мости выполнить задание.
И вот сейчас перед ним сидел человек, который среди крови и ненависти спокойно рассуждает о будущем, и не сомневается в нем, и для него не существует ничего, кроме этого будущего: «через неделю» и «всегда потом»… и ничего, кроме личной жизни, личной ненависти и личной судьбы… Ты можешь верить его историям, можешь не верить, тут дело не в словах, а в сути, в существе; в этом он не врет. В этом он действительно настоящий, такой как есть… Непостижимо!
- А как же ваша родина? Ей предстоят нелегкие испытания, - сказал Алексей Иннокентьевич.
- Знаю. Поверьте, господа, мне было нелегко решиться на этот шаг: отойти в сторону от борьбы. Надеюсь, вы не считаете меня трусом… Но немного нужно ума, чтобы пройти последний путь с истерзанной отчизной! Это философия толпы, философия баранов, которые мчатся в облаке пыли, не разбирая дороги, туда, куда их гонят. Насколько больше мужества нужно тому, кто хочет остаться самим собой, кто хочет перелезть стену и вырваться из сумасшедшего дома. Мне надоел этот мир, отравленный политикой. Я хочу жить естественно, хочу жить честно. Я сделал выбор - и отошел в сторону. Я ничей. Понимаете? Я ни с кем!…
Райнер развивал свою доктрину невмешательства горячо и долго, так что наконец и Алексей Иннокентьевич не выдержал.
- Довольно, - сказал он. - Вы признали, что ваша первая легенда была ложна. Вторая разработана убедительней, однако опять ни единого документального подтверждения. Неприятно говорить такие вещи, но мы вам по-прежнему не верим.
Райнер смотрел на него несколько мгновений, осмысливал ответ, потом понял, что это означает подтверждение прежнего приговора, и вскочил.
- Но вы не можете, не имеете права расстрелять меня просто так! Это будет убийство! Вы просто мясники, а не солдаты, если пойдете на это! Клянусь вам, я ни с кем! Я только сам за себя…
- Это невозможно…
- Но это так! Вот он я, перед вами - человек, который хочет пройти мимо всех как тень.
- Это невозможно.
- Ах, так?… Будьте вы прокляты!
Граф с неожиданной для такого огромного тела ловкостью вдруг перекатился назад. Харитончук не ждал удара, полетел в кусты и опрокинулся. Но граф не прельстился его автоматом. Он схватил обломанную ветку бука, здоровенную, длиной метра в три, и, подняв ее над головой как палицу, бросился на офицеров. Алексей Иннокентьевич понимал, что удара не будет, не должно быть, но поневоле весь напрягся й ждал, куда будет нацелен удар, если он все-таки случится. Тогда увернуться, сделать ложный выпад и положить этого верзилу отработанным ударом: ребром ладони по шее. А вот капитан Сад будто и не видел ничего. Он сидел все такой же прямой, обхватив руками одно колено, и только в глазах появилось насмешливое выражение.
- Ну что ж ты не бьешь, граф? - спросил он у остановившегося немца.
Райнер колебался еще несколько мгновений, потом отбросил ветку далеко в сторону, плюнул в сердцах под ноги и отвернулся, яростно затолкав кулачищи в карманы галифе.
- Глупый ты парень, Райнер, - сказал капитан Сад, встал и подошел к немцу; его макушка была чуть выше плеча графа. - Ладно. Ты свободен.
- Идите к черту, капитан, - сказал Райнер.
- Скорее всего я там буду сегодня же.
- Если вы думаете, что теперь я лучшего мнения о вас…
- Ладно, ладно. - Капитан Сад засмеялся. - Знаешь, Райнер, а я тоже собирал марки. Даже специально на почту устроился работать разносчиком в вечернюю смену. У меня их было много, марок-то, почти тысяча.
- У меня в Люцерне отведен для этого целый кабинет. И специалист нанят, чтобы следить за новинками и ездить по аукционам.
- Лихо, - ответил капитан Сад, но из гордости не спросил, что такое аукцион.
14
Сашка так и не смог связаться с дивизией.
За семь дней, пока добирались сюда, группа ни разу не вышла в эфир. Сейчас никто из своих не знал, где они, и если им случится вступить в бой и погибнуть, об этом не узнает никто.
- Далеко они, - жаловался Сашка, - вот поближе б им надвинуться хоть на сотню километров…
Теперь он рвался в эфир, не таясь от радиоперехватчиков Хальдорфа, но дивизия их не слышала. И никто им не мог помочь. Потому что вместе с рассветом наступил тот самый день, когда им с Хальдорфом было не разминуться.
На рассвете Малахов сказал:
- Я схожу в замок.
Капитан Сад ответил не сразу. Он смотрел, как туман катит клубами вдоль леса, как над серой пеленой деревьев покачивается, немыслимо раздуваясь, белый огненный шар.
- Надо полагать, это тот самый случай?
Малахов кивнул.
- Я не могу вам приказывать, Алексей Иннокентьевич, но лучше б вы этого не делали.
- У нас выхода нет, Володя. Мы себя чем-то обнаружили. И теперь наша единственная надежда - это держать Хальдорфа в страхе. Ведь он не знает, сколько нас. Может быть, горстка, а может, и целый батальон поблизости сброшен. Если мы затаимся и не будем хотя бы пищать, он догадается, как мы слабы: это же элементарно. Значит, мы должны напоминать о себе, шпынять его. Мы должны быть нахальными.
