А потом сэр Крэсби, ставший к тому времени полноправным лордом, отправился в длительное путешествие, но куда и с какой целью, никто не знал. С собой он не взял ни одного человека: ни из поместий своего недавно скончавшегося отца, ни из новых владений, пожалованных Дариной. Поговаривали, будто его миссия настолько важна для империи, что доверить ее невозможно никому более…
Хобу тоже оставалось лишь теряться в догадках, куда и зачем отбыл мальчишка, но, по большому счету, плевать он хотел на это и на все прочее.
Второй же фаворит императрицы — богатый и знаменитый дон Джерси — напротив, вел активную светскую жизнь, давая балы, нанося визиты, поражая столичное общество своими очень современными манерами, которые быстро вошли в моду.
Поговаривали, что он из простого сословия, что добился всего умом и верностью, но знающие люди этому не верили. В наше время без связей никуда, и не мог мальчишка без роду и племени взлететь так высоко.
А вскоре дон Джерси основал за свой счет Академию, в которую отбирались лишь самые способные из детей и подростков, причем, вот что странно, набор туда шел вне зависимости от сословий, что лишь разжигало слухи. Чему учили в Академии, и какую цель преследовал ее создатель, общественность не знала, но сам факт, что простой сын паромщика или кровельщика мог удостоиться чести попасть в стены этого заведения, стяжал дону Джерси столь горячую симпатию простолюдинов, что он стал любимым героем баллад о рыцарях и их приключениях, традиционно исполнявшихся каждый вечер в стенах сотен трактиров по всей молодой империи.
Были и другие, менее значимые новости, но Хоб считал, что и услышанного — вполне достаточно. Дарина благодаря своим друзьям обретала невиданную власть на всем континенте. Люди любили ее и верили в ее твердую, но справедливую руку. Каждый готов был в любой момент встать под ее знамена, случись такая надобность. И даже бароны, ни в какую не желавшие служить некогда Калебу, признали права императрицы и присягнули ей все до единого.
Хоб миновал земли цивилизованные и углубился туда, где редко ступала нога жителя королевств. Степь встретила его дикими кочевниками, но он миновал их территории без приключений. Хоб слишком хорошо умел маскироваться, причем в любой обстановке.
Путь его лежал на далекий север, туда, где не было ни стран, ни народов. Где царил лишь холод, а снег тяжелым одеялом покрывал землю круглый год. Туда, где в свое время в темной и мрачной пещере Паж дал клятву Мертвой Королеве, и его клятва была услышана.
Хоб считал, что только там он сможет понять, как ему жить дальше.
Он пробирался сквозь сугробы, преодолевал перевалы, неделями голодал и изнывал от такого холода, что даже ему — демону, привычному ко всему, — временами казалось, что он не сможет ступить ни шага больше.
И все же он дошел.
Тот вечер был особым. Хоб добрался наконец до дальней оконечности горного хребта, тянувшегося на многие недели пути в обе стороны. Демон хорошо помнил, куда идти. Тайная тропа, вырубленная кем-то многие тысячи лет назад прямо в скале, поднималась высоко вверх. Ветер пытался скинуть вниз, острые снежинки впивались тысячами игл в лицо и глаза, стараясь ослепить, уничтожить незваного гостя. Ноги то и дело скользили, и каждый неверный шаг мог привести к гибели. Упасть вниз значило умереть даже для него.
Пещера открылась внезапно — темный провал в скале, невидимый уже в нескольких шагах.
Хоб с трепетом вошел внутрь, вспоминая, как много лет назад выбирался отсюда в компании тогда еще молодого Первого Пажа и Фолла. Теперь же он шел в глубь пещеры, для верности освещая себе путь факелом, связка которых валялись у входа.
В пещере тоже царил холод, но не такой убийственный, как снаружи.
Хоб шел по полу, выложенному каменными плитами в незапамятные времена руками неизвестных умельцев. Уже несколько часов дорога петляла, сбивая многочисленными ответвлениями, но внутреннее чувство направления не изменило демону, и наконец он вошел в бесконечный пустынный зал, в самой середине которого стояло одинокое надгробье.
Демон прошел к нему и склонил голову перед простой матовой плитой из неизвестного ему камня.
— Госпожа моя, я здесь. Яви же мне свою волю, ибо не знаю я, что мне делать дальше, — попросил он и опустился на колени перед плитой.
Ни знака, ни звука в ответ. Хоб уже отчаялся, когда, наконец, позади него послышался раздраженный голос:
— И это все? Ради этого камня я шел за тобой?
Хоб резко обернулся и увидел невдалеке молодого человека с мечом в руке. Достаточно тепло одетого, чтобы не бояться непогоды снаружи, но, судя по тону, изрядно недовольного. Демон удивился: ни разу за все время он не почувствовал слежки за собой, а оказалось, что этот человек шел за ним. Немыслимо!
Пришелец шагнул вперед, вступая в круг света, откинул капюшон, и Хоб узнал его:
— Император Калеб!
— Бывший император, позволь заметить, — скривился юноша. — Но, хочу верить, что это не навсегда…
— Но как?..
