член ЦК АПТ В. Лакая выступил 10 июля 1978 г. на торжественном совещании в министерстве, посвященном 35-летию создания Генерального штаба. Он заявил, что «отечество не может защищать только регулярная армия, но оно должно защищаться всем народом», а весь народ НСРА – это армия. Одновременно подчеркивался факт враждебного окружения Албании «импе-риалистами-ревизионистами», а также отвергался принцип «ограниченного суверенитета». Однако наиболее примечательным было утверждение Лакая о том, что «приём иностранных войск, даже под личиной так называемой “армии из социалистической страны” является в действительности оккупацией, потерей свободы и независимости»[2162]. Таким образом, отвергалась любая возможность военно-политического союза Тираны с какой-либо коммунистической страной и подчеркивалась ставка на собственные силы.
Заседание Политбюро, посвященное обсуждению сложившейся ситуации в албано-китайских отношениях, прошло 11 июля 1978 г. На нём Э. Ходжа заявил о том, что часть мероприятий по реализации двустороннего албано-китайского соглашения фактически оказалась сорвана, «не было закончено строительство и отозваны специалисты»[2163]. Глава АПТ сослался также на рекомендации китайской стороны пойти на заключение военного союза с Югославией и Румынией и заявил, что Албания сразу же отказалась от этого плана. Судя по всему, обращение Ходжи к этнополитическому фактору преследовало цель убедить присутствующих в необходимости его использования в отношении возможного союзника в лице СФРЮ. Его заявление было облечено в форму предупреждения СФРЮ, т. е. тем, кто будет «участвовать в китайских интригах против албанского народа, социалистической Албании», так как в таком случае «все албанцы повсюду как единое целое отвергнут их и победоносно выступят против них»[2164]. С целью подчеркнуть опасность происходящего Ходжа сослался на раскрытый в вооруженных силах заговор (речь шла о так называемой «группе Балуку»), участники которого якобы намеревались совершить государственный переворот[2165]. При обсуждении дальнейших действий, связанных с вручением ноты правительства КНР и с принятием решения об обнародовании факта получения ноты, чтобы «избежать кривотолков» (против чего была китайская сторона), Э. Ходжа упомянул о существовании неких писем покойного Мао Цзэдуна, в которых он якобы заявлял не только об изменении границ СССР, но также и европейских границ в будущем[2166]. Однако эта тема не была развита, вероятнее всего, из-за опасения, что в случае обнародовании подобной информации Албания могла столкнуться с серьезными проблемами в отношениях со своими соседями, так как являлась долгое время ближайшим союзником КНР и, таким образом, разделяла взгляды Пекина на перспективу изменения границ. Обмен китайской и албанской сторонами официальными нотами 27 и 29 июля 1978 г., содержавшими детали двусторонних связей, подтверждал делавшиеся ранее рядом экспертов предположения о подлинном характере взаимоотношений между НСРА и КНР[2167]. Ответ албанской стороны, будучи опубликован 30 июля 1978 г. в органе ЦК АПТ газете «Зери и популлит», привлек особое внимание. Он содержал конкретные статистические данные и факты политических консультаций между Тираной и Пекином, ранее не доступные посторонним из-за строжайшей секретности, окружавших их. Само обнародование албанской стороной плана китайского руководства о расширении военного сотрудничества между НСРА, СФРЮ и СРР, который албанское руководство называло планом «оси Тирана – Белград – Бухарест», уже являлось подтверждением делавшихся ранее зарубежными аналитиками предположений относительно внешнеполитических устремлений Пекина в Балканском регионе и в Восточном блоке в целом. Достоянием гласности стали рекомендации Чжоу Эньлая о необходимости взять на вооружение партизанскую тактику и заключить военный союз с Югославией и Румынией, которые могли выступить поставщиками вооружений для Албанской народной армии[2168]. Сам Э. Ходжа обвинял Б. Балуку как сторонника китайских рекомендаций и резко выступал против тактики «скольжения», «горной войны» и «теории партизанской войны», а также военного союза с Югославией и Румынией, видя в этих советах желание китайской стороны использовать Албанию в своих внешнеполитических стратегических планах в Балканском регионе[2169]. Глава АПТ следил за реакцией на албанский ответ и отмечал его резонансный характер[2170].
