Баллада о Любви — страница 27 из 30

Я на лестницах ночую,

Где тепло от батарей.

Это жизнь! Живи и грейся —

Хрен вам, пуля и петля!

Пью, бывает, хоть залейся:

Кореша приходят с рейса —

И гуляют «от рубля»!

Рупь — не деньги, рупь — бумажка,

Экономить — тяжкий грех.

Ах, душа моя тельняшка —

В сорок полос, семь прорех!

Но послал Господь удачу —

Заработал свечку он! —

Увидав, как горько плачу,

Он сказал: «Гуляй на Вачу!

Торопись, пока сезон!»

Что такое эта Вача —

Разузнал я у бича, —

Он на Вачу ехал плача —

Возвращался хохоча.

Вача — это речка с мелью

Во глубине сибирских руд,

Вача — это дом с постелью,

Там стараются артелью, —

Много золота берут!

Как вербованный ишачу —

Не ханыжу, не «торчу»…

Взял билет — лечу на Вачу,

Прилечу — похохочу!

Нету золота богаче —

Люди знают, им видней!

В общем, так или иначе,

Заработал я на Ваче

Сто семнадцать трудодней.

Подсчитали, отобрали —

За еду, туда-сюда, —

Но четыре тыщи дали

Под расчет — вот это да!

Рассовал я их в карманы,

Где и рупь не ночевал,

И уехал в жарки страны,

Где кафе и рестораны —

Позабыть, как бичевал.

Выпью — там такая чача! —

За советчика бича:

Я на Вачу ехал плача —

Возвращаюсь хохоча!

…Проводник в преддверье пьянки

Извертелся на пупе,

То же и официантки,

А на первом полустанке

Села женщина в купе.

Может, вам она — как кляча,

Мне — так просто в самый раз!

Я на Вачу ехал плача —

Возвращаюсь веселясь!

То да се да трали-вали, —

Как узнала про рубли…

Сотни по столу шныряли —

С Валей вместе и сошли.

С нею вышла незадача, —

Я и это залечу!

Я на Вачу ехал плача,

Возвращаюсь — хохочу!..

Суток пять как просквозило, —

Море вот оно — стоит.

У меня что было — сплыло, —

Проводник воротит рыло

И за водкой не бежит.

Рупь последний в Сочи трачу —

Телеграмму накатал:

Шлите денег — отбатрачу,

Я их все прохохотал.

Где вы, где вы, рассыпные, —

Хоть ругайся, хоть кричи!

Снова ваш я, дорогие, —

Магаданские, родные,

Незабвенные бичи!

Мимо носа носят чачу,

Мимо рота — алычу…

Я на Вачу еду плача,

Над собою хохочу!

1977

«Был побег на рывок…»

Вадиму Туманову

          Был побег на рывок —

          Наглый, глупый, дневной, —

          Володарского — с ног

          И — вперед головой.

          И запрыгали двое,

          В такт сопя на бегу,

          На виду у конвоя

          Да по пояс в снегу.

Положен строй в порядке образцовом,

И взвыла «Дружба» — старая пила,

И осенили знаменьем свинцовым

С очухавшихся вышек три ствола.

          Все лежали плашмя,

          В снег уткнули носы, —

          А за нами двумя —

          Бесноватые псы.

          Девять граммов горячие,

          Аль вам тесно в стволах!

          Мы на мушках корячились,

          Словно как на колах.

Нам — добежать до берега, до цели, —

Но выше — с вышек — все предрешено:

Там у стрелков мы дергались в прицеле —

Умора просто, до чего смешно.

          Вот бы мне посмотреть,

          С кем отправился в путь,

          С кем рискнул помереть,

          С кем затеял рискнуть!

          Где-то виделись будто, —

          Чуть очухался я —

          Прохрипел: «Как зовут-то?»

          И — какая статья?»

Но поздно: зачеркнули его пули —

Крестом — в затылок, пояс, два плеча,

А я бежал и думал: добегу ли? —

И даже не заметил сгоряча.

          Я — к нему, чудаку:

          Почему, мол, отстал?

          Ну а он — на боку

          И мозги распластал.

          Пробрало! — телогрейка

          Аж просохла на мне:

          Лихо бьет трехлинейка —

          Прямо как на войне!

