Утро выдалось ненастным, по небу задумчиво бродили хмурые тучки, солнце то проглядывало, то вновь исчезало в разрывах облаков. Поскорее бы прошел дождь, а то мои мозги внутри расплавились и просто плескались в черепной коробке, их нужно было охладить, чтобы придать им первоначальную форму.
Сильно раздражал стоящий над полем многоголосный гул. Народ был широко оповещен о предстоящем поединке и с раннего утра трибуны уже были забиты. Ристалище, наверное — на основе его в последствии было создано футбольное поле. Здесь тоже с двух сторон стояли закрытые, высокие деревянные ворота двух цветов и, как в боксе — синий и красный угол. Ворота скрывали палаточные городки желающих сразиться друг с другом. Когда герольды протрубят в свои длинные трубы, взятые на прокат в Иерихоне, заскрипят ржавые, старые петли на воротах, выпуская навстречу двух самоубийц. Я находился за красными воротами.
— О, Боже! — простонал я. — Как выкрутиться?
Капитан подмигнул:
— Не волнуйся, все нормально.
— Хотелось бы верить.
Простой люд, рассевшись на деревянных скамьях, с нетерпением ожидал спектакля. Такие же мужчины и женщины, старые и молодые, сегодня одели яркие и пестрые одежды, как на праздник — говорят, после поединка здесь будет ярмарка. Где-то в отдалении слышалось мычание скота и скрип телег. На многих были длинные рубашки в виде мексиканских пончо, надетые также через голову, с искусной вышивкой по низу в виде узора из переплетенных рыб — в угоду королю. На женщинах — длинные, свободного покроя сарафаны, не скрывающие соблазнительных форм. Эх, люди, люди — всегда вы требуете хлеба и зрелищ. Всегда и везде.
Взрослые зубоскалили, флиртовали и ругались, грызли семечки, жевали какие-то овощи. По рядам сновали предприимчивые разносчики пирожков, водоносы — ветер донес аппетитные запахи жаркого. Дети кругами бегали вокруг моей палатки, орали и визжали, их отгоняли мои секунданты и мои охранники, я бы предпочел, чтобы рядом стояла наготове карета скорой помощи.
Чтоб ничего не видеть, особенно эти назойливые взгляды, я вошел внутрь палатки. Я так устал и чувствовал себя таким опустошенным, что уже не мог думать ни о каком побеге. Хотелось одного — пусть это все поскорее закончится. «Что суждено, то суждено!» — решил я для себя.
Пропели трубы, в палатку заглянул капитан, я вздрогнул.
— Что, пора?
— Успеешь, — капитан ободряюще хлопнул меня по железному плечу. — Это оповестили, что прибыл король со свитой.
В палатке появились бледные после вчерашнего Вист, Нап и Покер, они вызвались быть моими секундантами и группой поддержки. Они смущенно забились в один из углов, в их трясущихся руках гулял кувшин с вином. После вчерашнего они стали относиться ко мне по-другому, с уважением, что ли. Приятно, когда в кругах королевской молодежи приобретаешь популярность. Принцессу я не видел, хотя по правилам она должна была проводить меня в последний путь. Видимо, вчера она увидела достаточно. Ну и ладно.
Я был так нагружен железом, что с трудом мог передвигаться. Проклятые килограммы тянули к земле — не вздохнуть, не выдохнуть.
— Может, снимем половину? — спросил я капитана. — Ведь невозможно вздохнуть.
Капитан покачал головой:
— Это ваш шанс уцелеть. Я видел, как дерется в бою барон, у него сильный и быстрый конь. Удар он всегда направляет в голову.
— Тогда шлем оставим, а доспехи скинем? — предложил я.
— Ты будешь на коне. Ворлок для надежности может ударить и в грудь. Он убьет тебя сразу, если на тебе ничего не будет. А может выбить из седла и перед смертью помучить, это ему доставит удовольствие. Ты вчера его серьезно оскорбил — он не забудет тебе этого никогда и не успокоится, пока не отомстит.
— Спасибо, ты предрекаешь мне долгую и мучительную смерть.
— В голову ты промахнешься, — консультировал Оутли-Шумахер.
— Целься в грудь — так надежнее! — пьяным голосом из угла выкрикнул Вист.
— Он не выбьет барона из седла! — отрезал капитан. — Целься в плечи, есть возможность ранить барона.
— А если в лошадь, уж в нее-то я не промахнусь? — спросил я.
— Это большой позор для людей, носящих звание рыцаря! — сурово ответил капитан.
— Ну и черт с ним!
— Не говори так! — покачал головой капитан, он осуждающе смотрел на меня. — Рыцарским званием не разбрасываются!
Я отвернулся.
— Извини, я пошутил, — пробормотал я.
Я достал сигарету, все торопливо покинули палатку. Я прикурил и, проверив, что никого рядом нет, торопливо расстегнул лямки панциря и скинул с себя эти половинки. Спрятал его, а также толстую кожаную куртку в углу. Сверху я накинул на себя плащ, повесил на грудь свой гербовый щит — так гораздо легче и удобнее.
В палатку заглянул капитан:
— Собирайся, сейчас подадут сигнал.
Я покинул палатку. Элегия — белая кобыла принцессы, недовольно покосилась в мою сторону и стала перебирать передними копытами.
— Помнишь вчерашние уроки? — спросил капитан.
Я выстрелил «бычком» в сторону.
— Помню, — буркнул я.
