Баловень судьбы — страница 22 из 26

— Я читал ваши документы и придерживался закона вашего королевства, ответил я. — Я только оговорил права Защитника или я не заслужил?

— Разве это так важно? — спросила она.

— Тогда это важно? — я улыбнулся.

— А вы спросили меня? Согласна ли я, хочу ли я? Вы постоянно кричите, что вы чувствительный и живой человек, Защитник, имеете какие-то нелепые права, а какие права имею я?! — гневная отповедь закончилась, такого оборота разговора я не ожидал.

— Вопросы и еще раз вопросы, — пробормотал я скорее для себя самого.

— Я никогда не скрывал, что вы мне очень нравитесь, — ответил я принцессе и, должно быть, как мальчишка, сделавший первое признание, залился краской.

— И только-то? — фыркнула принцесса.

— Нет, не только, — с жаром воскликнул я, — Я люблю вас!

— Вы мой Защитник и ваш долг любить меня! — безаппеляционным тоном заявила принцесса.

— Я — Защитник, а не вещь. Я не просил вас, в конце-концов — вы сами вызвали меня и попросили помощи. По вашему желанию или по прихоти меня вырвали из моего мира. Не обязательно сюда должен был явиться Конан-Варвар Говарда. Я выполнил все поставленные мне задачи и имею права на награду.

Принцесса язвительно усмехнулась в ее глазах заплясали молнии:

— Я не заставляла вас объезжать драконов.

— А я гнался за Ворлоком не потому, что он похитил принцессу, а потому, что ты значишь что-то для меня.

Мы долго молча смотрели друг на друга, готовясь к завершающему этапу словесной схватки.

— Вы любите меня? — наконец спросила принцесса.

Я воспрянул духом:

— Я уже говорил вам.

— Это не ответ.

— Да, люблю.

— А почему вы не спрашиваете меня об этом?

Я промолчал, это был удар ниже пояса — я прекрасно понял, что хотела сказать принцесса.

Боль и ярость поселилась у меня внутри, мне хотелось закричать, стегнуть коня и умчаться в степь, за горизонт, упиваясь холодным ветром, цедить его сквозь зубы и остаться одному на многие километры вокруг. Стыдно и невыносимо видеть ее жалеющий и сочувствующий взгляд. Нет в нем ничего, кроме холода — ни боли, ни сопереживания. «Глупец! — рассмеялся я про себя, — Не будь идеалистом, этот сюжет мало похож на сказку и вовсе не обязательно, что все закончилось свадебным пирогом. Но что я упустил, что я сделал не так? Мало приятного, когда вам дают понять, что ответных чувств нет».

Боль и ярость! Гром и молния! Почему молчит небо!? Великие боги?! Я попробовал беспечно улыбнуться, проглотив поднесенную мне пилюлю яда.

— Что вы хотите? — спросил я у принцессы?

— Верните королю его слово, будьте благородны.

— Ваш папаша — несерьезный человек.

— Как вы смеете его так называть?! — гневно вскрикнула принцесса.

Я пропустил этот окрик мимо ушей:

— Сначала обещает Ворлоку, потом обещал мне — интересно, кто будет следующий?

— Пока из его обещаний ничего не выходит! — ехидно заметила принцесса.

Я посмотрел на нее — вот оно женское коварство. Она улыбалась.

— А если я не верну королевское слово? Вы вызовите еще одного Защитника?

Улыбка принцессы сделалась больше и обольстительнее:

— Сами увидите.

— Что увижу? — расхохотался я.

— Что будет.

— А что будет?

— Граф, — вздохнула принцесса, ее улыбка погасла, как солнце спрятавшееся за тучку, — достаточно того, что вы мне нравитесь. Вы интересный человек, великий выдумщик, с вами приятно разговаривать. Вы преданны и верны, вам можно доверять. Но и только. Для меня этого не достаточно, чтобы воспылать к вам ответной любовью.

— А что будет достаточным?

— Оставайтесь просто моим верным и преданным Защитником, ангелом-хранителем. И тогда мы будем с вами прекрасными друзьями.

— Для вас это будет достаточно? — горько спросил я.

— Да, будет достаточно, — подтвердила принцесса.

— А для меня нет, я не хочу быть просто слугой, — гордо заявил я.

— Нужда в Защитниках иногда отпадает, — закончила разговор принцесса.

Боль и ярость! Я не придал тогда внимания словам принцессы. Этот разговор лишил меня последних сил, я еле держался в седле. К вечеру я почувствовал жар — мое тело пылало и за моей спиной развевалось пламя, так мне казалось. Иногда, сидя в седле, я проваливался в глубокие темные ямы беспамятства. Приключения сегодняшнего дня, езда на драконах и эти разговоры с принцессой не способствовали здоровью.

Я не могу вспомнить, как вы остались на ночь в небольшом замке рыцаря Глебова, говорят меня внесли, а я что-то бормотал в бреду о драконах и принцессах, что ж — одно другого стоит.

20Что же такое мечта?

Я очнулся через два дня и обнаружил, что всеми покинут — не было хозяина замка. Из моего отряда остался только один, присматривающий за мной — молчаливый и старый гвардеец. Он мне с мучительными паузами поведал, что у меня была лихорадка и вывихнута левая лодыжка. В первую же ночь ее вправил Звездочет, а потом отпаивал меня отваром из трав. Старый солдат принес оставленный мне кубок с целебным настоем. Я выпил его — приятная горечь, но бодрит, после нее в желудке разлилось блаженное тепло.

