— С точки зрения блага империи… — Шрам из белого превратился в багровый.
— Благо империи? — Ральф по-прежнему улыбался. — Папа, зачем нам юлить наедине друг с другом? Посмотри мне в глаза и скажи, что нападение на буров не принесет нам никакой прибыли — не считая удовлетворения от выполненного долга по отношению к империи.
— Я солдат… — не поднимая взгляда, ответил Зуга.
— Конечно, а также владелец фермы, где разразилась эпидемия чумы! — оборвал его Ральф. — Пять тысяч голов ты сумел продать, но ведь мы оба знаем, что остальные погибли. Сколько ты задолжал, папа?
Зуга помедлил мгновение и неохотно ответил:
— Тридцать тысяч фунтов.
— У тебя есть возможность выплатить этот долг?
— Нет.
— А если мы возьмем Трансвааль?
Шрам на щеке побледнел, перестал выделяться, и Зуга вздохнул.
— Ладно, — сказал Ральф, — я всего лишь хотел убедиться, что не только мной движут корыстные мотивы.
— Ты присоединишься к нам? — спросил Зуга.
— Не волнуйся, папа. У нас все получится, обещаю! — Ральф оттолкнулся от колонны и велел конюхам привести его лошадь.
Сидя в седле, он посмотрел на отца и впервые заметил, что годы и усталость заставили поблекнуть зеленые глаза.
— Если некоторые из нас получат награду за свои достижения, это еще не значит, что мы затеяли бесчестное дело. Мы служим империи, а верным слугам полагается достойное вознаграждение, — сказал Зуга.
Ральф похлопал отца по плечу и поехал вниз по заросшему акациями склону.
Железная дорога, словно осторожная гадюка, нащупывала путь вверх по крутым склонам, часто следуя по древним слоновьим тропам: гиганты нашли самые пологие уклоны и легкие проходы. Далеко внизу, в долине Лимпопо, остались раздутые баобабы и желтокорые акации. Здесь, наверху, леса были красивее, воздух чище, ручьи прозрачнее и холоднее.
Вслед за железной дорогой лагерь Ральфа переместился в одну из укромных долин, расположившись вдали от грохота кувалд, которыми забивали стальные костыли в тиковые шпалы. Выбранное для лагеря место сохраняло очарование дикого уголка природы: вечером стадо лошадиных антилоп приходило кормиться на ближнюю поляну, а на рассвете всех будило тявканье бабуинов. В то же время если обойти склон поросшего лесом холма, то за десять минут можно добраться до телеграфной станции на железной дороге, куда приходят грузовые составы с рельсами и шпалами, доставляя заодно свежий экземпляр газеты «Даймонд филдс эдвертайзер», а также прочие незамысловатые блага цивилизации, необходимые для жизни в диком краю.
Лагерь охраняли двадцать преданных матабеле и коротышка-зулус Исази, скромно заметивший, что он один стоит двадцати храбрецов матабеле. Если вдруг Кэти станет скучно или одиноко, до шахты Харкнесса всего тридцать миль и Гарри с Вики пообещали приезжать в гости по выходным. В случае надобности на помощь придут мастер и рабочие с железной дороги.
— Папа, можно мыс тобой поедем? — умолял Джонатан. — Я буду тебе помогать, я смогу, правда!
Ральф посадил сына на колено.
— Одному из нас нужно остаться и присмотреть за мамой, — объяснил он. — Ты единственный, кому я могу это доверить.
— А давай возьмем маму с нами! — настаивал Джонатан.
Ральф представил себе жену и сына в самой гуще революции: баррикады на улицах, отряды буров убивают людей и жгут дома…
— Хорошая мысль, Джон-Джон, — согласился Ральф, — только как же малышка? Вдруг аист прилетит сюда, пока нас тут нет, и никто не сможет расписаться за доставку твоей сестренки!
