Для находившейся в самоизоляции Албании активизация коммунистических государств Балканского полуострова на международной арене выглядела подозрительно. Тирана попыталась «прозондировать» почву по поводу налаживания отношений с рядом членов Варшавского пакта и даже ближайшим союзником СССР – Болгарией, о чём Т. Живков сообщил Л. И. Брежневу. Однако, как понимала советская сторона, Э. Ходжа не собирался менять своего отношения к Москве[2187]. В свою очередь, болгарская сторона была заинтересована в развитии отношений с НСРА, так как руководствовалась не только политическими, но и военно-стратегическими соображениями, имея в виду «югославский фактор» на полуострове. София стремилась урегулировать отношения с Албанией, но хотела при этом минимизировать подозрения своего главного союзника – СССР относительно болгарских планов на «албанском» направлении. Поэтому глава НРБ Живков аргументировал при переговорах с Брежневым 14 августа 1978 г. необходимость действий Софии тем, что «НАТО предпринимает меры, чтобы использовать вакуум в отношениях Албании с Китаем». Москва рассчитывала на обращение к ней, в первую очередь, албанской стороны. Без ссылки на эти очевидные ожидания, но имея их в виду, а также учитывая и подозрительность Кремля, Живков пытался убедить Брежнева в том, что «в данный момент мы не видим для Албании возможности урегулировать отношений одновременно со всеми братскими странами, в том числе и с Советским Союзом. Для албанцев в данный момент это было бы политическим самоубийством. По нашему мнению, нам необходимо работать для того, чтобы не допустить американцев и НАТО воспользоваться создавшимся положением, и мы должны бороться против их намерений… Нет необходимости здесь указывать на то, что представляет собой Албания в стратегическом отношении». При этом Живков заверял Брежнева в том, что болгарская сторона будет согласовывать все свои действия по данному вопросу с советской[2188].
Совершенно иную позицию занимал в вопросах координации внешней политики с СССР Н. Чаушеску. Официальный визит 16-21 августа 1978 г. главы КПК Хуа Гофэна в Бухарест рассматривался как важный для него с точки зрения оказания морально-политической поддержки. Особое значение глава Румынии придавал сотрудничеству с КНР в области развития румынской тяжёлой промышленности и военно-технического сотрудничества. Опасения Москвы относительно возможности создания неформального военно-политического союза на Балканах под руководством Пекина с участием Румынии, Югославии, а при определенных условиях и Албании, не будучи продемонстрированы публично, тем не менее нашли своё выражение в публикациях советской прессы. Вопрос о неформальном военно-политическом блоке привлекал внимание и зарубежных экспертов, наблюдавших за китайской дипломатией в регионе и советской реакцией на её действия[2189]. Обострение болгаро-югославских отношений по «македонскому вопросу» в августе 1978 г. в связи с празднованием очередной годовщины Илинденского восстания 1907 г. стало подтверждением предположений экспертов относительно перспектив взаимоотношений между Софией и Белградом. В этой связи визит главы КНР Хуа Гофэна в СФРЮ 21-29 августа 1978 г. в ходе его балканской поездки имел для руководства Югославии принципиальное значение, так как являлся демонстрацией морально-дипломатической поддержки, оказываемой Белграду. Однако, как справедливо полагали западные эксперты, югославская сторона также подозревала, что «интересы Китая на Балканах были направлены, в большей степени, на противодействие “гегемонистским планам” Москвы в этой части Европы, а не на оказание реальной помощи малым народам, проживавшим там». Настороженность в отношении балканских планов Пекина заставляла И. Броз Тито избегать демонстративной близости с КНР, так как это могло крайне негативно повлиять на советско-югославские отношения[2190], тем более «что Китай – далеко, а мощный Советский Союз находится очень близко к югославским границам»[2191]. Одновременно в югославском руководстве усилились подозрения о том, что два наиболее близких союзника по Варшавскому пакту – Болгария и СССР – стремились усилить своё присутствие в регионе, используя активизацию взаимоотношений с Афинами. Подтверждением подобных предположений были визиты министра иностранных дел Греции Г. Рал-лиса в Москву 6 сентября 1978 г. – первый за более чем 30 лет приезд главы греческого МИДа в СССР, и греческого премьера К. Караманлиса в Софию 6-7 ноября 1978 г. Являясь членом НАТО, занимавшим особые позиции в альянсе, Греция представляла особый интерес как для стран, входивших в Варшавский блок, так и для неприсоединившейся Югославии. Её руководство рассчитывало на усиление во внутриполитической жизни Греции левоцентристского Всегреческого социалистического движения во главе с А. Папандреу, выступавшим за укрепление взаимоотношений с не входившими в блоки государствами. Состоявшаяся 27-30 сентября 1978 г. поездка секретаря ЦК СКЮ С. Доланца в Грецию для встречи с Папандреу рассматривалась руководством СФРЮ как важный шаг в деле сближения позиций неприсоединившейся Югославии и становившейся всё более независимой на международной арене Греции.
