[1313]. В июле 1971 г. опасения по поводу действий СССР в отношении Югославии высказывали во время конфиденциальных переговоров и консультаций руководители Австрии и Италии. При этом они исключали прямую советскую интервенцию против СФРЮ и рассматривали вариант, когда Москва могла вмешаться во внутриполитические дела Югославии в момент обострения общественно-политической ситуации в этой стране. Более определенно оценивали ситуацию в июле 1971 г. аналитики ЦРУ США. Они не считали вероятной военную интервенцию со стороны СССР, так как сопротивление югославской стороны, ухудшение отношений Москвы с Вашингтоном, а также обострение и без того сложных взаимоотношений СССР с КНР могли серьезно негативно повлиять на международные позиции Кремля[1314].
Однако советская сторона продолжала свой прежний курс в отношении Белграда. В августе 1971 г., когда шла подготовка к визиту главы ЦК КПСС в Югославию, назначенному на 22-25 сентября 1971 г., Брежнев вернулся в разговоре с Мичуновичем к вопросу о необходимости оказания помощи «здоровым силам» в СКЮ, к числу которых он относил и самого Тито[1315]. Тем временем в югославской печати критике подвергались проводившиеся в Венгрии манёвры Варшавского пакта, в связи с чем в редакционных статьях центральных изданий СФРЮ делались ссылки на предложения Румынии превратить Балканы в зону мира, свободную от ядерного оружия и иностранных баз, а также указывалось на важность Балканского региона для Европы и её географической периферии – Средиземноморья и Ближнего Востока[1316].
Кризис в Югославии и заявления руководства СФРЮ по вопросам обороны воспринимались с тревогой в соседней Албании. Стремясь не допустить ослабления политических отношений с Пекином, а также сокращения военно-технической помощи, оказываемой КНР, глава АПТ Э. Ходжа настоял на демонстративном во многих отношениях визите китайской военной делегации Главного политического управления НОАК во главе с его начальником Ли Де Шеном в Тирану перед её посещением Бухареста. Делегация отправлялась туда для присутствия на праздновании очередной годовщины событий 23 августа[1317]. Состоявшиеся албано-китайские беседы свидетельствовали о том, что Пекин был заинтересован в укреплении как политических отношений, так и военных связей между Румынией, Югославией и Албанией. Три государства, в случае реализации этого проекта, могли, по мнению китайской стороны, создать своеобразный военно-политический блок, тесно связанный с КНР и выступавший в виде противовеса сразу в отношении двух пактов – Североатлантического и Варшавского. Аргументация китайской стороны, использовавшаяся в беседах с представителями руководства НРА, формулировалась в виде тезиса: «Мы далеко, и не можем вам помочь, создайте прочный блок с Югославией и Румынией»[1318]. Ходжа, в свою очередь, отрицательно относился к подобной идее, выступая с позиций «борьбы с ревизионизмом». Подобный пропагандистский лозунг, вероятнее всего, должен был скрыть его недовольство возможным превращением особых двусторонних взаимоотношений между Тираной и Пекином в обычные и равные по своей значимости взаимоотношения китайского руководства с Румынией и Югославией. Используя во время беседы с китайской военной делегацией ссылку на «большую шумиху советской ревизионисткой пропаганды о формировании оси Белград – Бухарест – Тирана»[1319], глава АПТ, таким образом, дал понять собеседникам, что не рассматривает серьезно это предложение. Не отвергая возможность поддержки Белграда и Бухареста в случае их конфликта с Москвой, он тем не менее был категорически не согласен с созданием подобного блока[1320]. Реализация планов военной агрессии СССР против Югославии и Румынии, по мнению Ходжи, была затруднена возможными оборонительными действиями этих двух стран. Однако давление на Тито и Чаушеску со стороны Кремля он признавал[1321]. Более того, во время встречи с китайской военной делегацией глава АПТ настойчиво проводил мысль о том, что как США, так и СССР являются врагами Албании и Китая, а «поражение им необходимо нанести не только политическое, идеологическое и экономическое, но, если это потребуется, и военное»[1322]. Подобные идеи, находившиеся в явном противоречии с начатой Пекином политикой «смягчения» конфликтности с двумя сверхдержавами, воспринимались китайской стороной без энтузиазма.
