В определенной степени происходившее обуславливалось усилившейся изоляцией Болгарии среди стран региона в связи с её участием в интервенции против Чехословакии в августе 1968 г. Это болезненно воспринималось в Софии. Помимо проблем во взаимоотношениях с коммунистическими странами полуострова, Болгария была вынуждена иметь в виду и соответствующие позиции Греции и Турции. При определении потенциальных стратегических противников из числа соседей болгарская сторона делала вывод о том, что «турецкие руководящие круги не перестают считать Болгарию опасным врагом турецкой республики (так в тексте – Ар. У.) и усиливать подрывную деятельность против неё. Это обуславливается как наличием общей границы и компактной массы турецкого населения у нас [в Болгарии], так и различиями в общественно-политическом строе двух стран и особой роли, которая придается Турции как члену агрессивного блока НАТО. Турецкая разведка в период 1968 и особенно 1969 г. продолжает активизировать свою деятельность против нашей страны»[1029].
Особое значение для формулирования Софией своего отношения к военно-политическим планам и оборонной политике Турции имела точка зрения советских союзников. Они приходили в конце 1969 г. к выводу о том, что ввиду трудностей, с которыми сталкивается Турция при решении внутриполитических проблем, а также ослабления её внешнеполитических позиции, от турецкой стороны не стоило ожидать шагов, направленных на выход из НАТО[1030]. В определенной степени это обуславливало и соответствующий подход Болгарии к кипрской проблеме. На кипрском направлении предстояло оказывать поддержку главе страны архиепископу Макариосу и параллельно усиливать противоречия между Грецией и Турцией[1031]. Очевидность подобной политики СССР в отношении Кипра отмечалась в середине лета экспертами Совета национальной безопасности США. Они приходили к соответствовавшему реальности выводу о том, что «СССР стремился использовать спор вокруг Кипра с целью ослабления связей между членами НАТО – Грецией и Турцией, и поддержал сторону греческих киприотов… несмотря на то, что возможности для советской вовлеченности [в кипрские дела] ослабли в последние несколько лет, новая вспышка на Кипре могла бы создать [СССР] многообещающие возможности»[1032].
Отслеживание ситуации структурами ГРУ ГШ МО СССР осенью 1969 г. дало основания для определенных выводов советских военных экспертов. Они считали, что «на территории Турции идёт подготовка к крупному плановому командно-штабному учению объединенных вооруженных сил НАТО в юго-восточной части Южно-Европейского театра военных действий… Основной целью учения является проверка и отработка планов НАТО в этом районе ответственности блока… Командование США в Европе намерено увеличить по сравнению с прошлыми годами численность своих сухопутных войск, которые примут участие в учении “Обильный урожай-69”, за счёт переброски их с территории ФРГ»[1033]. Возможности советской военной разведки – ГРУ по добыванию оперативной информации о передвижении, дислокации воинских контингентов иностранных государств, а также о проведении учений различных видов на их территории были расширены, судя по всему, за счёт существования в структуре этой организации «управления оперативно-технической разведки», являвшегося «координирующим центром для разведывательных структур в Советской Армии (от разведуправлений округов до особых воинских частей)»[1034].
Используя оперативные позиции разведывательных организаций НРБ и СССР, болгарская и советская стороны планировали оказывать помощь политической оппозиции в Турции из числа представителей так называемых здоровых сил. В отношении Греции Москва ориентировала Софию на «ведение бескомпромиссной борьбы против военной хунты» с целью «её компрометации и отстранения от власти», но при этом из числа союзников в этом деле исключался один из ведущих лидеров оппозиции – А. Папандреу, являвшийся, по мнению советской стороны, «несерьезной личностью», связанной с «крупными капиталистами»[1035]. Однако сама ситуация в Греции с точки зрения участия в политических процессах военных рассматривалась советской разведкой с учётом широкого набора возможных сценариев. Так, в частности, отмечалось, что «американцы… учитывают наличие в хунте значительной прослойки младших офицеров, которые опасаются за свою судьбу в случае возвращения к власти старых политических деятелей и могут выступить против попыток “умеренного” руководства хунты во главе с премьер-министром Пападопулосом пойти на соглашение с правой оппозицией. В этой связи американцы заявляют руководителям оппозиционных сил, что, не возражая против возвращения к власти старых политических деятелей, они не могут оказывать сильного давления на “полковников”, поскольку хунта “в порыве горячности” может вывести Грецию из НАТО и начать проводить политику нейтралитета»[1036]. Тем временем, как стало известно болгарским органам контрразведки, британский военный атташе в Болгарии полагал, что его турецкий и греческий коллеги «имеют более широкую разведывательную базу в нашей стране [Болгарии] и могут быть очень полезны силам НАТО»[1037].
