— Спасибо всем за доверие, а теперь будет лучше, если вы все оставите меня в покое. Я хочу спать.
— Палач! — взвизгнул король.
— Позвать его? — вынырнул из-за спины Грюндика граф Василиск.
— Вы сумасшедший! — принцесса покрутила пальцем у виска. — Папочка, он, кажется, перегрелся сегодня на солнце и сам не знает, что говорит.
— Да это просто нервный срыв! — кинулся мне на помощь капитан.
— Я не знаю, — король с сомнением посмотрел на меня. — У него действительно завтра трудный день. Палач отрубит голову послезавтра! — решил король.
— Если будет что рубить, — добавил Грюндик.
— Пусть отдыхает, — король махнул в мою сторону рукой, — пойдем спать.
Принцесса прижалась к своему папочке в съехавшей на затылок короне, словно кубанке заправского казака, и увела его из комнаты, напоследок стрельнув в меня изумрудным пламенем своих глаз. Из коридора донесся голос короля:
— А стражу все-таки выставьте.
Вслед за королем быстро потянулись все остальные, остался только капитан. По-моему, мы с ним начали испытывать друг к другу дружеские чувства.
— Граф, вы в своем уме, говорить королю такое?
— Что?
— Король приходит и уходит всегда сам.
— А-а. Я смертник, мне можно все, — я достал сигарету и чиркнул спичкой по стене, в руках у меня появилось маленькое слабое пламя, я прикурил, с чувством превосходства заметив благоговейный взгляд капитана, у них еще не изобрели спички.
— Хочешь курить? — задал я провокационный вопрос.
— Дай — попробую, — неуверенно и боязливо согласился капитан.
— На — затянись, — я протянул ему свой бычок, — возьми дым в рот и скажи, втягивая в себя слова — «А-а-ах — мама идет!»
Рыцарь Оутли-Шумахер, наверняка, пожалел о столь опрометчивом поступке. Он сделал все так, как я ему сказал.
— Мама идет… — он не договорил, его лицо стало зеленым, потом по нему поползли, как блуждающие огоньки на болоте, лиловые пятна, он стал трястись от кашля и, шатаясь, бросился вон из комнаты.
Сквозь кашель я разобрал слова — меня отправили… После этого случая он почему-то зауважал меня еще больше — наверное, ему казалось величайшим подвигом втягивать в себя это ядовитое зелье.
Вернулся он минут через десять с большим кувшином вина и двумя бокалами.
— Закуришь? — улыбаясь, поинтересовался я.
— Нет, нет! — поспешно отказался капитан, пятясь в сторону. — Давай лучше выпьем?
— Давай, — согласился я.
Мы расположились на огромной, как аэродром, кровати, за дверьми топотали два стражника.
После первого кувшина мы, теперь уже вместе, отправились в столовую за вторым. Там мы и остались, я великодушно разрешил присоединиться к нам и двум моим стражникам — беднягам, ходившим до этого вокруг да около и давящимся слюной, иначе они могли проглотить собственные кадыки. На четверых, как и положено, появился новый кувшин с вином, все-таки приятная вещь — малиновое вино.
— Давай споем? — предложил я.
Капитан икнул:
— Ик, давай.
— О чем будем петь? — спросил я.
— Балладу… ик…о походе, ик… ик… ик… на Тянь-Шуань.
— Нет, я такой не знаю.
— Тогда о чем? Ик, ик.
— О чем? — спросил я у солдат.
— Не знаем, — хором ответили они, — о чем пожелает ваша честь.
— Ой, Мороз моро-о-з! — заорал я что было сил. — Не-ее-е моро-оо-озь меня-аа-а, не-ее-е моро-оо-озь меня-аа-а, моего коня-аа-а! А теперь все вместе.
Капитан и солдаты подхватили:
— Не моо-розь меня-аа-а, моего-оо-о коня-аа-а!!!
Где-то на улице тревожно залаяли собаки и с перепугу заголосил в сарае петух, на лестнице послышался шум и на пороге появились заспанные рожи шалопаев — Напа, Виста и Покера. Они растерянно разглядывали нас, протирая сонные глаза.
— Что — уже утро? — растерянно спросил Нап.
— Гуляем? — поинтересовался Вист.
— Шумим? — предположил Нап.
— Присаживайтесь, — пожевал я губами и махнул рукой, показывая на стол и полупустые кувшины с вином.
— Ур-ра-а!!! — гаркнули шалопаи и вмиг наполнили кубки вином.
Спустя некоторое время в длинных темных накидках в столовую пробрались Муза и Лили.
— Вы так шумите! — улыбаясь, пожурили они нас. — Можно присоединиться к вашей компании?
— Конечно!!! — проорало сразу несколько пьяных глоток.
Двое стражников прикатили из подвала новую бочку с вином и мы, так сказать, попали на новый виток гонки-борьбы с Бахусом. Дальнейшее я помню плохо — смутными отрывками, полными густого винного тумана.
Кажется, я пытался им спеть что-то на английском, стуча ручками ножей по столу, остальная компания стучала импровизированными тарелками — своей кружкой о кружку соседа. Подвыпившие барышни танцевали на столе, увлеченные рок-н-роллом, после того, как я продемонстрировал несколько па нового для них жанра. На столе над нами мелькали симпатичные ножки и всем было очень весело. Муза и Лили пели:
— Мы танцуем буги-вуги, мы танцуем буги-вуги, мы танцуем буги-вуги каждый день!!!