Происходящее свидетельствовало о назревании серьезного конфликта между албанским и китайским руководством и о стремлении Тираны не поддаваться давлению со стороны даже своего единственного ближайшего союзника – КНР. Как отмечал Э. Ходжа в своём дневнике «поездка китайской делегации в Румынию и приезд её к нам имеют своей целью создать у мировой общественности впечатление, будто Югославия, Румыния и Албания – “солидарны”, причём даже в военном отношении, против Советского Союза. В целях создания этого впечатления китайцы, воспользовавшись албанско-китайской дружбой, без нашего согласия приходят на помощь румынам и югославам в этом направлении»[1323].
Тем временем советская сторона вела активную подготовку к очередной встрече в Крыму глав коммунистических партий и правительств государств-членов Варшавского блока. Румынское участие в ней, по замыслу Москвы, не предусматривалось. Информация о предстоявших консультациях официально не была доведена до сведения руководства Румынии. Однако интерес к ней не только румынской стороны, но и представителей стран, входивших в НАТО, прежде всего США, был велик именно в контексте внешнеполитических шагов Бухареста на «азиатском», а точнее, китайском, направлении. В этой связи во время встречи 15 июля 1971 г. сотрудников американского посольства С. Полански и М. Гаррисона с их коллегой из румынского посольства Ш. Жоржеску, последний получил информацию о повестке дня намечавшейся очередной Крымской встречи и вероятной тональности оценок участников. Американская сторона, как об этом намекнули собеседники румынского дипломата, получила данные от посольства США в Венгрии о том, что на консультациях в Крыму будут обсуждаться поездка Н. Чаушеску в КНР, «которая породила недовольство среди других государств Варшавского Договора». По сообщению американских дипломатов, они также считали, что КНР использует опыт культурной революции для пропаганды своего курса, как и обращение к теме роли малых и средних государств в международных отношениях. Помимо этого, на встрече предусматривалось обсуждение проблем европейской безопасности и взаимоотношений между балканскими государствами[1324]. Ответ румынского дипломата заключался в подтверждении избранного Бухарестом курса и сводился к констатации того, что «Румыния проводит независимую политику углубления суверенных дружеских отношений со всеми социалистическими странами, развивает дружеские отношения со всеми социалистическими странами, развивает отношения со странами в мире, независимо от их социально-политической ориентации», а также не приемлет давления и не будет поддаваться никому, кто собирается менять её политику и вмешивается в её внутренние дела[1325].
На состоявшейся 2 августа 1971 г. в Крыму встрече глав партийного руководства СССР, Болгарии, Венгрии, Польши, ГДР, Монголии и Чехословакии, балканская, румынская и югославские темы были по значимости равными «китайской» и ближневосточной, а в некоторых случаях и более важными, чем последние две для участников и, прежде всего, СССР. С советской стороны пристальное внимание уделялось подготовке европейского Совещания по безопасности, в связи с чем Кремль не скрывал от своих союзников надежд, связанных с возможным расколом НАТО или ослаблением его военной организации из-за возможных противоречий между США и европейскими странами[1326].
Региональный аспект проблемы оборонной политики Варшавского договора и угроз, которые могут быть созданы для него на Юго-Западном направлении, представлял особый интерес. Эта тема была поднята Т. Живковым. Он опять обратился к теме нового «Балканского пакта» и сослался на многолетние попытки Румынии и Югославии заключить договор между Балканскими государствами. Стремление румынской стороны активизировать балканское направление в своей внешней политике и аналогичные шаги, предпринимавшиеся югославским руководством, рассматривались в Софии как «попытки инициаторов заключения подобного договора изолировать Болгарию». Это, по заявлению главы БКП, было трудно, так как «она расположена в центре Балкан, и невозможно решить без её участия взаимосвязанные проблемы». Схема предполагаемого регионального блока (по болгарской версии, которую София была заинтересована внушить и Москве, болезненно относившейся к действиям Бухареста и Белграда) заключалась в образовании «оси» Пекин – Тирана – Белград – Бухарест. В то же время болгарская сторона сама начинала ставить под сомнение подобный план, но аргументировала это не наличием противоречий между участниками возможного военно-политического союза, а заключением американо-китайских соглашений[1327].
В этой связи особое значение приобретал для Варшавского пакта в целом характер взаимоотношений большинства членов блока с Румынией. Избранная на встрече тактика заключалась в усилении работы «с партийным кадрами с целью поляризации [их] позиций», недопущении изоляции