Красноармейцы не стали подниматься к самой вершине, остановились в полусотне метров ниже, сидели на широком плоском камне и в полный голос обсуждали дальнейший маршрут. Медведев понимал, что все эти слова говорятся только для него, чтоб его раззадорить, но не спешил вступать в игру: он все время помнил о четвертом, думал о нем, прикидывал, сколько ему нужно времени, чтобы выйти на исходную. Наконец он решил, что больше тянуть нельзя, и подал голос:
- Эй, ребята, это что за чучело с вами?
- Полегче на поворотах, дядя, - взвился Залогам. - Это наш командир.
- Ну да, наверное, маршал! - не унимался Медведев.
- Сволочь ты, дядя, понял? Думаешь, если немцы кругом, а ты в будке спрятался, так можно потешаться над сержантом?
- На нем написано, что он сержант, да? А даже если сержант, так и пошутить нельзя? Вон как вырядился!
- Гимнастерку на нем немцы пожгли пулями!
Чапа тихо ахнул
- Ото добре! Ото сказав - як картину написав!
Медведеву это тоже понравилось, только злило, что они и шага навстречу ему не делают, все приходилось самому.
- Слышь, сержант? - крикнул он. - У меня тут аптечка есть, в ней завал всякой медицины. Может что надо - так я кину…
- Ладно, сиди уж, - отозвался Тимофей. - Если ты такой принципиальный, нам от тебя не нужно ничего. А то как бы с нашей помощью в ад не угодить!
Он сказал товарищам: «Пошли», - и они пошли вниз; осторожно, не спеша стали спускаться. Значит, четвертый уже где-то здесь, понял Медведев, и в этот решающий момент ему вдруг так расхотелось выходить из дота, но другого выхода не было - на этом строилась вся их игра… По привычке он схватил винтовку, но, уже открыв люк, понял, что этого делать нельзя: если у тебя оружие да у того оружие - без выстрелов трудно обойтись. А пули, как известно, иногда и попадают.
Медведев сунул винтовку в пирамиду и выскочил наружу.
- Ребята! Постойте минуту. Я вам что-то скажу.
Они охотно остановились.
- Ну что тебе? - сказал сержант. - Только покороче.
- Ребята, вы как до наших доберетесь, уж разыщите мою часть, а? Пусть они кого за мной пришлют.
- Ты что, дядя, совсем псих? - замахал руками Герка. - Сам посуди, кому ты сейчас нужен? Только твоей маме…
- Сообщить, это мы и без твоей просьбы сделаем. Это наша обязанность, - Сказал Тимофей. - Однако тебе от этого легче не будет.
- Почему? - Медведев отошел от дота еще на несколько шагов и только тогда услышал за спиной едва уловимый шорох камней.
- А сам не понимаешь? Кто за тобой людей пошлет через линию фронта? Рисковать, скажем, целым отделением, чтобы тебя одного снять с поста? - Тимофей улыбнулся. - Придется тебе смириться с нашим обществом.
И красноармейцы стали подниматься к доту.
Все, понял Медведев, волки сыты. Теперь как бы овечкам уцелеть…
Он обернулся. Входной люк был закрыт. Медведев подскочил к нему, дернул на себя за ручку, заколотил по люку изо всех сил ногами.
- Открой!… Открой, тебе говорят!…
Медведев схватил здоровенный камень и что было силы саданул им по люку. Второй раз не стал - боялся замок повредить.
- Не шуми, - отозвались изнутри. - Отойдешь в сторону - открою.
Медведев помедлил, потом сказал: «Твоя взяла», - быстро отошел на несколько шагов и там стал спиной к доту с поднятыми руками.
На Ромку, наблюдавшего за ним в смотровой глазок, это произвело впечатление. Конечно, он и на секунду не допускал, что часовой так вот просто примирится с поражением. Он мог бы признать свое поражение, рассуждал Ромка, в конце концов ничего страшного не произошло: все свои. Но сделал бы это не сразу. И уж наверняка не в такой форме. Он спешит, ухмыльнулся Страшных, он вынужден считаться, что сейчас подойдут остальные, и тогда он точно проиграл. Вот и спешит. Предлагает, чуть ли не навязывается: на, мол, бери, вот он я весь перед тобой… А сам-то мечтает, чтобы я выглянул, вылез наружу раньше, чем ребята подойдут. Он думает, ему это что-то даст… Хорошо! Не буду обижать человека, решил Страшных, пусть испытает свой фарт до конца. Открыл люк и вышел наружу.
- Вот так бы и давно, - сказал он, чувствуя, что голос звучит неестественно. - Только ломаешься зачем? Руки поднимаешь… К тебе со всем уважением, а ты…
Автомат он оставил в доте - уж если играть, так по-честному. Правда, шансы были не равны: часовой во какой здоровенный - раза в полтора тяжелее. Но Ромка не был бы «вечным каторжником», если бы разумные доводы могли его остановить. К тому же в этой схватке он знал все наперед. Ребята уже подходили к часовому; чтобы ворваться в дот, у того была единственная возможность - прыгнуть. Пробиться за счет инерции. Ах, как это скучно, когда все знаешь наперед, успел еще подумать Страшных, остальное заняло не больше секунды. Часовой вдруг развернулся, сделал шаг, чуть присел и - словно катапульта его метнула - в отличном стиле прыгнул вперед ногами. Он летел не точно в Ромку, а рядом, что Ромку крайне поразило, и врезался в бронированную стенку. Другой без ног бы остался, но это был такой парень, что Ромке - как ни жаль - пришлось еще дважды рубануть его под шею ребром ладони.