Он решил отправиться в замок в открытую. В форме пехотного обер-лейтенанта. Захватив с собой Райнера. Документы у Алексея Иннокентьевича были в порядке, никакой липы. Но он не обольщался, что его примут за своего. Райнер, конечно же, шепнет кому следует, что это русский переводчик. Пусть! Вчера вечером они не взяли Ярину, какой-то переводчик им тоже ни к чему. Если принимать во внимание высокий класс Хальдорфа, все обойдется взаимной игрой, псевдоделовыми разговорами, после чего Малахова отпустят, чтобы не показать своей осведомленности, чтобы подтолкнуть разведчиков к более решительным и открытым действиям.
Ну а если они все-таки Малахова под каким-либо предлогом задержат, даже схватят - тоже не беда. Свои рядом, доберутся до Хальдорфа, выручат. А уж он-то постарается дезинформировать барона, толкнуть его на неверный шаг… Во всяком случае, для огневой мощи группы потеря невелика, а психологический выигрыш в любом варианте очевиден.
- Ладно, - сказал капитан Сад. - Тогда с вами пойдет и Сережа. Для моего спокойствия. Это, считайте, взвод охраны.
- Боюсь, что взвода там может оказаться недостаточно, - улыбнулся Алексей Иннокентьевич.
- Тогда считайте, что с вами рота, - серьезно сказал капитан Сад.
Их впустили в замок через железную калитку, и Малахову горло перехватил спазм, когда он увидел, сколько там солдат.
- Мне нужна помощь, - сказал он дежурному офицеру - У моего «оппеля» полетел цилиндр На этих русских дорогах, будь они прокляты, все буквально горит.
- Это далеко?
- Да нет же, и трех километров не наберется. Мы только переехали мост - знаете, где дорога сразу влево поворачивает, и там стали.
- Черт побери, - поморщился немец; он держался с Малаховым свободно, поскольку тоже был в чине обер-лейтенанта. - Не знаю, что и сказать. Время уж больно неудачное. Все люди заняты.
- Эвакуируетесь?
- Вы же видите. Сразу после обеда и выступаем.
- Неужели русские и на нашем участке пошли?
- А вы сомневались?
- Всегда надеешься, что беда постучит в ворота соседа.
- Тоже верно, - примирительно согласился дежурный. Он все морщился и постукивал указательным пальцем по нижней губе, видать, привычка была такая. - Что с вами делать - ума не приложу… Может, вы обождете часа два? Тогда станет посвободнее с людьми, и я определенно смогу вам помочь.
- В десять утра я обязан быть в штабе корпуса, в Станиславе. Меня ждут с пакетом, - не отступал Малахов.
- Ну хорошо, подождите здесь, пожалуйста, - сдался обер-лейтенант. - Только дальше не ходите. У нас, видите ли, спецтерритория.
- Понимаю.
- А я поищу, кто из механиков может вам помочь.
- Одну минуту, господин обер-лейтенант, - выступил вперед Райнер и протянул свою визитную карточку. Обер-лейтенант мгновенно преобразился: весь подтянулся, заулыбался и даже щелкнул каблуками.
- Покорный слуга, ваше сиятельство.
- Я разыскиваю некоего штандартенфюрера фон Хальдорфа, - сказал Райнер удивительно гнусавым голосом. Очевидно, он подчеркивал этим свое отношение к штандартенфюреру.
- Это мой командир, ваше сиятельство.
- Отлично! - еще сильнее загнусавил огромный граф и затопал от еле сдерживаемого бешенства ногами. - После механика не сочтите за труд, сударь, сходить к этому негодяю и передать, что я требую у него сатисфакции.
Обер-лейтенанта словно сдуло.
- Что вы делаете, Райнер! - тихо сказал Алексей Иннокентьевич, оглядывая двор и службы и пытаясь придумать, каким образом можно раскусить этот орех. - Вы же нас погубите. Вспомните, что вы обещали…
- Простите, - сказал Райнер и упрямо боднул головой.
Алексей Иннокентьевич оглянулся на Сережу Сошникова. Тот сидел возле ворот на скамейке и покуривал сигарету. Автомат на коленях, за спиной глухая стенка…
Возвратился дежурный офицер.
- Ваше сиятельство, штандартенфюрер фон Хальдорф готов принять вас. - Повернулся к Малахову. - Но прежде он желает поговорить с вами, обер-лейтенант.
Они прошли через двор по аккуратной, посыпанной песком дорожке. В углу двора стояли два тупорылых грузовика с брезентовыми фургонами, солдаты грузили в них стальные ящики.
Чуть в стороне зеленел пятнистым камуфляжем бронированный вездеход.
Райнера оставили ждать в просторном холле на первом этаже, а Малахова обер-лейтенант повел по широкой мраморной лестнице наверх. На втором этаже они прошли по коридору, возле предпоследней справа двери обер-лейтенант остановился, любезно показал рукой.
- Прошу.
Это было что-то вроде приемной. Из-за письменного стола поднялся массивный гауптштурмфюрер в черном, стриженный под машинку и с крестом в петлице. Он сдержанно кивнул Малахову и сказал:
- Оружие прошу оставить здесь. У нас так принято
Принял автомат и парабеллум, положил их на край стола и прошел к двери, за которой, по расчету Алексея Иннокентьевича, должна была находиться угловая комната.