Особенно пафосное звучание косовская тема приобрела в первой четверти XX века, когда на западе Балкан восторжествовали идеи югославизма. Убежденный сторонник союза «братских народов» хорватский архитектор и скульптор Иван Мештрович задумал возвести на Косовом поле величественный Видовданский храм в греко-римском и древнеегипетском стилях, а внутри установить десятки мраморных скульптур и барельефов: аллею полуобнаженных кариатид (матерей, жен и сестер погибших героев), а также фигуры собственно косовских мучеников. Мештрович проектировал Видовданский храм как архитектурное посвящение «религии решительной жертвы»: «Его фундамент — это павшие, его колонны — это страждущие, его купол — это бессмертные души». Скульптор по-своему интерпретировал сербский миф, полагая, что у каждого «южнославянского племени» есть свое Косово. Для хорватов это гора Гвозд, где в 1097 году венгерские солдаты убили последнего правителя независимого королевства Петара Свачича. Для боснийцев это город Яйце, место казни османами в 1463 году молодого короля Степана Томашевича, со смертью которого пресеклась домашняя династия Котроманичей. Мештрович воспринимал Косово как символ всех поражений всех южнославянских народов, а Видовданский храм — как символ их всеобщего земного и небесного воскрешения.
Иван Мештрович. Видовданский храм. Эскиз. До 1923 года
Фрагменты своего проекта архитектор с шумным успехом представил на художественной биеннале в Риме в 1911 году. До конца Первой мировой войны он с триумфом выставлял в европейских столицах скульптуры «косовского цикла», работы действительно превосходных художественных достоинств, некоторые мне доводилось видеть. О Мештровиче с восторгом писали как о южнославянском Вагнере, его скульптуры приравнивали к античным шедеврам, но гигантский строительный проект по разным причинам так и не был осуществлен. Теперь такое строительство на Косовом поле невозможно вообразить. У албанцев свои представления о жертвенном, святом и прекрасном, их храм свободы — могильник клана Яшари в селе Преказ. А Видовданский макет хранится в Национальном музее города Крушевац, древней столицы княжества Лазаря.
В основе политической интерпретации легенды кроется убежденность в том, что Косово — сердце Сербии и сербского государства; иными словами, без обладания этой территорией ни сербы, ни Сербия невозможны. Отсюда, кстати, и библейская аллюзия тоста «стременной» рюмки ракии: Косово есть сербский Иерусалим, сербы суть балканский «народ Израилев», «небесный народ» в вечном поиске утраченной родины. Эта концепция была внятно артикулирована как часть общественной дискуссии начала XIX века (того времени, когда постепенно, в боях с османами, восстанавливалась сербская государственность), чтобы превратиться в критически важную часть национальной идеологии. Подробно и очень убедительно об этом пишет в книге «Смерть на Косовом поле» белградский историк и антрополог Иван Чолович. В конце концов, ведь не случайно же британец Фрэнк Моттершоу, автор первого в истории Сербии кинофильма «Коронация Петра I Карагеоргиевича» (1904 год), по настоянию белградских, как сказали бы сейчас, спонсоров включил в свою ленту костюмированный эпизод с участием Милоша Обилича, братьев Юговичей и князя Лазаря.
Современные историки в значительной степени корректируют подобный подход, что не сказывается на стойкости славянского миража, который не блекнет и не растворяется в дымке прошлого. А прошлое таково: славянские племена появились на Балканах в начале VII столетия, но первые сербские княжества образовались не на земле Косова, а севернее, в области Рашка, и западнее, в нынешней Черногории (Дукля). Постепенно сербы проникали южнее, ассимилируя местное население, но до конца XII века территория Косова принадлежала то Византии, то Болгарии. Сербское государство консолидировалось при власти династии Неманичей, и в середине XIV столетия самый удачливый из них, король Стефан Душан, провозгласил себя императором. Его владения простирались до берегов Эгейского моря и Пелопоннеса, включая в себя всю нынешнюю Албанию. Столица греко-римской империи Душана, рассыпавшейся вскоре после его смерти на полдюжины феодальных княжеств, располагалась не в Призрене или Приштине, а в Скопье. Первой резиденцией сербских архиепископов был монастырь Жича в Рашке, где венчались на царство 19 правителей. Это, конечно, не отменяет тот факт, что на территории Косова находится немало православных святынь, а в городе Печ дважды в истории (1346–1463 и 1557–1766 годы) базировалась Сербская патриархия. Некоторые исследователи, впрочем, высказывают мнение, что для Сербии времен Стефана Милутина и Душана Сильного важность Косова заключалась в запасах полезных ископаемых, а не в соображениях духовного свойства.
