Ральф нашел в седельной сумке огарок свечи, а Зуга тем временем связал вместе три веревки, которыми обычно стреножили лошадей. Ян Черут наблюдал за приготовлениями с видом осужденного, взирающего на постройку виселицы.
— Двадцать девять лет, с тех самых пор, как я появился на свет, ты не уставал расписывать мне свои храбрые подвиги, — напомнил Ральф, нежно обнимая готтентота и подводя его к входу в шахту.
— Ну возможно, я немного преувеличивал, — сознался Ян Черут.
Зуга обвязал его веревкой под мышками и повесил ему на пояс седельную сумку.
— Ты, который сражался с дикарями и охотился на слонов и львов, ты боишься какой-то дырки в земле? — продолжал Ральф. — Чего там вообще бояться? Подумаешь, парочка змей, полная темнота и призраки мертвецов — а больше там и нет ничего!
— Может, я довольно сильно преувеличивал, — хрипло прошептал Ян Черут.
— Ян Черут, но ведь ты же не трус?
— Еще какой трус! — горячо заявил коротышка. — Я ужасный трус, и вниз мне никак нельзя!
Ральф легко поднял готтентота и опустил его в шахту — Ян Черут извивался на веревке, словно червяк на крючке. По мере того как веревка уходила вниз, протестующие крики постепенно становились все глуше.
Ральф отмерял длину отпущенной веревки, считая, что размах его рук равен шести футам. Он опустил Яна Черута на глубину шестидесяти футов, прежде чем натяжение веревки ослабло.
— Ян Черут! — завопил Зуга в глубину шахты.
— Здесь небольшая пещера, — донесся сдавленный, искаженный эхом голос снизу. — Я едва могу в ней выпрямиться. Камни закопчены.
— Они готовили на кострах, — догадался Зуга. — Рабов, должно быть, держали в шахте до самой смерти, они никогда не видели дневного света. — Он повысил голос: — Что ты еще видишь?
— Веревки, сплетенные из травы. Кожаные ведра, вроде тех, которыми мы пользовались на алмазном прииске… — Ян Черут осекся. — Тут все в пыль рассыпается, едва прикоснешься. — Послышалось приглушенное чихание и кашель — готтентот надышался поднятой пыли и заговорил в нос: — Железные орудия, похожи на тесло… Во имя великой змеи, здесь мертвецы! — Голос Яна Черута явственно дрожал. — Здесь скелеты! Скорее вытащите меня отсюда!
Заглянув в узкое отверстие шахты, Ральф разглядел мерцающий огонек свечи на дне.
— Ян Черут, из пещеры есть какой-нибудь выход?
— Вытащите меня!
— Ты никакого прохода не видишь?
— Вижу, вижу, а теперь вытащите меня отсюда!
— Нет, сначала пройди по этому проходу до конца.
— Даты спятил! Мне придется на карачках ползти!
— Возьми тесло и расширь проход.
— Нет! С меня хватит! Я дальше не пойду! Тут мертвецы на каждом шагу, они охраняют шахту.
— Ладно, — сказал Ральф, — тогда я сброшу второй конец веревки тебе на голову.
— Ты не посмеешь!
— А потом снова завалю шахту камнями.
— Так и быть, я иду… — С отчаянием в голосе сдался Ян Черут.
Веревка вновь заскользила вниз, точно змея, уползающая в нору.
Ральф и Зуга сидели на корточках возле ямы в земле, по очереди затягиваясь последней сигаретой, и нетерпеливо ждали.
— Покидая шахты, вход, должно быть, завалили, оставив рабов внизу. Раб был ценным имуществом, значит, рудник покидали в спешке, не успев выработать жилу. — Зуга помолчал, прислушиваясь. — Наконец-то! — удовлетворенно воскликнул он. Из глубины послышалось отдаленное звяканье металла по камню. — Ян Черут добрался до выработки.
Тем не менее прошло еще немало времени, прежде чем на дне шахты снова блеснул огонек свечи и послышались умоляющие вопли Яна Черута:
— Пожалуйста, мистер Ральф, я все сделал. Вытащите меня отсюда!
Ральф встал над шахтой, упираясь ногами в противоположные края, и потащил веревку вверх — под рукавами тонкой рубашки вздувались и опадали мускулы. Он поднял готтентота без передышки, даже не запыхавшись, на лбу не выступило ни единой капли пота.
— Ну как, Ян Черут, что ты там нашел?
От слуги, с головы до ног покрытого слоем пыли, в которой пот прорезал грязные дорожки, воняло пометом летучих мышей и затхлостью заброшенных пещер. Ян Черут открыл закрепленную на поясе седельную сумку — руки у него все еще тряслись от страха и усталости.
— Вот что я нашел, — прохрипел он, передавая Зуге обломок камня.
На изломе камень поблескивал льдистыми кристалликами, его испещряли синеватые прожилки и трещинки. Под ударами тесла кусок породы местами треснул насквозь, но обломки блестящего кварца держались вместе благодаря веществу, заполнившему каждую выемку, — тонкий слой пластичного металла ярко заблестел на солнце, когда Зуга смочил обломок слюной.
— Ральф, ты только посмотри!
Сын взял из рук отца обломок камня с трепетом христианина, принимающего святое причастие.
— Золото! — прошептал он.
Обломок кварца ослепил его желтым сиянием, которое очаровывало людей почти с тех самых пор, как они научились ходить на двух ногах.
— Золото! — повторил Ральф.