В аналитических материалах западных специалистов отмечалось, что «существует большое сходство во внешней политике Румынии и Югославии», так как «они преследуют главную общую для них цель во внешней политике: расширить свою независимость или коридор для маневра перед лицом советской политики господства»[2192]. Поэтому поездка Н. Чаушеску в Белград 16-17 ноября 1978 г. на переговоры с И. Броз Тито явилась логическим продолжением политики обоих руководителей, направленной на укрепление международных позиций своих стран. Для Чаушеску было важно получить поддержку в складывавшейся ситуации, когда руководство СССР оказывало на него серьезное давление в вопросах взаимоотношений с КНР, а также координации внешнеполитического курса в рамках Варшавского пакта. Эта встреча имела принципиальное значение для обоих руководителей ещё и потому, что проходила накануне поездки Чаушеску в Москву на заседание ПКК.
Взаимоотношения Белграда и Бухареста, имевшие стратегическое значение как для югославской, так и для румынской стороны, рассматривались руководством СФРЮ в декабре 1978 г. с учётом происходивших изменений в советско-румынских отношениях. Обеспокоенность проявлялась на уровне публикаций в югославской печати, формально не имеющей статуса официальных СМИ, связанных с органами власти СФРЮ. Политические аспекты находились в данном случае в тесной связи с оборонной политикой двух стран, занимавшихся совместным производством отдельных видов техники и имевших близкие по своему содержанию военные доктрины. В этой связи в популярной югославской газете «Политика» был опубликован материал работавшего в середине 60-х гг. в Москве корреспондентом югославского телевидения и радио М. Сундича. Он недвусмысленно отмечал, что «различия в позиции также усиливаются, становясь характерной чертой блоков или даже их членов, чьи интересы не всегда совпадают»[2193]. Не давая каких-либо комментариев, югославские СМИ постарались избежать прямой критики СССР и опубликовали высказывания главы Румынии Н. Чаушеску о том, что румынская армия не будет находиться под иностранным командованием и о стремлении Бухареста снизить военные расходы[2194].
Румыно-советские разногласия на прошедшем заседании ПКК стали достоянием гласности, чему способствовали и публикации югославских СМИ, обеспечивших фактически информационную поддержку позиции Н. Чаушеску. В то же время в ряде комментариев выражалась надежда на то, что во взаимоотношениях Бухареста и Москвы не будет дальнейшего обострения[2195]. Зарубежные аналитики отмечали в этой связи, что советское руководство было довольно сдержанной реакцией югославской стороны на действия румынского руководства во время заседаний ПКК Варшавского пакта. Причина подобного поведения югославского руководства, как, судя по всему, справедливо полагали эксперты, заключалась в том, что несмотря на их симпатию по отношению к внешнеполитической позиции Н. Чау-шеску, «нынешняя ситуация в их собственной стране столь серьезна, что они, вероятно, пытались избежать любого ухудшения взаимоотношений Югославии с Советским Союзом, имея в виду ожидавшийся уход Тито»[2196].
Реакция Болгарии на посещение Румынии и Югославии Председателем КПК и Премьером Госсовета КНР Хуа Гофэна была отрицательной. Как отмечал сам Т. Живков во время встречи с Брежневым 14 августа 1978 г., в публикациях болгарской прессы эти две страны не назывались[2197]. София рассматривала действия Пекина, США и НАТО как опасные для себя и, соответственно, для Москвы и стремилась не допустить создания обособленной группировки государств региона, которая потенциально была бы враждебна СССР и Болгарии[2198]. Подчеркивая полное согласие с советской позицией по данному вопросу, глава БКП преследовал и собственную цель – с одной стороны, ещё раз заявить о лояльности Кремлю, а, с другой, гарантировать для себя советскую поддержку в региональных делах. Внимание Москвы к Балканскому полуострову и координации действий по региональным делам с Софией было столь пристальным, что на встрече с Живковым 14 августа Брежнев сообщил своему собеседнику о том, что в случае необходимости советская сторона готова без отлагательств предоставить консультации руководству Болгарии по балканским делам