В другой балканской коммунистической стране – Албании действия китайской дипломатии в регионе воспринимались с особой подозрительностью. Поездка Хуа Гофэна в Румынию и Югославию рассматривалась Э. Ходжей как продолжение политики Пекина, направленной на создание неформального блока коммунистических стран полуострова. По мнению албанской стороны, план китайского руководства был рассчитан на сплочение ряда коммунистических государств, зависимых от КНР в политическом, экономическом и военно-техническом отношениях. Довольно резко отреагировала на балканскую поездку главы КНР и советская сторона. Белград, почувствовав, что сближение с Пекином создает угрозу проведению им независимой внешней политики, дал понять о неизменности избранного курса как члена Движения неприсоединения.
В соответствии с информацией, полученной ещё накануне визита главой АПТ через неофициальные каналы, китайская сторона собиралась обсуждать с румынскими и югославскими собеседниками экономические, военно-технические вопросы, а также стратегическую по своей значимости тему – укрепление отношений между Белградом и Бухарестом с возможным включением в это процесс Тираны. Однако позиция Румынии по данному вопросу, как следовало из неофициальных бесед албанских дипломатов с румынскими коллегами, была исключительно осторожной и заключалась в том, что Бухарест рассматривал такого рода союз как создающий трудности во взаимоотношениях с СССР. В то же время Румыния стремилась сохранить тесные отношения с КНР и СФРЮ в целях усиления собственных позиций как в регионе, так и в целом в Европе[2200]. Одновременно Э. Ходжа делал вывод о том, что даже в случае оказания нажима со стороны Хуа Гофэна на Тито и Чаушеску, они едва ли согласятся поддержать публично китайскую сторону. Это объяснялось Ходжей тем, что оба руководителя не были заинтересованы ухудшать отношений с соседями по Балканскому региону и, в частности, с НСРА (последнее являлось явным преувеличением. – Ар. У.)[2201], в то время как Пекин стремился создать «санитарный кордон» на Балканах против СССР[2202].
Боевая подготовка вооруженных сил СССР и Варшавского пакта рассматривалась советской стороной в ноябре 1978 г. в контексте координации и комбинированного использования различных родов и видов войск в ОВД. В этой связи отмечалось, что «учения на уровне стратегического управления, включая высшее командование на театрах военных действий, проводились более активно. Все виды стратегических действий и операций фронтов, флотов и оперативных подразделений видов Вооруженных Сил продолжают изучаться. Более конкретно было отработано сотрудничество армий союзных стран»[2203]. Положительную оценку советского военного руководства получили Штабы Прикарпатского Одесского военного округа. В то же время действия командования Южной Группы Войск оценивались критически из-за отсутствия оперативности при принятии решений на начальном этапе действий, что вело на заключительном этапе к поспешным и не продуманным решениям[2204]. Отмечалась также непродуманно сть концепции проведения учений Черноморского флота[2205], что свидетельствовало, судя по всему, и о чём не говорилось открыто даже в секретном документе ГШ ВС СССР, о слабой подготовке штабной работы и оперативно-тактического планирования ВМС на Юго-Западном ТВД.
Ещё накануне заседаний ПКК в Москве, 20 ноября 1978 г., срочно собрался Исполком ЦК РКП, главным докладчиком на котором стал Н. Чаушеску. Практически глава СРР готовился к возможной конфронтации с союзниками по ОВД и, прежде всего, с советским руководством, которое могло начать обвинять румынскую сторону в том, что она занимает по многим внешнеполитическим и оборонным вопросам позицию, враждебную Варшавскому пакту Чаушеску сообщил собравшимся о том, что подготовил часовую речь. Её основные положения заключались в отказе от признания в новых международных условиях угрозы мировой войны; недопущении вовлечения коммунистических стран в гонку вооружений и военных расходов, которые подрывают экономику этих государств; сокращении вооруженных сил и военных расходов, по меньшей мере, на 5%; выводе войск с территории других государств и достижении общих договоренностей по разоружению[2206]. Глава Румынии также заявил о том, что собирается озвучить предложение об одновременном роспуске двух блоков и ликвидации баз, но, судя по всему, против вывода войск могли выступить, как он ожидал, Чехословакия и Восточная Германия[2207].