Ждать, когда я выздоровею, никто не хотел — вот она, бренная слава героев, а принцесса очень сильно торопилась. Переночевав и бросив меня, больного и умирающего, все отравились в столицу. Хозяин замка, рыцарь Глебов, не преминул примкнуть к эскорту принцессы. Пришли слухи, что маршал Грюндик объявил о рыцарском турнире в честь принцессы и новом госте королевского дома — принце Вареников.

— Великолепно! — я чувствовал себя прекрасно отдохнувшим и воспрявшим духом.

Я потянулся. В голове четкость и ясность. Нога?! Я притопнул ногой (большое спасибо Звездочету) — как новенькая. Только неприятный осадок от того, что меня так резко все покинули.

Гвардеец помог мне одеться, с поклоном подал меч Эрика. На столе уже стояла разогретая каша, обильно политая мясным соусом и огромная ножка степной птицы. Мой желудок с жалобой напоминал мне о двухдневном вынужденном воздержани. Я сел за стол, с жадностью вдыхая запах пищи и, как говорится, рубанул на славу, запивая все это моим любимым малиновым вином из бронзового охлажденного графина. Неожиданно, как солнце, в ненастный день пробившееся через тучи, во мне появилось настроение и еще более усилившееся мое желание жить в этом мире. После такого обеда неплохо было бы потянуть сигаретку, но где найти табак? Я улыбнулся собственным мыслям — может открыть Америку этого мира?

Я стал мечтать — вот он я, прославленный Баловень судьбы с новым прозвищем «Синбад Мореход». За поясом — кривой турецкий ятаган, на голове алая чалма. Смуглое, обветренное всеми морскими ветрами лицо, суровый ястребиный глаз первооткрывателя. Я стою на палубе корабля, за моей спиной трепещут паруса, острый нос корабля режет завитые белые барашки волн, а на берегу плачет принцесса и умоляет взять ее с собой.

— Не женское это дело, — отвечаю я ей.

Да, заманчиво быть первооткрывателем, а что мешает мне открыть этому миру Америку? Я стану новым основателем Вест-Индийской компании, я завезу табак, кофе, по утрам будут пить горячий шоколад, я научу их новым рыночным отношениям, встряхну от сна весь этот мир. Неплохо, для разнообразия, просто помечтать — я вздохнул.

— Прикажете седлать коней? — спросил гвардеец.

Я посмотрел на него отсутствующим взглядом:

— Зачем?

— Еще можно успеть на турнир.

— Вряд ли, да и не стоит, — я махнул рукой изумленному гвардейцу и вышел из комнаты.

Укрепления замка состояли из одной единственной невысокой башенки, на вершине которой уныло полоскался красно-бело-зеленый флажок. Башню окружали приземистые деревянные постройки хозяйственных назначений — не замок, а хуторок в степи, обнесенный невысокой каменной стеной-изгородью. Под ногами возились в пыли куры, гордо прохаживались два рыжих петуха, в маленьком сарайчике слышалось хрюканье. Немногочисленные слуги молча и неторопливо занимались своими делами, не замечая меня. Где-то в башне заплакал грудной младенец. Я посмотрел на второй ярус башни, там в бойнице полоскалась голубая занавеска. Не жизнь, а маниловская идиллия Гоголя. Вздохнув, я побрел в сторону конюшни. Что мне делать — злиться на принцессу или послать всех к черту и с девизом «Вставайте граф, нас ждут великие дела!» покинуть это негостеприимное королевство?

Я с удивлением обнаружил в конюшне Элегию — та, увидев меня, призывно заржала.

— Милая моя, — я погладил ее по шее. Тебе тоже не терпится удрать отсюда?

Я быстро запряг Элегию и мы выехали в степь на прогулку. Выбежавшему за мной следом гвардейцу я крикнул:

— Отдыхай, — и махнул рукой.

В степи я провел весь день, до позднего вечера валяясь в густой пахучей траве, а рядом паслась Элегия, с аппетитом хрустя травой.

Весь день я лежал, теребя зубами травинку, и мечтал, глядя на проплывающие мимо меня облака. Иногда очень приятно, просто лежать, ни о чем не думая и ничего не делая. Я даже умудрился заснуть. Такое ощущение, будто один этап моей жизни закончился и теперь наступает пора начать новый. Все старое на школьной доске, сверху донизу исписанной мелом, было безжалостно стерто, только свежие чистые следы от влажной тряпки. Я задумался с мелом в руке, еще не зная, что буду записывать на чистой черной поверхности доски.

Эта лихорадка и два дня забытья, казалось, обновили меня, я прошел полную реконструкцию. О разговоре с принцессой я не думал, благоразумно задвинув его в самый темный запасник души. Я наслаждался этим миром, этим солнечным днем, этими запахами травы (такой душистый и нежный аромат), равномерным хрустом, производимым Элегией, звоном носящихся надо мной безвредных насекомых. Покой и мир, как давно я мечтал о них. Мир, покой и чувство глубокого удовлетворения — свои задачи я выполнил. Я хотел сегодня просто раствориться в этом чистом эфире ароматов и звуков, окружавших меня, быть зачарованным сладкоголосым пением степных эльфов, стать одновременно всем и никем. Боль и ярость ушли, они растворились в этой бескрайней степи. Степь похоронила в себе все обиды забытого Одиночки.