рных районов; из Черногории в Воеводину в первое послевоенное пятилетие перебралась десятая часть населения маленькой республики, 40 тысяч человек. Область слыла югославской житницей, здесь открывали высокотехнологичные производства, уровень жизни был повыше, чем во многих других краях титовского царства. Сейчас на этом пятачке европейской территории, если верить властям, проживают представители 26 этнических групп, официальный статус в автономной области имеют шесть языков. Кто-то глухо жалуется на ассимиляцию, но, похоже, этот процесс не остановить. Идут и другие процессы: местные венгры получают вторые, венгерские паспорта, местные словаки — вторые, словацкие. По зову языка, крови, а также руководствуясь практическими соображениями.
Революционный 1848 год принес Банату, Срему и Бачке межнациональные столкновения. Венгерская политическая элита требовала у австрийского императора демократических и национальных свобод, но на тех территориях, которые венгры сами контролировали, они настойчиво занимались формированием единой и неделимой natio hungarica, отсекая румынское у румын, еврейское у евреев, славянское у славян. И вот вполне лояльный габсбургскому престолу митрополит Иосиф Раячич по настоятельному требованию сербских, назову их по-модному, гражданских активистов и их прибывших из собственно Сербии сотоварищей созвал в городе Сремски-Карловцы (тогда Карлоча, если по-венгерски) многолюдный митинг, вошедший в историю как Майское собрание. Делегаты из числа уважаемых горожан и селян объявили с балкона административного здания о создании автономного воеводства в составе Австрийской империи и, главное, о восстановлении «исторических прав», дарованных прежде сербским переселенцам Габсбургами, но постепенно отжатых и императорским двором, и венгерской шляхтой.
Воеводой объявили полковника (потом генерал-майора) Стевана Шупликаца, серба из Военной Краины, послужившего и в австрийской, и во французской армии. Вместе с хорватским полком этот офицер участвовал в трагической «русской кампании» Бонапарта, от щедрот которого даже получил орден Почетного легиона, за проявленную в боях со славянскими врагами отвагу. 35 лет спустя, в дни Майского собрания, Шупликац был занят подавлением антигабсбургского восстания на севере Италии, но, как только отвоевал свое и дождался одобрения императора, вернулся на берег Дуная, чтобы заняться формированием «королевского австрийско-сербского корпуса». Завершить это дело он не успел, поскольку умер от лихорадки. Скончался Шупликац в Панчеве; у городской больницы с недавних пор стоит выполненный в современной пластичной манере памятник генералу, с выпуклыми орденами, с пушистым султаном над кивером, с широкой перевязью и острой саблей. Подумайте только, как пересекались в Европе XIX столетия освободительные и охранительные тенденции: Шупликац, оккупант России и душитель Рисорджименто, разделял стремление своего народа к большей самостоятельности, оставаясь верным слугой императора!
Анастас Йованович. «Стеван Шупликац фон Витез». Рисунок. 1845 год. Национальная библиотека Сербии, Белград
В конце 1849 года, когда венгерский бунт был (с решающей помощью российских войск) подавлен, Франц Иосиф учредил отдельную административную единицу, которой присвоили сложное название Воеводство Сербское и Темешварский банат. Неформально это территориальное образование называли Воеводиной. Великим воеводой (Grosswojwod der Wojwodschaft Serbien) был сам император, а вице-воеводой, то есть руководителем на месте, он назначал одного из своих похожих выправкой и храбростью на Шупликаца генералов, но вовсе не обязательно южного славянина, скорее наоборот. Сербы остались недовольны, поскольку ожидали большего — уж вовсе не того, во всяком случае, что администрацию области разместят в немецкоязычном Темешваре (теперь Тимишоара в Румынии), а не в высокодуховных Сремски-Карловцах или не в купеческо-ремесленном Нови-Саде.
В ту пору над землями южных славян веяли ветры объединения, сербы и хорваты робко мечтали об общей свободе. В разных краях и разных общественных кругах ее благородный образ представляли себе по-разному, причем собственная государственность являлась во снах только к самым отъявленным мечтателям. В 1860-м закончилось даже урезанное сербское самоуправление: Франц Иосиф уступил интересам немцев и требованиям венгров и упразднил воеводство, сохранив за собой пустой титул, а православным подданным оставив только религиозную свободу. До 1918 года то, что замышлялось как Wojwodschaft Serbien, именовалось венгерскими комитатами (областями) Бач-Бодрог и Срем. Вот как раз на краешек комитата Срем шпилькой воткнули земунскую башню Гардош. Название «Воеводина» вернулось на политическую карту — уже титовской Югославии — только в 1940-е.
И вот я отправился исследовать спиритуальный центр императорской Воеводины, Сремски-Карловцы, теоретически изящный городок к югу от Дуная, километрах в десяти от Петроварадина. В Карловцах обнаружилось подобие продуманного архитектурного ансамбля: солидные, чисто габсбургского вида, здания, стоящие бок о бок друг с другом храмы восточного и западного христианских обрядов, красивый фонтан с четырьмя извергающими холодные струи львиными мордами. В сторонке, но неподалеку обнаружились еще Институт сербского народа (очевидно, центр изучения его земного и небесного путей), а также примета новых времен, агрессивно наступающий на местные традиции китайский торговый центр.