На этом фоне особое значение приобретала тесная координация внешнеполитической деятельности Москвы и Софии, их оборонной политики в рамках ОВД и постоянно подчеркивавшийся болгарским руководством особый характер взаимоотношений с Кремлём. Данные факты были очевидны для многих как на Западе, так и на Востоке. Действия болгарской стороны на международной арене синхронизировались с конкретными шагами советских союзников. Осенью 1978 г. София активизировала свою деятельность в Египте, с которым у СССР окончательно ухудшились отношения в годы правления президента А. Садата, что закончилось для советских ВМФ потерей египетских морских портов. В сентябре 1978 г. египетские власти начали подозревать, что Болгария вместе с рядом других государств-членов Варшавского пакта предпринимает шаги, направленные на дестабилизацию ситуации в стране в связи с наметившимся курсом
Каира на заключение мирного договора с Израилем. Для Софии участие в подобной операции было частью её внешнеполитической линии, направленной против усиления США и НАТО в регионе Средиземноморья, а также выполнением общестратегического плана СССР и руководимой им ОВД, по ослаблению Североатлантического альянса на Юго-Западном ТВД. В ходе проведённого египетским властями обыска болгарского посольства в Каире были найдены компрометирующие болгарскую сторону документы, а египетские власти сообщили ещё и о попытках дестабилизации положения в стране с помощью совместных действий болгарского представительства с посольствами ряда неназванных стран[2208]. Эти действия привели к разрыву в декабре 1978 г. дипломатических отношений между Софией и Каиром.
Усиление так называемых активных мероприятий по линии разведывательных организаций Варшавского блока и, прежде всего, СССР, не осталось незамеченным и руководством Румынии. «Иностранный след» в ряде событий в стране летом – осенью 1978 г. и полученные от государственной безопасности главой РКП сведения о возможных действиях внешних сил явно обеспокоили Чаушеску. Он решил вынести и эту тему на заседание ПКК, чтобы, вероятно, продемонстрировать ряду руководителей государств-союзников по ОВД свою осведомленность о существующих у некоторых из них, а точнее – СССР – планах и намерениях. Его целью, судя по всему, было также напомнить о действиях Москвы, стремившейся использовать во время конфликта с Белградом в 1948 г. так называемых коминформовцев – членов югославской компартии-сторонников антиюго с лавских резолюций Информбюро[2209]. Не исключено, что к этому добавились и действия Болгарии в Египте, который рассматривался Н. Чаушеску, стремившимся участвовать в урегулировании ближневосточного конфликта, как важный внешнеполитический партнер, заинтересованный и в военно-техническом сотрудничестве с Румынией. Прямолинейность формулировки в речи главы РКП не оставляла сомнений относительно его решительности. Он, в частности, собирался заявить, что «Румынская коммунистическая партия крайне обеспокоена по поводу того, что непонимание, расхождения выражаются и превращаются в особо тяжкие действия, поддержку контрреволюционных элементов из разных социалистических стран, в призывы, обращенные к [таким контрреволюционным элементам], и поднять мятеж против правительств соответствующих стран. Потакание враждебным действиям или контрреволюционным восстаниям в определенных социалистических странах противоречит самым очевидным образом нашей революционной концепции о мире и сосуществовании, нормах и принципах взаимоотношений между социалистическими странами и находится в полном противоречии с самими принципами международного права и хартией ООН»[2210]. Чау-шеску также готовился, в случае, если эта проблема будет поднята на заседании, ответить и на вопрос об отношении Румынии с КНР, заявив о праве Бухареста на самостоятельную внешнюю политику, и фактически защитить позицию Пекина по внешнеполитическим вопросам. Однако он не собирался инициировать обсуждение этой темы.
Политические планы советского руководства в отношении Варшавского пакта и его роли в системе международных отношений были озвучены Брежневым на походившем в Москве 22-23 ноября 1978 г. очередном заседании ПКК стран-участниц пакта.
Во-первых, Кремлю не нравилось, что «одни социалистические страны объявляются “приемлемыми”, с которыми можно и нужно сотрудничать. Но сотрудничать, конечно, так, чтобы попытаться связать им руки кредитной задолженностью и использовать для нажима на них иные экономические рычаги. С другими странами связи сдерживаются, а то и просто свертываются»[2211]. Данное заявление было, несомненно, рассчитано на двух членов Варшавского пакта – Румынию и частично Польшу. Москва явно стремилась «укрепить взаимопонимание и взаимодействие государств-членов Варшавского Договора на международной арене». Данная задача аргументировалась «осложнением международной обстановки»