Баллада: Осенние пляски фей — страница 20 из 41

— Ты такой же фрик, как и я, но все равно ты обалденно крут. Понимаешь? У тебя исписаны руки, у тебя навязчивые идеи, однако все, кто с тобой знаком, к тебе тянутся. — Пол стукнул головой о стену. — Это дает фрикам вроде меня надежду.

Весь мир сжался до пальцев Нуалы на моей руке. Я хотел, чтобы она утащила меня под кровать и растворилась со мной в темноте.

— Ты не фрик.

— О, ты и не представляешь!.. Хочешь, расскажу? Трезвый ни за что бы не признался.

Я чувствовал на лице дыхание Нуалы и был совершенно уверен, что она чувствовала мое — колбаски и зеленый перец. Но если ей было неприятно, она не подавала вида. На ее губах играла невинная прекрасная полуулыбка. Если бы она ее осознавала, моментально стерла бы.

— Так вот… Я каждую ночь слышу пение.

Мои пальцы замерли. Пальцы Нуалы замерли тоже.

— Каждую ночь, как во сне. Как в одном из тех снов, когда ты знаешь, что все говорят на другом языке, но все равно понимаешь. Так вот, эта песня — просто список. Список имен. — Пол замолчал и долго судорожно пил. — Мне известно, что я слышу имена мертвых. Тех, кто скоро умрет. Известно, потому что там потом говорится: «Помни о нас, поют мертвые, иначе мы вспомним о тебе».

Я задрожал. Странно, прежде озноба не было.

Мой голос звучал вполне обыденно:

— И кто в этом списке?

— Я, — ответил Пол.

— Ты?

— Ага. И еще какие-то незнакомые имена. И Салливан. И ты. И еще — я не знал, как ее зовут, пока ты мне сегодня не сказал, — она тоже там. Ди. Дейдре Монаган, верно? По-моему, мы все умрем. Скоро. — Пол выпил еще. — Думаешь, я псих?

Рука Нуалы в моих пальцах сжалась в кулак.

— Нет. Надо было сказать раньше. Я тебе верю.

— Я знаю.

Я содрогнулся.

— Я знаю, потому что каждую ночь ты убегаешь, как раз перед тем, как начинается пение. Но если бы я сказал тебе, что слышу его, и ты ответил бы, что тоже слышишь, все стало бы по-настоящему, понимаешь?

Нуала раскрыла кулак и пальцами повернула мою руку, пока я не увидел слово «список», нацарапанное на тыльной стороне.

— Да, — прошептала она в ответ.

— Я думал, что, когда приеду сюда, все это дерьмо закончится, — жалобно сказал Пол.

— Я тоже так думал.

Пол задремал, погрузившись в воображаемое алкогольное опьянение, а я поднялся в туалет на четвертом этаже. Конечно, глупо ей звонить, но меня откровения Пола встревожили. Вывели из равновесия. Одно дело, если я сам угодил в какие-то сверхъестественные дела, и другое дело — услышать в списке мертвых имя Ди.

— Ди?

Я сковырнул со стены кусочек ярко-зеленой краски. Ночь за маленьким окном была настолько темной, что я вместе со своим мобильным отражался в нем как в зеркале.

— Джеймс? — удивленно сказала Ди. — Это правда ты?

Мгновение я молчал. Мгновение мне было слишком больно осознавать, что на другой стороне она; я задыхался, вспоминая ее слова после поцелуя.

— Да. Как вы там? Веселитесь?

Где- то рядом громко и отчетливо закричала ночная птица. Я не понял, за окном она или со стороны Ди.

— Как раз собирались идти спать. Веселимся — не то слово.

— Ого! Да вы просто животные. — Я закусил губу. Нужно просто спросить. — Ди, ты помнишь вечер, когда мы в первый раз здесь встретились? Помнишь, что ты у меня спросила?

— Думаешь, у меня мозги, как у слона, и я все помню?… А… Ну да.

Именно. Когда ты спросила, видел ли я фей.

— Ты их больше не видела?

Долгая пауза.

— Что? Нет. Конечно же нет. А что, ты видел?

Моя кожа все еще пахла Нуалой — летним дождем и дымом костров. Я вздохнул:

— Нет. Как у тебя, нормально?

Она рассмеялась милым неуверенным смехом:

— Ну конечно. Если не считать того, что я в таком раздрае. Но это же не в счет?

— Не знаю. Я у тебя спросил.

— В таком случае — да. Все нормально.

— Ты больше не видела фей?

— Тише!

— Почему?

— То, что они далеко, не значит, что можно свободно их упоминать.

Я помолчал. Не знаю, чего я ожидал. Хотя бы честности. Но что мне делать? Ловить ее на вранье? Я вздохнул и ткнулся лбом в обшарпанную стену:

— Просто хотел узнать.

— Спасибо, — ответила Ди. — Для меня это важно.

Я посмотрел на свое отражение в старых узких зеркалах. Оно нахмурилось в ответ, а некрасивый шрам казался таким же темным, как собравшиеся в одну линию брови.

— Мне пора, — сказала Ди.

— Ладно.

— Пока.

Я положил трубку. Она так и не спросила, все ли в порядке у меня.

Нуала

Как дикие твари все чувства мои:

без счета роятся и жалят,

ползут и летают, на свету и в тени,

на части меня разрывают.