Под властью османов Косово стало провинцией самого развитого европейского государства своей эпохи. В 1490 году, когда дотошные налоговые чиновники впервые переписали население области, его численность составляла около 350 тысяч человек. Официальной религией был ислам суннитского толка, но албанское и славянское население по-прежнему верило в Иисуса. Аллаху в основном поклонялись чиновники, военная знать и немногочисленные мигранты из Анатолии. Как писал в середине XIX века один французский путешественник, «Магомет не злоупотреблял своей победой». Постепенно Османская империя стала приходить в упадок, все сильнее проявлялось ее отставание от западноевропейских государств, и это отставание, несмотря на эпизодические военные победы, не удавалось преодолеть. В конце XVII и первой половине XVIII столетия, когда большинство населения Косова еще составляли славяне, область дважды ненадолго брала под контроль австрийская армия, но оба раза военные обстоятельства заставили габсбургских генералов отступить. Из-за страха массовых репрессий произошло так называемое Великое переселение сербов за Дунай. Это еще одна ключевая точка мифологии о Косове, сопоставляемая с похоронами Христа, если говорить о библейской традиции. Белградские историки полагают, что как раз в этот период Косово и заселили албанцы — за счет миграции из южных горных районов. Но есть и иная точка зрения: в ту пору из нынешней Северной Албании некому было переселяться, это были почти необитаемые края[20].
ХХ век и сербское возвращение оказались периодом системной колонизации. В первой Югославии косовских албанцев объявили принявшими ислам славянами; многие из них по своей воле или под давлением обстоятельств «записывались турками» и уезжали за Босфор; еще одна мощная волна эмиграции последовала после Второй мировой войны, в первое, самое жесткое коммунистическое десятилетие. Сербов в область завозили и при королях, и при маршале — администрация, партийный и чиновничий класс, военные и милиционеры, бюджетная и промышленная сферы были в значительной степени славянскими. Албанцам оставались труд на полях и в шахтах, мелкие торговля и предпринимательство да демонстрация достижений в науке, спорте и культуре. Ни одна из кампаний переселения не оказалась до конца успешной: многих, кому предлагали обосноваться в этих краях, отпугивали трудные условия жизни; другие с опаской относились к местным укладу и традициям; в Косове своеобразно действовала система социальных лифтов, если они ходили между этажами вообще. Никогда, даже в благоприятные для центральной власти демографические периоды XX столетия, число южных славян здесь не составляло и трети населения. Кинорежиссер Экрем Крюизиу пояснил мне настроения 2 миллионов албанцев так: «Важно не то, кто первым пришел на эту землю. Важно то, что мы уже на этой земле живем».
В социалистическое время символом дружбы народов Югославии считался пример двух молодых активистов антифашистского движения, черногорца Боро Вукмировича и албанца Рамиза Садику. В 1943 году их схватили и пытали враги, но Боро и Рамиз даже под угрозой казни не выдали боевых товарищей. Согласно партийной легенде, перед расстрелом они выкрикивали лозунги во славу своей борьбы. «Мы два листа с одной ветви, два камня из одной реки, два тела с одинаковой кровью» — такие стихи разучивали школьники Косова и Метохии. В Приштине именем Боро и Рамиза назвали построенный в конце 1970-х универсальный спортивный комплекс. Теперь этот комплекс просто Дворец молодости и спорта.
В 2008 году в день провозглашения независимости Косова на площади у дворца открыли достопримечательность со значением. Семь скульптур в виде печатных букв составили английское слово NEWBORN («новорожденный»). Буквы были ярко-желтыми, колора Евросоюза, и все желающие, от первого косовского министра до последнего цыганского попрошайки, могли расписаться на трехметровом слове черным маркером. Фотографии креативного монумента облетели мир, художник Фисник Исмаили завоевал призы международных фестивалей дизайна. Когда я осматривал NEWBORN, буквы были светло-серыми с прорисовкой в виде кирпичной кладки по углам, а N и W почему-то лежали на земле. В этой новой символике оказалось трудно разобраться, и, вернувшись домой, я поднял интернет-источники. Оказалось, что каждый год 17 февраля NEWBORN меняет цвет. Иногда буквы даже раскрашивают в цвета флагов стран, заявивших о признании новорожденного государства.
Приштина. Фисник Исмаили. Памятник NEWBORN. Фото автора
Такие художественные решения были популярны в Европе конца 2000-х. В Перми примерно в то же время на набережной Камы напротив Речного вокзала появилась надпись — огромными объемными красными буквами — «Счастье не за горами» авторства Бориса Матросова. Столь же народный, как и NEWBORN, памятник, предназначенный для граффити и фотографирования. Но пока счастье не пришло — ни в Пермь, ни в Приштину.
4Bosna i HercegovinaСлавянский намаз
Встречаются рассказы, повторяемые в народе без различия вероисповедания, такого же рода существуют и песни, и это знаменательно для Босны-Герцеговины в том отношении, что, несмотря на рознь, которую положила вера, народ до известной степени не перестал быть единым.