— Как я тут оказался? Да очень просто. Я шел за тобой с самого начала, подвесив маячок, который ты заметить никак не мог. Так что я всегда знал, где именно ты находишься. Но, скажу тебе, этот путь был труден даже для меня. Однако я верил, что ты приведешь меня в такое место, где я обрету новые силы! Куда же еще так стремиться демону? А ты пришел в эту пещеру, к непонятному камню, сидишь тут и плачешь. Да, друг мой демон, я в тебе разочарован!..
— Это не просто камень, — негромко ответил Хоб. Возможно, эта встреча и есть то знамение, коего он ждал.
— А что же это такое, скажи на милость? — пренебрежительно осведомился Калеб.
— Эта плита — надгробье Мертвой Королевы, моей великой госпожи…
Калеб осекся на полуслове. Он быстрым шагом подошел к плите и почтительно поклонился.
— Прошу меня извинить, я не знал. Значит, ты, демон, все же привел меня в важное место… Что ж, за это я оставлю тебе жизнь.
Плита вдруг засветилась изнутри холодным голубым светом, откуда-то подул ветер и затушил свет факела, даже демона пронзило странное чувство иррационального страха.
— Она дает нам знак, — прошептал он. — Она слышит нас!
— Тогда я поговорю с ней, — отважно сказал Калеб, а Хоб затрясся — никто не смел говорить в таком тоне с госпожой. Но падший император продолжал, словно ни в чем ни бывало: — Госпожа! Мое имя Калеб. Я хочу, я желаю служить вам! И готов принести свою нерушимую клятву верности.
Хоб впервые присутствовал при подобном ритуале. В прошлый раз его призвали уже после совершения таинства, а сейчас он чувствовал, как незримая тень великой госпожи витает в зале, а от ее ледяного дыхания стынет все его существо.
Калеб опустился на колени и продолжил:
— Клянусь быть верным слугой Госпоже! Клянусь каждый день и час своей жизни посвятить одной цели — воскрешению Ее! Клянусь быть беспощадным к любому, кто будет мешать исполнению этих великих планов! Клянусь именем своим, судьбой своей и будущим своим!
Хоб явственно увидел, как изморозь на плите поднялась в воздух и закружила в легком вихре, приближаясь к коленопреклоненному Калебу. К этому танцу присоединились мириады снежинок, лежащих на плитах пола и стенах пещеры.
Через несколько минут уже ничего нельзя было разглядеть в этом безумстве стихий, вызванных к жизни словами клятвы.
Хоб рухнул ничком и повторял одни и те же слова, много-много раз, надеясь, что ему повезет и ему даруют прощение за все неудачи:
— Я верный слуга, госпожа, я верный слуга… Я верный слуга, госпожа…
Ветер стих так же резко, как и поднялся. Свечение вокруг плиты тоже потухло. Калеб встал на ноги.
Хоб, осмелившийся, наконец, оглядеться, с удивлением заметил, что теперь от самого Калеба исходит неяркий голубоватый свет. Да и внешне бывший император несколько изменился. Он не прибавил в росте или ширине плеч, но от всего его вида теперь исходила такая уверенность и сила, что Хоб понял все. Клятва была принята. Королева обрела нового слугу, а раз самого Хоба оставили в живых, значит, он лицезрел перед собой своего нового хозяина. Хоб низко поклонился Калебу и сказал:
— Готов служить вам верой и правдой, господин мой Первый Паж!..
Занятия в университете закончились, как обычно, довольно поздно. Большая часть дня уже миновала, а столько еще предстояло сделать: сходить в магазин, приготовить ужин, подготовиться к завтрашнему семинару. Подруги звали в кино, но развлекаться совсем не хотелось, слишком уж она устала за эти дни.
Оля привычным движением поправила волосы и легким шагом направилась по аллее в сторону крупного торгового центра, несколько лет назад выстроенного неподалеку от университета. Там она и купит все необходимое, а то в частных магазинчиках рядом с домом постоянно торгуют подпорченным товаром.
Идти тут недолго — минут пятнадцать такого вот прогулочного шага, а значит, можно подумать о Нем…
Это давно уже вошло у нее в привычку: каждую свободную минуту она размышляла о Нем. Она привычно представила его таким, каким видела в последний раз — изможденным, израненным, бессознательным, лежащим на больничной койке, но таким милым, родным и близким, что даже сейчас она не могла сдержать слез, вспоминая его истерзанный облик.
Она вспоминала тот день, когда в доме раздался звонок и уверенный мужской голос попросил ее к телефону, а когда она недоуменно спросила, с кем имеет честь, голос представился Виктором — другом Джека. Оля не знала в тот момент, можно ли верить этому человеку, но Виктор говорил так убедительно, что девушка отбросила все сомнения и срочно выехала в Москву.
И не ошиблась. В палате действительно лежал Джек — тот, кого она встретила случайно и кого до сих пор не могла позабыть. Он был в коме, врачи в своих прогнозах отпускали ему всего несколько дней жизни, но Джек продержался почти шесть месяцев, и лишь когда даже его друзья решили, что дальше тянуть нельзя, Виктор прибег к крайнему средству, о котором поведал ей крайне мало.