Тимофей спросил только:
- Ты ему ничего не повредил?
- Что ты, комод, кому говоришь! Разве я не понимаю?
- Ладно. Напомнишь мне потом: два наряда вне очереди за провокацию, - и вошел в люк.
- Еще легко отделался, - шепнул Ромка Залогину.
- Это мы легко отделались. А если бы он не промахнулся?…
В доте Тимофею опять стало плохо. Пока знал, что надо идти, - держался; а сделали дело - и прямо дух вон. Пот заливал лицо, стекал по груди, по рукам; била дрожь. Препротивнейшее состояние, когда весь напрягаешься, чтобы хоть зубами не стучать, а получается только хуже.
Он сидел в креслице наводчика и терпеливо ждал, пока Чапа приведет часового в чувство. Потом подозвал его. Парень хоть и был еще слаб, подошел по-уставному четко.
- Фамилия?
- Рядовой Александр Медведев.
Сержант всегда сержант! - даже при затуманенном сознании Тимофей уловил в часовом какую-то ущербность, неполноценность. Он сразу понял, с кем имеет дело, и Медведев прочел это в его взгляде и сразу сник. Все было как всегда.
- Ты на него не обижайся, - кивнул Тимофей на Ромку. - Он у нас того… - и покрутил пальцем возле виска.
- Первый герой, в общем, - вставил Герка. - Если кого не победит - прямо спать не может.
- Спасибо, конечно, что приютил… А все-таки не имел права! - голос Тимофея вдруг окреп. - Так что за допуск на охраняемый объект посторонних лиц - два наряда вне очереди.
- Есть два наряда вне очереди, товарищ младший сержант! - радостно отчеканил Медведев.
- Чему радуешься?
- Понял, что вы настоящий, товарищ младший сержант!
Тимофея положили на расстеленный орудийный чехол, накрыли Чапиной шинелью, и едва он закрыл глаза, как провалился в небытие. Оно походило скорее на легкий сон, потому что возвращение из него было незаметным, без осадка. Словно прикрыл глаза на миг - и тут же открыл, но и в теле, и вокруг все успело измениться.
В доте было светло и пахло горячей пшенкой на сале. Для тех, кто понимает, - мечта!
Свет был электрический.
Тимофей сел. Ему тут же насыпали из котла. Миска приятно грела колени. Тимофей ухватил губами несколько крупинок, разжевал их, произнес «О!» - и отправил в рот сразу полную ложку. Он обжег небо и задохнулся горячим паром, но все это входило в комплекс наслаждения едой, без этого не могло быть настоящей пшенки, и он даже застонал, так ему было хорошо.
- А ты, дядя, оказывается, гурман! - засмеялся Залогин.
- Ложкой трудиться тоже надо уметь, - сказал Страшных. - Опять же пример рядовому составу.
- Верная примета, - поддакнул Чапа. - Кто хворый, тому ота работа без интересу.
Только Медведев смолчал. Он пока приглядывался к новым своим товарищам, угадывая связи и противоречия, границы и меру дозволенного. Но именно на нем остановил свое внимание Тимофей. Он вдруг отложил ложку и спросил:
- Почему не на посту?
Медведев вскочил, вытянулся по стойке смирно. По его лицу было видно, что он ищет ответ и не находит. Наконец он выжал из себя:
- Виноват, товарищ командир.
- Мы оба виноваты, - примирительно сказал Тимофей. - Ты ведь вторые сутки один - мне не следовало об этом забывать… Отставить ложки! - неожиданно резко выкрикнул он. Все перестали есть, сидели прямо. - Это что ж получается, товарищи красноармейцы? Выходит, мне и поспать нельзя? Или вырубиться по невольной слабости?… Это же черт знает что! Стоит отвернуться - и тут уже не воинское подразделение, а цыганский табор. Голыми руками вас бери - не хочу!…
- Ну это ты зря, Тима, - тягуче начал Страшных, но его перехлестнул выкрик Тимофея:
- Разговорчики!… Чему вас учили в армии? Чему вас учили? - я спрашиваю… Ладно. Раз не можете по-другому, при вас всегда будет состоять командир. Назначаю своим помощником красноармейца Залогина.
- Слушаюсь.
Залогин не удивился, но и радости не выказал. Он предпочитал быть «одним из», чем командовать себе подобными. Тимофей это понял.
- Учти, за дисциплину буду с тебя спрашивать.
- Ясно, товарищ командир.
- Составишь график караулов. На двое суток. Медведева - в последнюю очередь, пусть отоспится. Меня не вставляй пока - могу подвести под монастырь. А тут риску не должно быть ни грамма.
- Слушаюсь.
- Дежурства: кухня, уборка, то да се - тоже в график введи. Особое внимание - красноармейцу Страшных. У него полная торба нарядов. Хватит ему их коллекционировать - пустим в дело.
- А если утаит?
- Не посмеет. А то ведь с утра до ночи будет картошку чистить.
- Здесь нет картошки, - ехидно встрял Страшных.
- Прикажу - достанешь!… Первым заступил в караул Чапа.
После чая Тимофей обследовал дот. Артиллерийский каземат при электрическом освещении был мрачен. Свод броневого купола покрывала серая масляная краска. Серыми были цементные стены. Броневой пол почему-то не был выкрашен; очевидно, его постоянно чистили, но рыжий налет ржавчины угадывался сразу.