Капитан и Покер помогли мне влезть в седло.
— Какой-то ты легкий? — заметил капитан.
— Я не ел с утра, — улыбаясь, ответил я.
На этой лошади голова закружилась с новой силой, я нагнулся и обнял Элегию за шею.
— Выпрямись! — прошипел капитан.
Он стоял рядом и должен был, как старший секундант, вывести меня за ворота. У младшего секунданта Покера лежала на плече моя боевая пика, украшенная лентами принцессы. Я бы сказал, что это не пика, а порядочное бревно с острым стальным наконечником, который иногда ловил скудные солнечные лучи и зловеще поблескивал — не хотелось думать, что в моем теле может возникнуть такая дырка. Меня окружали гвардейцы короля, одни могли это рассудить как знак почести и уважения, я же — как знак черной неблагодарности. Один нахальный ребенок ловко запустил в меня огрызком яблока. Огрызок попал в щит и со звоном отскочил — щит выдержал первый удар.
В это время запели трубы герольдов, вокруг ристалища поднялись рев и свист, птицы испуганно закаркали и заметались в небе. Герольды стали орать, представляя наши звания и титулы. Двое гвардейцев бросились открывать мои ворота.
— Боишься? — участливо спросил капитан.
— Нет, — ответил я, и это было правдой, я действительно не боялся.
Опять пришли мысли о моей временной амнезии и тяжелом случае кретинизма — я просто сплю и вижу затянувшийся длинный сон. Сейчас будет просто мнимая смерть и я, наконец, проснусь у себя на кровати, в комнате, расположенной на третьем этаже, с балконом, выходящим на нешумную, тенистую улицу. Я заварю себе чашечку крепкого кофе, включу радио, послушаю последние новости — наши космонавты должны вернуться с орбиты. Потом выйду прогуляюсь. На дороге машинки — вжик-вжик, вжик-вжик, би-би, би-би. Ничего, скоро кончится этот кошмарный сон.
Капитан потащил Элегию на поле. Я выпрямился в седле, пытаясь придать себе гордую осанку бывалого рыцаря. Прочистив горло, я запел:
— Как ныне сбирается вещий Олег отмстить неразумным хазарам!!!
А перед глазами кадры фильма «Варяг» — объятый пламенем, но не сдающий крейсер.
Трубы в очередной раз заглушили и рев обывателей, и мою песню. Я огляделся: над ристалищем возвышался королевский помост под малиновым балдахином. В огромном кресле, в расшитой золотом мантии, под огромной короной, оттопыривающей пунцовые уши, председательствовал маленький король. Рядом с ним, в кресле поменьше величественно сидела принцесса в лиловом с золотыми змейками платье. На ее голове блестел, соперничая по цвету с волосом, толстый золотой обруч. Волосы, заплетенные в две тяжелые солнечные косы, лежали на груди.
Нет, я и не думал в нее влюбляться — слишком разные у нас характеры, но… я помахал им рукой. Мой жест остался без внимания. На маленьких скамеечках, под престижным балдахином сидели те же лица, что и за обеденным столом. Интересно — они заключают между собой какие-нибудь ставки? Позади всех торчали остроконечные шлемы и алебарды королевских гвардейцев.
Покер протянул мне копье — я с трудом удержал его в своих руках. Капитан, рыцарь Оутли-Шумахер воинственно раскрутил усы:
— Сейчас король даст знак и начнется бой.
Я посмотрел на противоположный край поля, там возвышалась черная гора мой злой гений, барон Ворлок. Его конь был укрыт черной попоной, сам он облачен в черные доспехи, блестящие, как вороненая сталь. Ворлок самовлюбленно поигрывал своим копьем. Через минуту он меня на нее насадит. Мне стало неприятно, даже голова перестала болеть, что-то холодное и липкое выступило на позвонках моего хребта и студеной волной поднялось к затылку, волосы под шлемом неприятно зашевелились. Внизу живота что-то протестующе забурлило, в горле появилась изжога, мне опять стало дурно. Я оглянулся назад, мои ворота уже заперли, путь назад бы отрезан. Оутли одобряюще улыбнулся. На меня смотрели сотни переговаривающихся, жующих и смеющих лиц. Мне хотелось закричать: «Почему именно я?!!!».
Король привстал и что-то бросил с трибуны на песок — похоже на обвитый лентами короткий жезл. Завыли трубы и закричали люди, предвещая начало страшного суда. Я увидел, как барон Ворлок пришпорил коня и помчался мне навстречу.
— Вперед! — заорал капитан.
— Что?
Элегия беспокойно заходила подо мной. Капитан взвыл, выхватил кинжал и уколол круп белой лошади. Элегия заржала дурным голосом и понесла меня навстречу смерти. От неожиданности я чуть не выпал из седла и не выронил пику. Мы стремительно сближались. Наконечник барона зловеще вспыхнул, в небе вынырнуло солнышко, любезно решившее осветить эти, полные драматизма, события. Пика барона была направлена мне в голову, барон по джентельменски решил не играть со мной, бить наверняка. Я болтался в седле из стороны в сторону, шлем съехал мне на глаза и я мчался вслепую, не решаясь его поправить — если я на миг отпущу поводья, то вылечу из седла. Наконечник моего копья выписывал восьмерки, ставя многих в недоумение по поводу нового приема. А тут, как назло, появились позывы к рвоте, не хватало еще захлебнуться в собственном шлеме.