[1144]. Вероятный план действий любого агрессора в отношении СФРЮ, по мнению руководства страны, заключался в проведении стремительной военной операции и отказе от продолжительного ведения боевых действий[1145].
Предпринятая Э. Ходжей на этом фоне демонстрация солидарности с СФРЮ имела целью улучшить отношения с Белградом. Главными причинами смягчения, но не изменения позиции Тираны были американокитайские переговоры, свидетельствовавшие о начале нового периода во взаимоотношениях КНР с внешним миром, и усиление самостоятельности Румынии как на международной арене, так и внутри Варшавского пакта. Последнее имело большое значение с точки зрения албанского руководства, вновь обратившегося к теме потенциальной военно-политической угрозы трём странам – Албании, Румынии и Югославии со стороны СССР. Одновременно Ходжа постоянно подчеркивал позицию Болгарии как наиболее лояльного советского союзника.
Югославская сторона положительно оценила шаги Тираны и фактически выдвинула предложение «отложить существовавшие противоречия в сторону». Это насторожило главу АПТ, который был против слишком тесного сближения с Тито, рассматривавшегося им, как и прежде, исключительно враждебно[1146]. Тирана не собиралась менять свою позицию в целом, а была заинтересована в военно-региональном аспекте сотрудничества. Она имела в виду заинтересованность Белграда в улучшении албаноюгославских отношений и рассчитывала использовать это в собственных интересах. Более того, на предложение югославской стороны повысить уровень дипломатического представительства до ранга посольства, глава АПТ решил не спешить отвечать. При этом он имел в виду пример своего союзника – КНР, руководство которой пошло на подобный шаг, сославшись на то, что таким образом Пекин сможет усилить противоречия между Белградом и Москвой[1147]. Стремление не торопиться устанавливать более высокий уровень отношений с СФРЮ, как утверждал сам Э. Ходжа, объяснялось, во-первых, «желанием избежать любой помощи Тито на международной арене в момент, когда он чувствует, что слабеет»; во-вторых, задачей «не позволить титоизму, даже с помощью этого политического шага, который для нас является и будет являться формальным, выдвинуть тезис “они были также неправы” и [заявить] о том, что “Албания, в конце концов, урегулировала со мной все вопросы”» и, в-третьих, нежеланием дать «возможность титоизму выступать в роли «третьей силы» и заявить “я примирился и с Китаем, и с Албанией”»[1148]. В то же время в речи 30 мая 1970 г. на митинге в г. Байрам Цури Э. Ходжа заявил о том, что албанская сторона не собирается вмешиваться во внутренние дела Югославии. Он назвал руководство СФРЮ антимарксистским, но тем не менее сообщил о готовности расширять отношения с Югославией, а также признал за другими право иметь собственное мнение о ситуации в Албании[1149]. Позиция главы коммунистического режима Албании стала предметом анализа в зарубежных СМИ, включая югославские. В последних высказывалось предположение о готовности Тираны стать членом Движения неприсоединения[1150]. Со своей стороны, эксперты Совета национальной безопасности США, имея в виду роль советского фактора в Средиземноморье, отмечали в июне 1970 г., что «Албания рассматривает СССР исключительно с позиций враждебности, а отношения Москвы с Югославией в лучшем случае являются сложными. Обе страны (Албания и Югославия – Ар. У.) были сторонниками арабской политики против Израиля, но по разным причинам; у Югославии нет желания видеть, как Советский Союз приобретает доминирующие позиции в Средиземноморье»[1151]. За идеологизированными характеристиками, дававшимися Э. Ходжей действиям руководства СФРЮ, отчётливо просматривались его опасения по поводу усиления югославских позиций на международной арене. В соответствии с предположениями главы АПТ сценарий развития ситуации мог реализовываться в виде комбинации, когда «Тито удачно использует свою “прокитайскую” и “антисоветскую” карту, одним словом, свою старую карту подрыва коммунизма, подрыва советской ревизионистской империи и укрепления связей между так называемой группировкой “третьей силы” (Движением неприсоединения – Ар. У.) с американским империализмом»[1152].