Джонатан помрачнел. Он начинал испытывать здоровую неприязнь к еще не появившейся на свет, но уже вездесущей девчонке. Она постоянно разрушала все приятные перспективы и восхитительные планы. Родители умудрялись упоминать «любимую сестренку» в каждом разговоре, а мама, вместо того чтобы, как раньше, посвящать все время Джонатану, вязала, шила или просто сидела, задумчиво улыбаясь. Она больше не ездила с сыном верхом, не участвовала в шумной возне, которую он так обожал. Джонатан даже посоветовался с Исази, нельзя ли сообщить аисту, чтобы он не утруждал себя, потому что они передумали заводить сестренку. К сожалению, Исази ничего обнадеживающего не сказал, хотя и пообещал поговорить с местным колдуном.
И вот опять эта девчонка! Никуда от нее не денешься!
Джонатан неохотно сдался.
— А когда сестренка будет здесь, чтобы присмотреть за мамой, ты возьмешь меня с собой?
— Знаешь, старина, у меня есть идея получше. Ты хотел бы поплыть на большой лодке через океан?
Вот это другое дело! Джонатан засиял.
— И мне можно будет ею управлять? — спросил он.
— Я думаю, капитан позволит тебе ему помогать, — с улыбкой согласился Ральф. — Мы приедем в Лондон, будем жить в большом отеле и купим много подарков для твоей мамы.
Кэти уронила вязанье и уставилась на мужа.
— А я? — потребовал Джонатан. — Мне мы купим подарки?
— Конечно, — кивнул Ральф, — и твоей сестренке тоже. Потом мы приплывем обратно, поедем в Йоханнесбург и купим большой дом со сверкающими люстрами и мраморными полами.
— И с конюшней для моего пони! — захлопал в ладоши Джонатан.
— И с будкой для Чаки! — Ральф взъерошил кудри сына. — И ты будешь ходить в школу вместе с другими маленькими мальчиками.
Улыбка Джонатана слегка померкла: пожалуй, это уже слишком.
Ральф снял малыша с колена и слегка шлепнул.
— А теперь поцелуй маму на ночь и попроси ее уложить тебя в кроватку.
Из палатки Джонатана Кэти поспешила к костру, где на раскладном стуле, вытянув ноги к огню, сидел Ральф со стаканом виски в руке. Она двигалась с милой неуклюжестью беременной женщины и, подойдя к мужу сзади, обхватила его за шею.
— Ты правду говорил или просто дразнил меня? — прошептала Кэти.
— Ты долго мирилась с походной жизнью, и теперь я хочу купить тебе дом, о котором ты и мечтать не смела.
— С люстрами?
— И с каретой, чтобы ездить в оперу.
— Не знаю, понравится ли мне опера — я там никогда не была.
— Ну вот и проверим в Лондоне, согласна?
— Ральф! Я так счастлива, что сейчас разревусь. Но с чего бы вдруг? Что случилось? Почему ты решил все изменить?
— Кое-что случится перед Рождеством, и это изменит всю нашу жизнь. Мы разбогатеем.
— Я думала, мы и так богаты.
— Мы станем по-настоящему богатыми, как Робинсон или Родс.
— Ты можешь рассказать, что должно произойти?
— Нет. Но ждать осталось недолго — до Рождества всего несколько недель.
— Милый! — вздохнула Кэти. — Неужели ты уезжаешь так надолго? Я буду безумно скучать!
— Тогда не будем терять драгоценное время на пустую болтовню!
Ральф подхватил жену на руки и бережно понес к палатке под дикой смоковницей.
Утром Кэти и Джонатан смотрели снизу вверх на Ральфа, стоявшего на подножке зеленого паровоза. Кэти крепко держала сына за руку, чтобы тот не вырывался.
— Мы только и делаем, что прощаемся! — Ей пришлось повысить голос, перекрикивая свист пара в котле и рев пламени в топке.
— Это в последний раз! — пообещал Ральф.