Пока кто-то не крикнул, кажется, это был я:
— Шухер!!! Нас почикали!!!
В комнату влетела куча стражников, возглавляемая королем и принцессой, а с ними еще один, очень большой и страшный человек, на голове алый колпак с прорезями для глаз и рта, а в руках огромный обоюдоострый топор. Веселья как не бывало, наступила кладбищенская тишина, хмель остался, но все пытались принять умный и трезвый вид. Муза и Лили сконфуженно спрыгнули со стола в объятия моих стражников, те едва их удержали, Вист, Нап и Покер упали под стол и затаились, капитан стал по стойке смирно. Откуда-то издалека доносился голос короля, я его плохо различал сквозь белую пелену выпитого вина.
— Я велю отрубить ему голову сейчас, на месте, здесь, сию минуту!
Я улыбался и, покачиваясь, приветливо махал рукой человеку с топором. Капитан, не выдержав, сел и отхлебнув вина, затянул песню:
— Ой, мороз, моро-оо-оз!!!
— И ему! — взвизгнул король.
Принцесса пыталась успокоить разбушевавшегося папашу. Король увидел мою охрану:
— Им тоже! — из обессиленных рук стражников выпали Муза и Лили. Всем! — проревел король. — Он споил весь мой двор! Уберите их вон!
— А нам все равно, а нам все равно! — запел я.
Под столом замычали шалопаи, Муза и Лили всхлипнули на полу.
— Танцуют все! — крикнул я и схватился за стол, чтобы устоять.
— Палач!
Принцесса, повиснув на хилых плечах короля, что-то объясняла ему. Мне уже было все равно, меня еще сильнее накренило, стол качнулся вместе со мной и с криком:
— А-а-а, мать вашу! — я потянул за собой стол и посуду на пол.
12Поединок
Я нервно курил, наверное, свою последнюю сигарету в жизни. Мне было очень плохо — после вчерашнего перебора не знаю, как им удалось поднять меня сегодня утром. А капитан ничего, как стеклышко. С большим трудом и с его великой помощью я натянул на себя все эти рыцарские консервные банки: панцирь черепахи, наколенники и налокотники, как в хоккее, огромные и тяжелые рыцарские сапоги, на которых я впервые увидел золоченые шпоры, рыцарские рукавицы — великолепный подарок нашим металлистам. Дио лопнул бы от зависти.
Все это, я одевал еще в состоянии опьянения и помутнения в мозгах. До меня еще не доходило, что меня обряжают на похороны. Когда, наконец, дошло, я стал волноваться и кричать:
— Помогите! Я хочу спать! Оставьте меня в покое! Спасите!
Я пробовал вырваться из рук, но двое разящих перегаром стражников крепко держали меня под руки. Капитан посоветовал посмотреть на одного человека, незаметно стоящего в углу комнаты. Что-то шевельнулось в моей памяти — голый торс, красный колпак…
— Кто это? — мой голос хрипел.
— Королевский палач, собственной персоной, — ответил капитан.
Палач, услышав, что говорят о нем, поклонился мне, словно говоря: «Я весь к вашим услугам».
— Я не хочу умирать! — прохрипел я в ухо капитана.
— Тебе, граф, уже никуда не деться. Придется драться с бароном. Мне жаль.
— Я не хочу умирать! — сказал я в полный голос.
— Звездочет предсказал, что небо на твоей стороне, — не очень уверенно напомнил капитан.
— Я не хочу умирать!
— Ты ведь Защитник! — пытался одобрить меня капитан.
— Я не хочу умирать! — закричал я.
Капитан повесил мне на грудь шнур с куском чьего-то зуба:
— Это мой талисман, после вернешь — он должен помочь.
— Я не хочу умирать! — заорал я в полную мощь своих легких.
— Заткнись! — в голосе капитана прозвучала сталь. — Посмотри на свой герб: нарисовали, как ты просил.
Мне сунули в руки щит — на зеленом поле чертово колесо, а в центре колеса — сердце.
— Пусть принесут вина, — попросил я.
— Ты в своем уме?! Король приказал не давать тебе ни капли!
— Я умру от жажды.
— Сочувствую. Неужели ты ничего не помнишь?
— А что случилось? — удивился я.
— Час назад тебя только достали из колодца.
— Что?! — я был потрясен, я ничего такого не помнил.
— Тебя полночи обливали холодной водой по приказу короля. Ты пел песни и грозился разнести весь королевский сарай по камушкам.
Я истерически расхохотался — я ничего такого не помнил, стражники поддержали меня.
— Король сказал, что даже если чудом ты выиграешь этот поединок, то все равно познакомишься с королевским палачом, — капитан хохотнул, — ты ему такого в ответ наговорил, что его чуть не хватил удар, он сам хотел тебя убить, принцесса еле увела его.
Я потряс головой: «Ничего не помню!», покосился на стоящего в углу палача. Тот замер в одной позе, словно чучело, набитое соломой.
Я потрогал небо — сухое, как наждачное полотно, альвеолы, казалось, покрылись столетним налетом ржавчины, они срочно нуждались в смазке. Ощущение было таким, словно во рту провела ночь стая бродячих кошек. Я дал себе слово больше никогда не пить этого зелья, но тут капитан достал из-за пазухи запотевшую фляжку с вином…
Вот каким было утро. Я отогнал от себя все тяжелые мысли, глубоко затянулся. Боже, как болит голова.