[2501]. Однако общая заинтересованность Белграда и Бухареста в продолжении прежней политики взаимной поддержки в вопросах защиты национального суверенитета и автономного внешнеполитического курса двух стран, а также в их военно-техническом сотрудничестве способствовала консолидации позиции Румынии и Югославии. Продолжавшиеся сохраняться у югославского руководства опасения относительно возможного вмешательства СССР и его союзников во внутриполитические дела СФРЮ, а также имевшиеся у главы Румынии сведения, постоянно получаемые им по каналам румынской разведки, о различных действиях советской стороны на «румынском направлении» усиливали необходимость взаимодействия между двумя государствами, одно из которых – Румыния – было членом Варшавского пакта и наблюдателем в Движении неприсоединения, а другое – Югославия – являлось лидером этого движения.
Отношение главы СРР к кризису в Польше отражало двойственность проводившейся им внешней и оборонной политики. С одной стороны, Н. Чаушеску стремился к достижению максимально возможной самостоятельности от СССР и его союзников по ОВД, несмотря на то, что Румыния входила в этот блок. С другой, будучи главой коммунистического режима, Чаушеску не допускал никакой внутриполитической оппозиции, не говоря о той её части, которая выражала резко антикоммунистические взгляды. Для союзников Бухареста по Варшавскому блоку, а также западных партнеров Н. Чаушеску, его позиция по «польскому вопросу» представляла особое значение с учетом действий румынской стороны во время августовской 1968 г. интервенции советских войск и вооруженных сил стран-членов ОВД в Чехословакии. На основании публичных заявлений главы Румынии, его высказываний во время официальных встреч и приемов, а также конфиденциальной информации, полученной от сотрудников румынского МИДа, американские дипломаты составили достаточно точное представление о позиции Чаушеску по ситуации в Польше. Во-первых, становилось ясно, что глава Румынии против военного вмешательства и стремится дистанцироваться от любых возможных силовых действий Варшавского пакта в отношении ПНР. Во-вторых, как отмечали американские дипломаты в своих посланиях в адрес Госдепа, Чаушеску прибегал в публичных выступлениях внутри страны к высказываниям, позволявшим считать, что Бухарест будет оказывать поддержку ОВД в случае его вмешательства, когда местная компартия – ПОРП будет не в состоянии удерживать контроль над ситуацией[2502]. По мнению американских дипломатов заявления главы Румынии были рассчитаны на внутреннюю аудиторию и являлись предупреждением тем из «недовольных элементов» в Румынии, которые могли последовать польскому примеру. В то же время анализ занятой Чаушеску позиции и его действий, содержавшийся в телеграмме посольства США в Белграде, совпадал с мнением американского посольства в Бухаресте о том, что Румыния не примет прямого участия в возможной интервенции против Польши[2503].
Парадокс складывавшейся в оборонной политике балканских коммунистических государств к началу 80-х гг. XX в. ситуации заключался в том, что при всём различии в интерпретации национальных интересов и подходов к конкретным аспектам внешнеполитических вопросов, они оказались вынуждены считаться с серьезными общественно-политическими трансформациями в самом Восточном блоке и реакцией на эти процессы со стороны Запада. Усиление социально-экономического и общественно-политического кризиса в большинстве европейских коммунистических государств превращал их оборонную политику в заложницу при решении главной проблемы – сохранения коммунистического режима. Концепции национального суверенитета являлись формой защиты различных общественно-политических типов коммунистической системы, существовавших в Восточной Европе, от внешнего воздействия, а проводившаяся оборонная политика была всё более направлена на решение внутриполитических проблем.
Заключение
Формирование и развитие оборонной политики коммунистических государств Балканского полуострова на протяжении с середины 50-х гг. и до начала 80-х гг XX в. проходило в условиях холодной войны и межблокового противостояния. Тесная взаимосвязь идейно-политических установок созданных в странах региона коммунистических режимов с их внешнеполитической ориентацией, включая степень близости с СССР, характер взаимодействия с возглавлявшимся им военно-политическим блоком – Организацией Варшавского Договора, а также эволюция самой военной доктрины этих государств выявили в течение более 25 лет, при сохранении национальных особенностей, много общих черт на каждом из условных этапов.