Какой он красивый и веселый! У Кэти перехватило дыхание.
— Возвращайся поскорей!
— Постараюсь…
Машинист потянул рычаг, и последние слова Ральфа заглушило шипение спускаемого пара.
— Что? Что ты сказал? — Кэти тяжелой рысцой потрусила за паровозом, который застучал колесами по рельсам.
— Конверт не потеряй! — повторил Ральф.
— Не потеряю! — ответила она.
Бежать за разгоняющимся паровозом стало слишком тяжело. Кэти остановилась и махала белым кружевным платочком, пока состав не исчез за поворотом и не затих последний печальный свисток. Тогда она вернулась к Исази, ожидающему на двуколке. Джонатан вырвал руку из ладони матери, помчался вперед и влез на переднее сиденье.
— Исази, можно я буду править? — взмолился он.
Кэти слегка разозлилась. Ох уж эти легкомысленные мальчишки! То слезами заливаются от горя, то визжат от восторга, получив разрешение взяться за вожжи!
Усевшись на кожаное сиденье двуколки, она пощупала, на месте ли оставленный Ральфом запечатанный конверт, достала его из кармана и прочитала загадочную инструкцию: «Открой не раньше, чем получишь от меня телеграмму».
Кэти хотела было положить письмо обратно, но искушение оказалось сильнее. В конце концов она поддела ногтем клапан конверта и вскрыла его, обнаружив внутри сложенный листок бумаги.
«Получив мое сообщение, немедленно телеграфируй следующее: МАЙОРУ ЗУГЕ БАЛЛАНТАЙНУ ТЧК ШТАБ РОДЕЗИЙСКОГО КОННОГО ПОЛКА В ПИТСАНИ БЕЧУАНАЛЕНД ТЧК ВАША ЖЕНА МИССИС ЛУИЗА БАЛЛАНТАЙН СЕРЬЕЗНО БОЛЬНА ТЧК НЕМЕДЛЕННО ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ В КИНГС-ЛИНН ТЧК».
Кэти дважды перечитала указания мужа и внезапно испугалась до смерти.
— Милый мой, какое безумное предприятие ты задумал? — прошептала она.
Джонатан нахлестывал лошадей, заставляя их перейти на рысь.
Мастерские золотодобывающей шахты «Симмер энд Джек» расположились ниже вышки с буровым оборудованием, возвышающейся на гребне хребта. Далеко внизу, в пологой долине и на округлых холмах, лежал Йоханнесбург.
В мастерской со стенами из гофрированного железа жара стояла как в печке. На бетонном полу поблескивали черные лужи пролитого машинного масла. За огромными двойными дверями из металла и дерева ослепительно сияло летнее солнце.
— Закройте двери! — велел Ральф Баллантайн.
От небольшой группы людей отделились двое и с трудом, покряхтывая и потея от непривычных физических усилий, выполнили приказ.
В закрытом помещении стало сумрачно, будто в готическом соборе. Сквозь щели в стенах проникали яркие лучи света, в которых кружились поблескивающие пылинки.
Посреди мастерской стояли пятьдесят желтых цилиндров, и на крышке каждого была сделана трафаретная надпись черной краской: «Машинное масло. 44 галлона».
Ральф снял бежевую куртку, ослабил узел галстука и закатал рукава. Взяв с ближайшего верстака молоток и слесарное зубило, он принялся открывать крышку одного из цилиндров. Четверо наблюдателей сгрудились вокруг. Удары молотка эхом отдавались в мастерской. Из-под зубила летели крошки желтой краски, металл заблестел серебром, точно новенькие монетки. Наконец Ральфу удалось поднять наполовину сбитую крышку и отогнуть ее назад. Он по локоть засунул руку в угольно-черную жидкость и вытащил длинный сверток. Завернутый в клеенку предмет, с которого капало густое масло, Ральф положил на верстак и разрезал веревки — при виде содержимого свертка раздались одобрительные возгласы.