Центральная площадь Карловцев идеологически выполнена по формуле «православие — патриотизм — образование». Тягу к знаниям олицетворяет основанная больше двух веков назад гимназия, справа от нее через улицу — длинная желтая двухэтажка с высоким цоколем, с балкона которой тем самым дивным майским вечером провозгласили Воеводину. Все остальное — внушительная резиденция патриарха, семинария Святого Арсения, церкви Божии — неразрывно связано с верой. На габсбургских землях с начала XVIII века функционировала автономная, хотя и находящаяся в каноническом общении с Сербской патриархией в Печи (Косово), митрополия. Под воздействием войн и политики она несколько раз переформатировалась, а потом превратилась в самостоятельную патриархию, упраздненную только в 1920-е годы как следствие сербского политического и церковного объединения. Его Святейшество патриарх пребывал в Сремски-Карловцах до 1936 года, пока не перебрался в Белград.
Православие сыграло ключевую роль в формировании и сохранении сербского национального сознания. На протяжении XVIII и XIX столетий из-за Дуная и Савы на юг, к томящимся под османским гнетом братьям, все увереннее проникали идеи просвещения и эмансипации, православный клир был важным проводником различных европейских практик и знаний в традиционное сербское общество. Империя Габсбургов была в ту пору куда более продвинутым государством, чем империя Османов, в том числе и с лучшими условиями для формирования южнославянского образованного класса. Политические сербские кружки и вольнодумные сербские газеты раньше, чем в Белграде и Крагуеваце, возникали в Вене и Пеште; в Пеште открылись и первая сербская типография, и литературно-научное товарищество Матица српска. В Воеводине центром передовой мысли считался Нови-Сад, а зоной нравственного средоточия слыли монастыри Фрушки-Горы, изолированного горного кряжа на юго-западе области. В Средние века этих монастырей насчитывалось три десятка, ныне их сохранилось 16. Когда-то, задолго до всяких ислама и православия, фактически сразу после сотворения мира, над нынешней Воеводиной плескалось мелкое Паннонское море (оттого она и получилась такая плоская), а Фрушка-Гора была тогда островом. Воды морские высохли, но Франкская гора изолированность отчасти сохранила, чем и сберегла в себе долю сербской духовности.
Павле Симич. «Майское собрание в Карловцах». Провозглашение Воеводины. Калоча (Сремски-Карловцы), 1848 год
Karlowitz впервые отчетливо отметился в мировой истории в 1698–1699 годах — международным конгрессом, зафиксировавшим потерю Османской империей по итогам как раз вот той затяжной Великой Венской войны сразу нескольких эялетов (понятнее говоря, Венгрии, всей Трансильвании и кусочка современной Украины). Чтобы подписать Карловицкий мир, представители семи держав, в их числе России, провели за круглым столом 36 рабочих заседаний. Венецианский дипломат прямо во время этих консультаций взял и умер… Он похоронен во дворе монументальной часовни Мира, возведенной на месте деревянного павильона переговорщиков. На часовню и могильный крест я глядел из-за запертых на амбарный замок ворот. Набрать телефонный номер с пришпиленной к забору записки и дождаться служки у меня не хватило пороху: шел скучный дождь, меня утомила сложная поездка по Сербии, я озяб и, главное, чувствовал себя отравленным бесконечными музейными комментариями и непрошеными лекциями о славянском братстве, обязательной составляющей любой здешней разговорной программы.
Анастас Йованович. «Патриарх Иосиф Раячич благословляет армию Сербской Воеводины. 1848»
Сремски-Карловцы. Памятник барону Петру Врангелю. Фото автора
Впрочем, в Карловцах русский человек непременно почует горьковатый дым отечества, потому что именно в этом городе в начале 1920-х годов разместился штаб проигравших Гражданскую войну врангелевцев. Поясной памятник худощавому генерал-лейтенанту в боевой папахе воздвигнут несколько лет назад стараниями отечественных военных общественников. За «черным бароном» — билборд с начинающей желтеть «семейной» армейской фотографией, Врангель в центре солдатско-офицерского полукруга. Неподалеку — в аварийном состоянии — дом, где, как гласит мемориальная табличка, Петр Николаевич настойчиво, но безуспешно работал над реставрацией романовской монархии и укреплением Российского общевоинского союза. Генерал-лейтенант провел в сербской эмиграции пять лет, потом переехал в Брюссель, где в 1928 году неожиданно скончался (предположительно, мог быть отравлен большевистским агентом). Прах Врангеля перенесен в белградскую русскую церковь Святой Троицы в парке Ташмайдан, с настоятелем которой отцом Виталием мне как-то довелось беседовать на разные светские и духовные темы. А в Карловцах похоронен отец генерала, тоже барон, философ и переводчик «Фауста» на русский язык Николай Егорович Врангель. В сербском изгнании незадолго до своей последовавшей в 1923 году кончины он завершил работу над мемуарами под названием «От крепостного права до большевиков». Завершается эта книга так: «