§8. «Румынская проблема» Варшавского пакта
Складывавшаяся в Организации Варшавского Договора ситуация свидетельствовала о продолжавшейся сохраняться проблеме создания централизованных командных структур. Советская сторона стремилась добиться от союзников по пакту одобрения специального документа, легитимировавшего такую систему Решение об этом было принято как на предыдущем заседании ПКК, так и на встрече Комитета Министров Обороны стран-членов ОВД в декабре 1977 г. На проходившем 12-14 июня 1978 г. в Софии заседании Начальников Генеральных Штабов представлявший советское военное руководство генерал С. Романов заявил о том, что «внимательный анализ проблемы общей обороны… приводит к заключению о том, что будущая война, если она будет развязана империалистическим агрессором, становится основным конфликтом между классами двух противостоящих систем, капиталистической и социалистической… Вероятнее всего, в такой войне будет задействован потенциал всех доступных средств разрушения… Стратегическое и тактическое ядерное оружие может стать главным средством уничтожения противника…»[2171] Основные задачи Объединенных Вооруженных сил Варшавского пакта при осуществлении стратегической операции на ТВД были «оборона против вражеской агрессии, отражение ядерного удара с его стороны, достижение стратегической инициативы путем ликвидации основных группировок ракетных ядерных сил, сухопутных сил, тактической авиации и военно-морских сил противника на театре военных действий и достижение полной победы над врагом». Столь широкий комплекс задач обуславливал, по мнению советской стороны, необходимость введения принципа единоначалия Объединенных Вооруженных Сил в лице одного командующего, отвечающего перед государственно-политическим руководством[2172]. При этом выступавший перед собравшимися генерал С. Романов сослался на проходившую в Вашингтоне 30-31 мая 1978 г. встречу глав правительств и государств-членов НАТО, на которой вопросу координации и командной ответственности уделялось особое внимание[2173]. Он подчеркивал необходимость непосредственного распоряжения силами ОВД на театре военных действий, включая фронты и флоты, отдельные армии и тактические подразделения, одним лицом – командующим.
Легитимация принципа единоначалия в командной системе Варшавского пакта была способна серьезно повлиять на действенность проведения фланговых операции блока на Юго-Западном ТВД, так как способствовала бы полному подчинению всех сил и средств единому командованию в целях реализации единой стратегической операции. Имея в виду позицию румынского руководства по вопросу подчинения национальных вооруженных сил фактически советскому стратегическому командованию, Москва была заинтересована добиться от Бухареста согласия на принятие им советских предложений. В свою очередь, американские военные эксперты стремились определить возможные действия ОВД на фланговых или так называемых периферийных направлениях, к числу которых относился Балканский и Средиземноморский сектора. В соответствии со сделанными ими в сентябре 1978 г. предположениями, базировавшимися, как они признавались, на «ограниченном количестве данных», «концепции выбора цели Советами для сил на периферии (т. е. флангах. – Ар. У.) указывают на предпочтения – боевое противодействие, направленное на ликвидацию ядерных сил противника и создание условий, благоприятных для успешных действий [собственных] сухопутных сил»[2174].
Планирование фронтовой операции, по мнению советского военного руководства (о чём стало известно американской стороне из полученных ЦРУ США секретных советских документов), включало использование трёх-четырёх армий (одна из которых была танковая), от трёх до пяти резервных дивизий, одной воздушной армии с двумя-тремя дивизиями истребителей и одной-двух дивизий штурмовиков, а также одной дивизии бомбардировщиков. Помимо этого, предусматривалось использование двух фронтовых ракетных бригад, одного-двух артиллерийских дивизионов, одной-двух бригад истребителей танков (САУ) и от четырех до пяти полков ПВО с ракетами «земля-воздух», одной бригады ВДВ.
Таким образом, в распоряжении командующего фронтом находилось бы от 22 до 25 дивизий, включая 8-10 танковых, 130-160 оперативно-тактических и тактических пусковых установок; 3700-4100 артиллерийских установок; 6200-7100 танков, более 2000 противотанковых орудий и ракет, 6200-7000 БМП, 600-800 боевых самолётов, включая 400-500 самолётов, способных нести ядерное оружие