Острыми как бритва зубами уроженец далекой Гвинеи за секунду прогрызал стену, и вскоре жилище взбешенного «братка» превратилось в одну большую головку голландского сыра. Операции по поимке негодяйки успехом не увенчались. На одной из них хозяин дома случайно получил пулю в ногу от «загонщика» из числа бритоголовых корешей и на бело-красной машине отправился в больницу, пугая врачей «Скорой» воплями о крысе мутанте и временами заглушая даже вой сирены.
Ситуация с нелегальным эмигрантом разрешилась сама собой. Перепортив массу имущества, крысер как ни в чем не бывало вернулся в свою клетку и отныне жил с хозяином душа в душу. Вероятно, у него просто был период полового созревания, как объяснил «братку» приглашенный для консультации специалист из зоопарка.
Рокотов крысу видел и самолично кормил печеньем. Храбрец, несколько раз в одиночку (да еще на чужбине!) выступавший то против пары бультерьеров, то против трех-четырех «братанов» со стволами, вызывал уважение, несмотря на свой мирный и даже домашний вид. И право на безбедную и достойную жизнь заслужил сполна.
Из рассказов о ловле крыс в условиях ограниченного пространства Влад сделал вывод: гвинейский отрок остался цел и невредим по единственной причине — он постоянно двигался, хаотично появляясь то тут, то там и ломая тем самым тактику охотников.
Сие биолог решил применить и в собственной воине. Природа снабжает животных оптимальными для выживания рефлексами, и только дурак не воспользуется тысячелетним опытом.
Вторжение, удар, обратно в тоннель. Вынырнуть в следующей точке, зарезать одного-двух — и нырк в вентиляцию. Проползти с этажа на этаж, выстрелить в затылок и рвануть дальше. Неэтично, конечно, но что делать! Лобовая месиловка в незнакомых помещениях бойцу одиночке не по зубам. А так есть шансы и противника перебить, и самому в живых остаться…
Владислав несколько раз глубоко вздохнул, поправил висящий справа пистолет пулемет и пополз в глубь тоннеля. Возвращать камень на место он не стал.
— Вот он! — Толстый майор из специального отдела Главного Разведывательного Управления положил перед своим приятелем узкий листок сероватой бумаги. — Сокурсник Ковалевского. Старшего, естественно.
— Ага! — обрадовался капитан. — Терпигорев Виктор Равильевич, инспектор управления МЧС… Славно.
— Ты сюда взгляни, — Толстый пятерней припечатал к столу следующий лист. — Сынуля этого Терпигорева трудится в должности районного прокурора. И именно в Питере.
— Так-так-так, — Тонкий потер ладони. — Если ты сейчас скажешь, что в должности прокурора того района, где квартира нашего подопечного…
— Нет, это был бы перебор. Но суть дела не меняется. Старший дает знать своему сокурсничку по учебе в университете, тот подключает племянника, а прокурор в крайнем случае прикрывает. Благо опыт есть.
— Он знаком с младшим Ковалевским? — изумился капитан.
— Более чем, — майор втиснулся в кресло и подвигал бровями, что означало высшую степень удовлетворения. — Сей районный прокурор подвел нашего фигуранта под амнистию, когда тот попался на вымогательстве.
— С подачи папаши, — кивнул Тонкий.
— Не без того. Я затребовал копию дела. Там столько наворочено, что Терпигорева младшего можно смело отстранять от работы, фальсификация материалов, утрата вещдоков, прямая подтасовка…
— Передадим материал по инстанции?
— Рано. К тому же мы не сможем объяснить, почему заинтересовались этой мелкой сволочью. Пока придержим, а в нужный момент используем, чтобы нейтрализовать прокуроришку.
— Эх, досадно, — капитан цыкнул зубом. — Вряд ли удастся подвести его под подозрение в шпионаже. Не тот калибр. Как бишь его кличут? Ага, Алексей… Рожа препротивнейшая, суда по фотографии. Вылитый поросенок. Леха-свинорыл… Может, так его по оперативке и запустим?
— Сойдет. Этого окрестим Свинорылом, папашку его — Сокурсником, старшего Ковалевского — Жирдяем… По сравнению со мной он — мешок с салом. А младшего, Коленьку, запишем Очередником. По аналогии с его фондом.
— Годится, — Тонкий сделал пометку в блокноте. — Хотя физиономически ему больше подходит Гомик.
— Не, он натурал. Я сделал запрос, к педерастам он не имеет никакого отношения. Пока.
— Это ненадолго. Попадет на зону, из него быстро Клаву заделают. Как ты собираешься ориентировать наружку?
— Общий контроль. К Михалычу из пятого управления, кстати, прибыли стажеры. Вот и организуем ребятам практику. Михалыч не возражает. А их отчеты мы потом скопируем.
— Телефоны поставим?[38]
— А как же! — настала очередь майора почиркать в записной книжке. — Заодно проверим службу технического контроля Главка. Хотя я уверен, что тамошние парни все прощелкают. Кинут закладку на внешний провод, и все дела…
— Разумно. Сколько у молодых практика продлится?