В действительности для Белграда было важно, как становилось ясно весной 1970 г., добиться положительных изменений на «американском» направлении своей внешней политики. 13 апреля 1970 г. посольство СФРЮ в США составило для югославского МИДа справку, в которой давался обзор американо-югославских отношений и затрагивалась обсуждавшаяся месяц назад, на встрече 13 марта, тема сотрудничества в оборонной сфере. В этом документе была чётко определена причина особого интереса как США, так и всего Запада к Югославии, заключавшаяся в особой независимой позиции СФРЮ на международной арене[1153]. В то же время автор доклада, судя по всему – высокопоставленное лицо посольства (к сожалению, в публикации его имя не указано – Ар. У.), весьма прагматично характеризовал состояние дел в двухсторонних отношениях. Он приходил к выводу о том, что «нет ничего нового в политике США в отношении Югославии, а то, что есть, это – либо составная часть, либо отражение нового в общей политике США. Ничего не было и не может ничего серьезного произойти в наших отношениях, что не соответствовало бы общей политике США или нашей (югославской – Ар. У.) политике». Одновременно констатировалось, что Вашингтон рассматривает Югославию и ни как плохую, и ни как проблемную страну[1154]. Для югославской стороны имел принципиальное значение в данном контексте характер возможных действий США в случае попыток СССР расширить свою зону влияния в Восточной Европе, что неизбежно вело к советскому продвижению в сторону Югославии. По мнению составителя аналитического документа, разделения на сферы влияния Вашингтон не приемлет в принципе, и, более того, он делает всё возможное, чтобы этого не происходило. В качестве аргумента в пользу такого заключения выдвигались последние шаги американской администрации. Они были направлены на установление более тесных отношений с Румынией. Приводились также заинтересованность Р. Никсона во встрече с И. Броз Тито и заявления американского президента в Конгрессе о геополитическом значении Восточной Европы для США. Это интерпретировалось югославским дипломатом как отказ США от признания монополии СССР в данном регионе. Наконец, автор доклада отмечал публичный отказ американской стороны от признания за Кремлём права использовать «доктрину Брежнева» во взаимоотношениях с государствами Восточной Европы[1155]. Именно такое восприятие американской внешней политики обусловило соответствующий подход к сотрудничеству СФРЮ и США в оборонной области. Его суть сводилась к тому, что, как указывалось в справке, с учётом существующей югославской военной доктрины, международных отношений и позиций Югославии на мировой арене, Белград уже не зависит, как ранее, от военных закупок исключительно в США. Более того, визит премьера СФРЮ Рибичича в Великобританию и его предложение о военном сотрудничестве позволяли диверсифицировать ещё больше источники получения военного снаряжения и техники, а также обеспечить политическую часть оборонной политики[1156].
В складывавшихся условиях становилась важной позиция другого балканского коммунистического государства – Румынии, выступавшего с позиций укрепления своего суверенитета и самостоятельности в проведении оборонной политики, несмотря на членство в военно-политическом блоке – Варшавском пакте. Действия Бухареста на «китайском направлении» активно поддержала Тирана (не знавшая, однако, деталей о посреднической роли румынской стороны в американо-китайском сближении). Албанское руководство выступало за укрепление связей Румынии с КНР, так как считало это важным для всего Балканского полуострова с учётом стремления двух противостоявших блоков – НАТО и ОВД усилить свои позиции в регионе. Действия Пекина давали основания зарубежным аналитикам говорить о заинтересованности КНР в продвижении собственных интересов на полуострове, так как для этого существовали определенные основания – особые позиции коммунистических стран: Албании, Румынии и Югославии[1157], и даже преследовать цель создания некой «Малой Антанты»[1158]. Зарубежные аналитики, однако, приходили к выводу о том, что, несмотря на проявляемый каждым из Балканских государств «интерес к улучшению взаимоотношений в регионе, политические союзы на Балканах являлись серьезным препятствием установления хороших отношений на постоянной основе»[1159].
В конце мая 1970 г. Румыния обратилась к балканским государствам с предложением провести многостороннюю конференцию по проблемам безопасности и превратить её в постоянно действующий орган регионального значения с возможностью расширения. Румынская сторона организовала несколько международных конференций с участием представителей зарубежной общественности, а также экспертно-аналитического сообщества, демонстративно давая возможность высказывать различные точки зрения на проблему европейской и региональной безопасности, в отличие от подобных мероприятий, устраивавшихся Москвой с тщательно подобранными «активистами-сторонниками мира»