Как за грудки, держался я за камни:

Когда собаки близко — не беги!

Псы покропили землю языками —

И разбрелись, слизав его мозги.

          Приподнялся и я,

          Белый свет стервеня, —

          И гляжу — кумовья

          Поджидают меня.

          Пнули труп: «Эх, скотина!

          Нету проку с него:

          За поимки полтина,

          А за смерть — ничего».

И мы прошли гуськом перед бригадой,

Потом — на вахту, отряхнувши снег:

Они обратно в зону — за наградой,

А я — за новым сроком за побег.

          Я сначала грубил,

          А потом перестал.

          Целый взвод меня бил —

          Аж два раза устал.

          Зря пугают тем светом, —

          Тут — с дубьем, там — с крутом:

          Врежут там — я на этом,

          Врежут здесь — я на том.

Я гордость под исподнее упрятал —

Видал, как пятки лижут гордецы, —

Пошел лизать я раны в лизолятор, —

Не зализал — и вот они, рубцы.

          Эх бы нам — вдоль реки, —

          Он был тоже не слаб, —

          Чтобы им — не с руки,

          А собакам — не с лап!..

          Вот и сказке конец.

          Зверь бежит на ловца,

          Снес — как срезал — ловец

          Беглецу пол-лица.

…Все взято в трубы, перекрыты краны, —

Ночами только воют и скулят,

Что надо, надо сыпать соль на раны:

Чтоб лучше помнить — пусть они болят!

1977

«В младенчестве нас матери пугали…»

Вадиму Туманову

В младенчестве нас матери пугали,

Суля за ослушание Сибирь, грозя рукой, —

Они в сердцах бранились — и едва ли

Желали детям участи такой.

          А мы пошли за так на четвертак, за ради бога,

          В обход и напролом, и просто пылью по лучу…

          К каким порогам приведет дорога?

          В какую пропасть напоследок прокричу?

Мы Север свой отыщем без компаса —

Угрозы матерей мы зазубрили как завет, —

И ветер дул, с костей сдувая мясо

И радуя прохладою скелет.

Мольбы и стоны здесь не выживают —

Хватает и уносит их поземка и метель,

Слова и слезы на ветру смерзают, —

Лишь брань и пули настигают цель.

          И мы пошли за так на четвертак, за ради бога,

          В обход и напролом, и просто пылью по лучу…

          К каким порогам приведет дорога?

          В какую пропасть напоследок прокричу?

Про все писать — не выдержит бумага,

Все — в прошлом, ну а прошлое — былье и трын-трава, —

Не раз нам кости перемыла драга —

В нас, значит, было золото, братва!

Но чуден звон души моей помина,

И белый день белей, и ночь черней, и суше снег, —

И мерзлота надежней формалина

Мой труп на память сохранит навек.

          И мы пошли за так на четвертак, за ради бога,

          В обход и напролом, и просто пылью по лучу…

          К каким порогам приведет дорога?

          В какую пропасть напоследок прокричу?

Я на воспоминания не падок,

Но если занесла судьба — гляди и не тужи:

Мы здесь подохли — вон он, тот распадок, —

Нас выгребли бульдозеров ножи.

          Здесь мы прошли за так на четвертак, за ради бога,

          В обход и напролом, и просто пылью по лучу, —

          К каким порогам привела дорога?..

          В какую пропасть напоследок прокричу?..

1977

«Мне судьба — до последней черты, до креста…»

Мне судьба — до последней черты, до креста

Спорить до хрипоты (а за ней — немота),

Убеждать и доказывать с пеной у рта,

Что — не то это все, не тот и не та!

Что — лабазники врут про ошибки Христа,

Что — пока еще в грунт не влежалась плита, —

Триста лет под татарами — жизнь еще та:

Маета трехсотлетняя и нищета.

Но под властью татар жил Иван Калита,

И уж был не один, кто один против ста.

{Пот} намерений добрых и бунтов тщета,

Пугачевщина, кровь и опять — нищета…

Пусть не враз, пусть сперва не поймут ни черта, —

Повторю даже в образе злого шута, —

Но не стоит предмет, да и тема не та, —