Чтобы найти этот проблеск драгоценного металла в породе, отец и сын трудились всю жизнь, проехали тысячи миль и вместе с другими любителями наживы воевали в кровавой войне, помогая уничтожить гордый народ и заставив преследуемого короля умереть в одиночестве.
Под руководством больного человека, страдающего сердечным недугом и охваченного честолюбивыми мечтами, они завоевали огромную страну, названную в честь их предводителя Родезией, и одно за другим присвоили себе ее сокровища. Они захватили просторные пастбища с сочной травой, великолепные горные хребты, леса, где росли ценные породы деревьев, стада упитанного скота и тысячи мускулистых чернокожих людей, которые за гроши собирали с этих земель громадный урожай. А теперь наконец отец и сын держали в руках самое главное сокровище.
— Золото! — вновь повторил Ральф.
Двигаясь вдоль гребня хребта, они вырезали колышки из живых деревьев акации — из оставленных топорами ран струился прозрачный сок — и вколачивали их в твердую почву ударами обуха. Угол каждого участка отмечался каменной пирамидкой. По условиям соглашения, подписанного в Форт-Виктории добровольцами перед походом против импи Лобенгулы, каждый из них получал право на десять золотоносных участков. К Яну Черуту это, естественно, не относилось. Хотя он и участвовал в набеге отряда Джеймсона[3] на Матабелеленд и с не меньшим энтузиазмом, чем его хозяева, стрелял в амадода на берегу реки Шангани и на переправе через реку Бембези, цвет кожи не позволял готтентоту получить долю добычи.
Помимо полагающихся каждому десяти участков, Зуга и Ральф скупили права на участки у пропойц и гуляк из отряда добровольцев Джеймсона — иногда всего за бутылку виски. На пару отец и сын захватили почти весь хребет и большую часть ущелий по обе стороны от него.
Работа была тяжелая, но откладывать ее нельзя: вокруг бродили и другие искатели золота, некоторые из них могли добраться сюда по следам Баллантайнов. Отец с сыном работали в полуденную жару и при свете луны, пока не падали от усталости, выронив топоры и заснув там, где упали. Вечером четвертого дня они наконец остановились, удовлетворенные проделанной работой: вся золотая жила в их руках. Участки лежали вплотную друг к другу, ни один посторонний золотоискатель не найдет свободного места, чтобы вбить свои колышки.
— Ян Черут, у нас осталась последняя бутылка виски, — простонал Зуга, распрямляя ноющие плечи. — Тем не менее сегодня наливай себе сколько захочешь.
Баллантайны с улыбкой наблюдали, как готтентот величайшей осторожностью наполнил свою кружку до краев, не обращая никакого внимания на линию, отмечавшую дневную порцию спиртного. Боясь расплескать драгоценное содержимое, Ян Черут встал на четвереньки и отхлебнул первый глоток по-собачьи.
Ральф забрал бутылку, с сожалением взглянул на остатки и плеснул немного себе и отцу.
— За шахту Харкнесса! — предложил тост Зуга.
— Почему ты выбрал такое название? — недовольно спросил Ральф, опустошив кружку и вытирая усы тыльной стороной ладони.
— Потому что старый Том Харкнесс дал мне карту, которая привела меня сюда, — объяснил Зуга.
— Мог бы придумать название получше!
— Возможно, но я выбрал это.
— Ладно, как ни назови, а золота в ней меньше не станет, — сдался Ральф и отодвинул бутылку от Яна Черута: готтентот уже выпил свою кружку до дна. — Папа, я очень рад, что мы снова работаем вместе! — сказал Ральф, привалившись поудобнее к седлу в изголовье.
— Я тоже, — тихо согласился Зуга. — Прошло столько лет с тех пор, как мы работали плечом к плечу на алмазных приисках в Кимберли.
— Я знаю, кто нам нужен, чтобы начать разработку шахт, — лучший инженер на золотых приисках Витватерсранда. Мои фургоны привезут все машины еще до начала сезона дождей.
По уговору отец должен был найти древние шахты, а сын — обеспечить деньги, людей и технику для их разработки: Ральф мог себе это позволить. Поговаривали, что он уже стал миллионером, но Зуга в этом сомневался, хотя и знал, что именно Ральф обеспечил транспортом и припасами колонну поселенцев в Машоналенде и отряд, отправленный в Матабелеленд против Лобенгулы. За снабжение обеих экспедиций Британская южноафриканская компания мистера Родса[4] щедро заплатила — правда, не деньгами, а акциями компании, которые Ральф удачно продал. Когда колонна поселенцев впервые достигла Форта-Солсбери, Лондонскую фондовую биржу охватила лихорадка, и Баллантайн-младший продал полученные по цене одного фунта акции за три фунта пятнадцать шиллингов. После того как оптимизм и надежды первопроходцев порядком увяли на скудных пастбищах и рудниках Машоналенда, Ральф скупил акции Британской южноафриканской компании по восемь шиллингов за штуку, зная, что Родс и Джеймсон втайне планируют захват Матабелеленда. И как только отряд Джеймсона въехал в горящие развалины королевского крааля в Булавайо и компания прибавила к своим владениям все королевство Лобенгулы, цена акций подскочила до восьми фунтов.
Кроме того, как и сам Зуга, Ральф скупил права на земельные участки у разгульных бродяг, из которых в основном и состояли отряды первопроходцев, расплатившись с ними бутылками виски, привезенными с конечной станции железной дороги на своих собственных фургонах. Владения Земельной компании Родезии, принадлежавшей Ральфу, превышали даже владения Зуги.