Как и в Кингс-Линн, загоны для скота и ветеринарный пункт окружал забор из металлической сетки и колючей проволоки. Дальше лежали зеленые лужайки, цветущие кустарники и яркие пятна персидской сирени в садах Квинс-Линн. Окна дома были затянуты противогранатными сетками, и на закате слуги закрывали стальные пуленепробиваемые ставни, однако здесь меры зашиты не бросались в глаза и не шли ни в какое сравнение с широкомасштабной обороной Кингс-Линн.
Прелестный старый дом почти не изменился с довоенных времен: Крейг прекрасно помнил стены из красного кирпича и широкие прохладные веранды. По обеим сторонам извилистой подъездной дорожки высились джакаранды в цвету, словно голубоватое облачко, спустившееся на землю. Под деревьями стояло десятка два машин — «мерседесы», «ягуары», «кадиллаки» и «БМВ», покрытые красной пылью Матабелеленда. Крейг спрятал свой заслуженный «лендровер» за красно-фиолетовой бугенвиллеей, чтобы не портить вид. Привычно вскинув на плечо винтовку «ФН», он пошел к дому.
За углом дома щебетали веселые детские голоса, раздавались недовольные упреки чернокожих нянь и стук мячей на теннисных кортах.
Выйдя на лужайку перед домом, Крейг остановился. Детвора гонялась друг за другом по зеленой травке, точно расшалившиеся щенки. Возле покрытых желтой глиной кортов лежали на ковриках или сидели за столиками под яркими зонтами родители — загорелые мужчины и женщины в белых теннисных костюмах. Они пили чай, потягивали пиво из высоких запотевших бокалов, насмехались над игроками или давали им советы.
Единственной деталью, не вписывавшейся в картину беззаботного пикника, были винтовки и автоматы, лежавшие рядом с серебряными чайными сервизами и сдобными булочками.
Кто-то из гостей узнал Крейга.
— Привет, Крейг! Сколько лет, сколько зим!
Остальные помахали, но в приветствиях чувствовалась нотка снисхождения, с которой обращаются к бедному родственнику: все присутствующие владели большими состояниями и входили в закрытый клуб состоятельных людей, где, при всей их доброжелательности, Крейг никогда не станет полноправным членом.
Валери Баллантайн, по-девичьи стройная, в белой теннисной юбочке, подошла к племяннику.
— Крейг! Ты совсем отощал, кожа да кости остались!
При виде Крейга в любой женщине — в возрасте от восьми до восьмидесяти лет — мгновенно пробуждался материнский инстинкт.
— Привет, тетушка!
Она подставила для поцелуя гладкую щеку, от которой пахло фиалками. Несмотря на хрупкую внешность, Валери была женщиной чрезвычайно деловой: она возглавляла Женский институт и входила в состав попечительских комитетов доброго десятка школ, благотворительных фондов и больниц, а также слыла учтивой и гостеприимной хозяйкой.
— Дуглас был бы рад тебя видеть, но вчера он уехал в Солсбери по просьбе старины Смита. — Она взяла племянника под руку. — Как идут дела в министерстве охраны природы?
— Надеюсь, там как-нибудь без меня обойдутся.
— Крейг, опять?!
— Так уж вышло, тетушка. — Крейгу не хотелось вдаваться в обсуждение своей карьеры, и он сменил тему: — Пожалуй, пойду возьму баночку пива.
Вокруг длинного стола, служившего баром, расположилась группа мужчин. Они пропустили Крейга внутрь круга и тут же вернулись к обсуждению последней операции родезийского спецназа в Мозамбике.
— Говорю же вам, когда мы ударили по лагерю, там не было ни души, хотя на кострах все еще варился ужин: все разбежались. Мы поймали несколько отставших, но остальных, похоже, предупредили заранее.
— Билл прав. Один полковник из разведки, не буду говорить, кто именно, сказал мне, что идет серьезная утечка информации. Где-то на самом верху есть предатель, и террористы получают предупреждение об атаке за несколько часов до ее начала.
— Добычи почти нет: последний раз мы устроили хорошую мясорубку в прошлом августе.
Бесконечные разговоры о войне наскучили Крейгу. Он потягивал пиво, наблюдая за игрой на ближайшем корте. Там играли смешанные пары, и они как раз менялись площадками.
Роланд Баллантайн, обхватив партнершу за талию, шел на другую половину корта. Он смеялся, ослепительно сверкая ровными белоснежными зубами на загорелом лице. Глаза у него были того самого зеленого цвета, который присущ Баллантайнам, — словно мятный ликер в хрустальном бокале. Несмотря на короткую стрижку, выгоревшие на солнце до золотисто-медового оттенка волосы вились густыми локонами. Роланд двигался легкой, скользящей походкой, грациозный, как леопард. Обнаженные руки и ноги бугрились великолепными мышцами, доказывая превосходную физическую форму — непременное условие для вступления в отряд Баллантайна.
Двоюродный брат был старше всего на год, но его уверенные манеры заставляли Крейга чувствовать себя неуклюжим подростком. Однажды девушка, которой Крейг восхищался — обычно игравшая роль умудренной опытом и все на свете повидавшей особы, — назвала Роланда Баллантайна самым выдающимся жеребцом на выставке.
Заметив Крейга, Роланд помахал ракеткой.
— Смотрите-ка, кто пришел! — крикнул он и прошептал что-то своей партнерше.