— Месяц. Нам с тобой — выше крыши. Хоть раз да упомянут Рокотова. Квартира-то свежая, документы до конца не оформлены, могут возникнуть нюансы.
— Эт-точно, — капитан потянулся, — а с записью мой приятель кого хочешь прижмет. Дай только волю…
— Он готов?
— Как юный пыонэр. С тем мужичком, которого Очередник пытался доить, он уже виделся. Особенно интересного ничего нет, однако всплыл один фактик — года три назад пропал кто-то из обменщиков в цепочке… Точно наш свидетель не знает, но от Очередника слышал кое-какие намеки на криминал.
— Что ж, с миру по иголке — нищему лом железный в задницу. Очередника надо работать по полной. Ладно, расходимся, у меня еще работы навалом…
Офицеры ГРУ пожали друг другу руки, перемигнулись и вышли из комнаты отдыха, нынешним утром затопленной из прорвавшейся трубы водоснабжения комплекса. Заменить поврежденные микрофоны еще не успели — техническое подразделение до сих пор устраняло последствия замыкания в компьютерном зале.
Прапорщики, которых авария оторвала от застолья по случаю дня рождения старшего смены, жутко ругались и на чем свет стоит кляли ворюгу подполковника, занимавшего ответственный пост заместителя начальника центра по хозяйственной части. Тот пять лет назад упер оцинкованные трубы к себе на дачу, а вместо них распорядился положить обычный чугун. Вот он и не выдержал натиска коррозии.
Ясхар устроил грандиозный разнос подчиненным и в виде наказания приказал начать косметический ремонт третьего снизу этажа. Со склада были доставлены мешки цемента, алебастр и мастерки, весь личный состав разделился на четыре смены — одна отдыхает, одна несет дежурство на этажах, а две другие попеременно работают. Албанец целый вечер убил на составление графика, предусматривающего ротацию бойцов между сменами, чем вызвал резкое недовольство тех, кто никаким боком не был причастен к использованию снотворного не по назначению.
Однако на ропот подчиненных Ясхар не обращал ровным счетом никакого внимания.
За год достаточно спокойной жизни в подземелье, без стрельбы и нападений регулярной югославской армии, бойцы изрядно обленились. Отсутствие каждодневной опасности притупило бдительность, многие располнели, бойцы выполняли приказы нехотя и иногда даже осмеливались спорить с командирами. Плюс хорошая калорийная пища, удобные койки с мягкими матрацами, крепкий табачок, беспомощные пленницы, качественное медицинское обслуживание. Вынужденное безделье ничуть не способствует поддержанию боевого духа. И восемьдесят косоваров, отобранных по принципу личной преданности Ясхару, исключением не являлись. И давно считали себя некой элитой Освободительной Армии.
Их товарищи, оставшиеся на поверхности, спали на голой земле, вступали в кровавые стычки с сербским спецназом, жрали сухпайки и сырые овощи, мерзли и мокли, месили весеннюю грязь, месяцами не меняли белье. В общем — в полной мере переживали все тяготы и лишения партизанской войны.
Кроме того, они запросто могли схватить пулю югославского снайпера или присесть на нож великолепно обученного сербского «командос». Равно как и нарваться на искусно замаскированную мину и подыхать целый час, глядя на обрубки ног и вывалившиеся на землю сизые кишки. Могли попасть под удар натовского «высокоточного» оружия или оказаться под гусеницами ревущего Т-80, размалывающего стальными траками кости и медленно затягивающего еще живого партизана в зубчатые диски катков. Могли угодить в плен и повиснуть на телеграфном столбе через пять минут после того, как скорый военный трибунал вынесет не подлежащий обжалованию приговор.
Кроме того, полевые командиры, большинство из которых до войны либо кисло по тюрьмам, либо возглавляло банды наркоторговцев и сутенеров, постоянно конфликтовали друг с другом — за размер добычи, за симпатичную наложницу, за близость к гуманитарной помощи, за свои доли в партиях бесплатного оружия. Стычки между частями УЧК не прекращались ни на день. То в Македонии, то в Албании, то в самом Косово происходили скоротечные перестрелки, а потом по обочинам валялись бесхозные трупы. Тела погибших никто не хоронил, ими интересовались лишь звери и птицы, в результате повсеместно вспыхивали эпидемии. «Цивилизованный» мир сокрушенно качал головой и обвинял во всем сербов — дескать, это они довели миролюбивых албанцев до звериного состояния.
Кроме того, наркоторговля и контрабанда процветали, как никогда. А известно, что там, где крутятся большие и легко заработанные деньги — там льется кровь. Освободительная Армия Косова, если отбросить словесную шелуху о «народно-освободительной борьбе», являлась примитивнейшей преступной шайкой, организованной по национальному признаку. Шайкой, где главари купаются в роскоши, а рядовые бойцы гибнут при охране путей переброски героина.
Поэтому восьмидесяти косоварам, охраняющим подземный лабораторный комплекс, исключительно повезло. По крайней мере так думали они сами.
Но не Ясхар и не те, кто налаживал производство.
Охрана проживет ровно столько, сколько просуществует лаборатория. Ни днём больше.