Первый из них, хронологически охватывающий период с середины 50-х гг. – времени создания Организации Варшавского Договора и до августа 1968 г., момента коллективной интервенции государств – его членов в Чехословакию, характеризовался, во-первых, вхождением в военно-политический блок – ОВД – трёх коммунистических балканских стран: Албании (вышедшей из Варшавского пакта de jure в сентябре 1968 г.), Болгарии и Румынии, во-вторых, созданием трёхстороннего оборонительного союза – Балканского пакта, членами которого, наряду с входившими в НАТО Грецией и Турцией, являлась также и коммунистическая Югославия, и прекращение его существования, наконец, в-третьих, образование Движения неприсоединения как внеблокового межгосударственного невоенного объединения, в котором одну из ведущих ролей играла Югославия.
Вплоть до конца 50-х гг. – начала 60-х гг. особое место в формулировании оборонной политики коммунистических стран региона особое место занимало идейно-политическое обоснование их формировавшегося национального интереса, облекавшегося в соответствовавшую времени коммунистическую догматику. Юго-Западный театр военных действий ОВД, призванный играть вспомогательную роль по отношению к центральному – Западному, тем не менее охватывал широкое сухопутное пространство как Балканского полуострова, так и Восточного Средиземноморья, имевшее выходы на стратегически важные для СССР черноморские проливы и регион Ближнего Востока. Формирование Юго-Западного ТВД с точки зрения расширения зоны ответственности потенциально используемых на нём сил и средств Варшавского пакта усиливало зависимость СССР от его балканских союзников. Советско-китайский конфликт и последовавшее за ним ослабление Варшавского пакта после замораживания членства в нём Албании сопровождался фактической ликвидацией Балканского пакта и созданием при активном участии коммунистической
Югославии новой внеблоковой организации – Движения неприсоединения. Именно это время стало началом открытого проявления различий по вопросам оборонной политики Балканских государств, как входивших в состав ОВД, так и находившихся вне его. Формирование особой позиции Румынии и особого курса Албании, югославской концепции неприсоединения и болгарской политики тесного сотрудничества с СССР во многом предопределили формулирование и соответствующих военных доктрин в рамках проводившейся этими странами оборонной политики. Окончательная легитимация данного процесса произошла осенью 1968 г. после интервенции Варшавского пакта в Чехословакию. Выход из ОВД Албании, опасения Югославии и Румынии (осудивших действия Варшавского блока) относительно возможных аналогичных действий пакта под руководством СССР и против них создали новую политическую реальность в условиях применения советским руководством так называемой «доктрины Брежнева», направленной на ограничение суверенитета советских союзников по ОВД. В определенной степени ответом на неё стало появление «доктрины Чаушеску».
Период 1968-1975 гг., т. е. с момента подавления «пражской весны» и до подписания Заключительного акта Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, стал для развития оборонной политики балканских коммунистических государств временем определения их приоритетов в вопросах военной безопасности, источников внешних угроз и формулирования планов по противодействию возможной внешней агрессии. Практически все три коммунистических страны региона – Албания, Румыния и Югославия определили концептуальные основы военной доктрины «всенародной войны», в основе которой лежало сочетание действий регулярной армии, «параллельных» военных структур в виде албанских Добровольческих сил, румынской Патриотической Гвардии, югославской Территориальной Обороны и организационно подготовленного, вооруженного массового партизанского движения. Несмотря на национальные различия подобного подхода к формулированию военной доктрины, существовала общая и доминировавшая черта: коммунистические режимы трёх государств рассчитывали на использование в критический для них момент для организации обороны широко популяризировавшегося марксистско-ленинского принципа «армия – это вооруженный народ». Создание параллельных с вооруженными силами военизированных структур в условиях мирного времени использовалось также для понижения политической роли военного истеблишмента как опасного конкурента власти узкого круга лиц во главе с коммунистическим диктатором, но, при определенных обстоятельствах, влияло на расстановку внутриполитических сил в соответствующих государствах. Это нашло своё отражение в ряде событий, повлиявших на внутриполитическое положение в трёх коммунистических странах —
Албании (чистки в руководстве армии), Югославии (кризис федерации и переход сил Территориальной Обороны под республиканский контроль), Румынии (скрытое недовольство ряда представителей военной и партийной номенклатуры как общеполитическим курсом, так и оборонной политикой, конфронтировавшей с общим направлением развития ОВД). Изменения в законодательстве Албании, Румынии и Югославии, проведённые в начале 70-х гг. и ликвидировавшие любые юридические основания для создания ситуации, при которой было возможно образование в военных условиях параллельных существующим органов власти, с тем, чтобы не допустить заключения соглашений с противником, свидетельствовали о серьезных опасениях глав существовавших в трёх странах режимов, что события могут развиваться по «чехословацкому» сценарию а