Девушка хихикнула и посмотрела на гостя.
Внутри что-то дрогнуло — дрожь пробежала по всему телу, будто круги от упавшего в воду камня. Крейг застыл на месте, не в силах оторвать глаз от лица незнакомки. Поймав взгляд Крейга, девушка перестала смеяться, торопливо вырвалась из объятий Роланда и подошла к черте, легко постукивая мячиком. Ее порозовевшие от игры щеки загорелись еще ярче.
Он по-прежнему не мог отвести от нее глаз. Такой безупречной красоты Крейг в жизни не видел. Макушка девушки доставала Роланду до плеча, хотя тот был выше шести футов. Коротко подстриженные кудрявые волосы поблескивали на солнце, изменяя цвет с переливчато-дымного оттенка обсидиана до густо-бордового свечения красного вина в хрустальном бокале. Угловатое лицо с твердым — пожалуй, даже упрямым — подбородком смягчалось нежными губами. В широко расставленных миндалевидных глазах, казалось, пряталась легкая косинка, что придавало девушке беззащитный вид. Однако, когда она глянула на Роланда, в них блеснули хулиганские искорки.
— Давай разнесем их в пух и прах! — сказала она.
От звука ее голоса по коже Крейга побежали мурашки.
Девушка повернулась боком и, приподнявшись на носочки, высоко подбросила мячик, занося ракетку над головой. Мяч пролетел низко над сеткой и отскочил от центровой линии. Легкими шагами девушка грациозно пересекла корт, поймала отбитый мяч и, послав его в угол, бросила взгляд на Крейга.
— Очко! — крикнул тот, и голос глухо зазвенел у него в ушах.
На губах девушки появилась едва заметная довольная улыбка.
Повернувшись спиной к Крейгу, девушка слегка расставила длинные изящные ноги и нагнулась, отбивая мяч. Колени она не согнула, и на мгновение короткая юбочка приподнялась, открывая взгляду кружевные трусики, обтягивающие аккуратные твердые ягодицы, напомнившие Крейгу пару страусовых яиц, поблескивающих под солнцем пустыни Калахари.
Он торопливо опустил глаза, чувствуя себя виноватым — будто нарочно подглядывал. Голова закружилась, грудь словно тисками сжали. Крейг заставил себя не смотреть больше на корт, но сердце бешено колотилось, точно он марафон пробежал, и почему-то казалось, что вокруг говорят на иностранном языке и к тому же через неисправный передатчик: ни слова не разобрать.
Время тянулось невероятно медленно. Наконец на плечо Крейга опустилась крепкая мускулистая рука.
— Неплохо выглядишь, мальчик мой, — раздался в ушах голос Роланда.
Крейг поднял взгляд.
— Что, Роли, террористы тебя пока не поймали?
— Куда им, Малыш! — Роланд обнял кузена. — Позволь мне познакомить тебя с девушкой, которая меня любит. — Только Роланд мог произнести подобную фразу так, чтобы она прозвучала изысканно и с юмором. — Это Козя. Козя, это мой любимый двоюродный брат Крейг, знаменитый сексуальный маньяк.
— Козя? — Крейг посмотрел в непривычно раскосые глаза: они оказались не черными, а темно-синими. — Вам это имя не подходит.
— Джанни, — представилась она и протянула руку. — Джанин Карпентер.
Крейг взял худощавую теплую ладонь, взмокшую после игры, и ему не хотелось выпускать ее.
— Козя, я тебя предупреждал! — засмеялся Роланд. — Малыш, прекрати приставать к девушке и сыграй со мной партию.
— Я одет не по форме.
— Тебе всего лишь нужны теннисные туфли. Размер у нас с тобой одинаковый — я пошлю слугу за запасной парой своих.
Крейг больше года не держал в руках теннисную ракетку, и, кажется, перерыв пошел ему на пользу: никогда в жизни он так здорово не играл. Ракетка словно сама била по мячу, да так чисто и мощно, что мяч летал будто сам по себе, притягиваясь к задней линии точно к магниту. Без всякого усилия Крейг отбивал удары соперника с любой стороны корта, а потом уронил мяч так близко к сетке, что Роланд, застрявший посреди площадки, не смог до него дотянуться. Подачи Крейга ложились почти на заднюю линию, он брал мячи, за которыми обычно не стал бы бегать, затем бросился вперед и принял безупречно поданный мяч Роланда.
Крейг забыл все на свете, наслаждаясь игрой и восхитительным непривычным чувством силы и непобедимости, поэтому не заметил, что Роланд давно перестал шутить. Они поменялись площадками, и двоюродный брат сказал:
— Пять геймов вничью.
Странная интонация привлекла внимание Крейга, и впервые с начала игры он вгляделся в лицо соперника: оно уродливо побагровело и распухло; челюсти были крепко стиснуты; в зеленых глазах горел кровожадный огонь — Роланд выглядел смертельно опасным, как раненый леопард.
Переходя на другую сторону сетки, Крейг перевел взгляд на зрителей и обнаружил, что игра привлекла всеобщее внимание. Даже женщины постарше забыли про чай и подошли к корту. Тетушка Валери нервно улыбалась: она по опыту знала, что означает подобное выражение на лице сына. Мужчины сдерживали усмешки, наслаждаясь игрой не меньше Крейга: в Оксфорде Роланд входил в сборную университета по теннису, потом три года подряд удерживал титул чемпиона Матабелеленда в одиночном разряде.