Стивен Слотер (стихи из сборника «Златоуст»)

Меня призвали, когда я наблюдала, как Джеймс спит. Перемещаясь, я думала о том, что видела последним: Джеймс, сражаясь во сне на каком-то личном поле боя, крепко обнимает подушку, а на его руках каракулями записано наше творение. Ему снилась «Баллада», причем без всякого участия с моей стороны. Ему снился главный герой — его воплощение, эгоистичный маг, живущий среди обычных людей. Ему снилось место, где он будет ставить пьесу: приземистое здание из желтого кирпича, оплетенное плющом. Еще в его сне был Эрик с гитарой, а Пол с потрясенным выражением на круглом лице играл одного из персонажей, экспрессивно размахивая руками. Все было предельно ярким, вплоть до затхлого запаха внутри здания, и мне казалось, что в кои-то веки я сама сплю и вижу сон.

А потом я

Раз!

и исчезла.

Я материализовалась в треске сухих опавших листьев, ощущая кожей их холодные твердые края и ледяное спокойствие октябрьской ночи. Между черных деревьев виднелся мягкий свет над входом в общежитие неподалеку.

Даже уловив горький запах горящего тимьяна, я не сразу сообразила, что меня кто-то призвал. Такое не каждый день случается. Я никому не нужна.

— Ты кто такая?

Я нахмурилась, разворачиваясь навстречу голосу и запаху. И увидела человеческую женщину, некрасивую и старую — не меньше сорока. В одной руке она держала спичку, от которой шел слабый дымок, а в другой — тлеющую веточку тимьяна.

Я не знала что сказать. Меня уже много лет не призывали люди.

— Я — опасность.

Женщина взглянула на мою одежду, надменно приподняв бровь.

— Ты выглядишь, как человек, — презрительно сказала она, роняя спичку и тимьян на землю и каблуком затаптывая их в хрусткие листья.

На ее шее на шнурке висел четырехлистный клевер, чтобы она могла видеть фей.

— Ты тоже. Зачем звала?

— Я звала не конкретно тебя. Я оказала услугу Королеве. Теперь мне нужна помощь.

Женщина не боялась, и меня это раздражало. Люди должны пахнуть страхом. И не должны знать, что нас можно вызвать горящим тимьяном или увидеть с помощью четырехлистного клевера. А самое главное, люди не должны стоять, упершись одной рукой в бедро и всем своим видом спрашивая: «Ну так что?»

— Я — не джинн.

Она покачала головой:

— Была бы ты джинном, я бы уже ехала на своей машине в отель. Вместо этого мы спорим, джинн ты или нет. Ты мне поможешь? Мне сказали, что я должна прибирать за собой.

Я невольно заинтересовалась. Люди оказывают Элеонор услуги, после которых нужно «прибирать»? Тем не менее я вложила в свой голос максимум безразличия:

— Хорошо. Как скажешь.

Она провела меня чуть дальше в лес, достала крошечный фонарик и направила его луч на землю.

Там лежало тело. Я так и знала. Я и раньше видела мертвых людей, но это было нечто другое.

Я увидела фею. Не прекрасную, как я, а скорее наоборот. Она была маленькая и иссохшая, белые волосы соломой рассыпались по зеленому платью. Из-под подола торчала ступня, между пальцами были перепонки.

И все же мы с ней были похожи, — она была банши, одинокая беззащитная фея, которая жила рядом с людьми и завывала, предупреждая их о грядущей смерти. Ее убили; вокруг тела были рассыпаны цветы, порождение ее предсмертной агонии. Никогда раньше я не видела мертвую банши.

Я хотела было спросить, кто ее убил, но один быстрый взгляд в мысли женщины все мне объяснил. Большинство людей глупы как пробки, поэтому до воспоминания было добраться легко. Она выследила банши по звуку, достала железный прут из сумки…

Элеонор попросила человека убить одну из нас?!

— Сама прибирай, — отрезала я. — Я тебе не червяк.

Женщина легонько пнула перепончатую ногу, с отвращением поджав губы:

— Не буду. Ты разве не можешь… — она помахала идеально наманикюренной рукой, — убрать ее с помощью магии?

— Не знаю. Мне никогда прежде не приходилось избавляться от тела феи.

При слове «фея» женщина поморщилась.

— Вчера мне сказали другое. Он сказал, что обо всем позаботится, и не успела я оглянуться, как тела уже не было.

Я осторожно спросила:

— Чьего тела не было?

— Бокана. Он избавился от него запросто. Просто… — Она опять глупо взмахнула руками. За один этот жест мне хотелось сделать ей какую-нибудь гадость, ослепить, например, но если она под защитой Элеонор, мне не поздоровится.

Бокан. Тоже фея-одиночка. Общается с людьми. Мне начало становиться не по себе. Сгорать каждые шестнадцать лет — одно дело, после этого я всегда возрождаюсь. А вот если мне загонят в шею железный прут, я вряд ли вернусь.

— Я не могу тебе помочь. Призови кого-нибудь другого.

И прежде чем она смогла возразить, я поспешила прочь, наполовину невидимая, оседлав поток мыслей, идущий от общежитий.

— Черт, — услышала я за спиной, когда ее окружил водоворот сухих листьев, а потом я исчезла.

Я сбежала в теплую подвижную темноту общежития и уселась на краю кровати Джеймса. Круглолицый тихо похрапывал на другой стороне комнаты. Следовало убраться подальше, чтобы не оказаться рядом, если женщина-убийца снова попробует вызвать фею, но я не хотела быть одна. То, что я это понимала, пугало меня больше, чем само нежелание оставаться в одиночестве.