Имея в виду складывавшуюся после военной интервенции в августе 1968 г. стран ОВД в Чехословакию ситуацию, болгарская сторона предпринимала шаги, направленные как на минимизацию влияния не согласных с вторжением государств в Восточном блоке, так и на недопущение их представителей к конфиденциальной военно-политической информации, касавшейся положения дел в болгарских вооруженных силах и Варшавском пакте. Особое беспокойство вызывало у болгарской стороны тесное неформальное сотрудничество военных атташе Югославии, Чехословакии и Румынии. В соответствии с данными болгарской контрразведки, они «поддерживали тесные отношения с американским, английским, итальянским, турецким, греческим и др. западными атташе, которым передают военную информацию, связанную с оборонными способностями социалистических стран»[1038]. Стремясь прекратить продолжение этого сотрудничества, болгарская контрразведка планировала сообщить в контрразведывательные органы Чехословакии и Румынии о действиях военных представителей двух государств, а против югославского атташе предполагалось начать кампанию по его компрометации, параллельно занимаясь дезинформацией западных военных дипломатов[1039]. Подключение к румыно-югославскому «тандему» представителя Чехословакии являлось, судя по всему, личной инициативой последнего. Однако сотрудничество двух других представителей Балканских коммунистических стран способствовало укреплению у болгар подозрений о целенаправленном характере подобной деятельности, проводимой в рамках усиливавшегося взаимодействия между Белградом и Бухарестом. Это было особенно актуально в связи с тем, что о планах формирования некого военно-политического союза государств Восточной Европы, не согласных с политикой СССР, существовали определенные подозрения в руководстве ряда стран Варшавского пакта, включая НРБ и СССР.
Действия румынского руководства, стремившегося усилить свою независимость от союзников по Варшавскому пакту в вопросах, представлявших для них и главной силы ОВД – СССР стратегический интерес, включая темы европейской безопасности, взаимоотношений с Западом и соседней Югославией, а также оборонной политики, настороженно воспринимались Москвой. У советского руководства складывалось устойчивое представление о внешнеполитических шагах Бухареста в Балканском регионе как о попытках зондировать почву с целью создания под эгидой КНР неформального военно-политического союза с участием Белграда, к которому могла, по мнению Кремля, присоединиться и Албания[1040]. На внешнеполитической арене Бухарест продолжил активное сотрудничество с Пекином, выступив посредником между китайской и американской стороной в деле налаживания двусторонних отношений[1041]. После получения 17 сентября 1969 г. доклада заместителя Премьера Госсовета КНР и министра иностранных дел маршала Чэнь И о перспективах внешнеполитического курса КНР и её отношений с США Мао Цзэдун принял окончательное решение о необходимости установления полномасштабных отношений с Вашингтоном[1042]. Поездка премьер-министра СРР И. Маурера в октябре 1969 г. по странам Азии, включая КНР, где он встретился с премьером Госсовета КНР Чжоу Эньлаем, была важна для руководства Румынии с точки зрения участия Бухареста в посредничестве между КНР и США. Это способствовало бы и укреплению румынских позиций на международной арене. Избранный румынским руководством курс нашёл своё отражение в румыно-советских отношениях. Румынская сторона в специальной ноте, направленной в советский МИД 6 октября 1969 г., согласилась с содержанием советского предложения о созыве конференции по проблемам европейской безопасности. В то же время, она настаивала на включении в итоговый документ по её результатам положения о том, что «взаимоотношения между европейскими государствами базируются на принципах уважения национального суверенитета и независимости, невмешательства в дела друг друга, уважения и взаимовыгодное™, абсолютного равенства в правах; взаимоединства мира и международной безопасности»[1043]