Да, надо же было такое придумать! Объехать на велосипеде половину Смоланда. Ночевать в палатке. Но как было здорово! Полная перемена обстановки, полное отключение от обыденной жизни. А Енса тем летом отправили в лагерь. Бойскаутский. В первый и последний раз.
Майя подлила вина и продолжала рассматривать снимки, переворачивая лист за листом.
Господи! — хихикнула она. Разве она не выбросила эту фотографию? Ханс, негодяй, снял ее голой. Конечно, не так уж много тут можно увидеть. И все же...
Она снова хихикнула, подлила вина и зажгла новую сигарету. Взглянула на часы. Скоро Ханс придет из кино. Если никого не встретит.
А вот это снято на Стрегет, в Копенгагене. Как прекрасен был тот уикенд в Копенгагене, в середине февраля! В Химмельсхольме, когда они уезжали, помнится, был снег метровой глубины и десять градусов мороза. А в Мальмё их встретила весна. И, когда они на пароме пересекали Эресунн, было солнце, тепло, чайки, весна. Даже пальто не понадобились. А как чудесно было в Копенгагене! Такие ясные вечера!
Потом они вернулись домой. К двухметровым сугробам и пятнадцати градусам мороза.
А это что за фотография?
Ах, это уже здесь, на балконе. Первое утро в Нюхеме. Три года назад. Первый завтрак на новом балконе.
Этот снимок Ханс сделал камерой с автоспуском. Они сидят в халатах и завтракают. Три стула, а вместо стола перевернутый ящик. Она и Ханс. Вид у них заспанный, будто с похмелья... А Енс смотрит на Ханса.
Какой странный взгляд.
Майя допила вино и хотела долить. Но обнаружила, что бутылка пуста.
Она встала. Ноги плохо слушались. Майя перешагнула порог и через столовую прошла в туалет. Посмотрела на часы. Без четверти десять.
Хансу пора бы уже быть дома...
И Енсу тоже. Можно ли столько тренироваться!
Правда, может быть, он с приятелями.
Она вздохнула.
Так мало у него приятелей, с которыми он мог бы задержаться.
Енс трудно сходится с людьми.
Впрочем, подружка у него есть.
Может, он с ней.
Хотя нет. Не с ней. Не может он быть с ней, потому что она с родителями на западном побережье.
— Господи, до чего же хочется спать, — громко сказали Майя. Спустила воду, поглядела на себя в зеркало и широко зевнула.
— Нет, — сказала она своему отражению. — Надо ложиться спать.
Ханс вернулся в двадцать пять минут одиннадцатого и нашел Майю на кровати. Она спала одетая, лежа на спине и раскинув руки. И храпела.
— Проснись, — сказал он и потряс ее. — Проснись. Надо раздеться и лечь как следует.
Майя что-то пробормотала и повернулась на бок.
— Енс пришел? — спросил он.
Но ответа не получил.
Ханс вздохнул, подошел к двери Енса, постучал и прислушался. Потом заглянул в комнату. Енс лежал в постели и читал.
— Ах, ты дома...
— Угу...
— Что ты читаешь?
— Книгу.
— Как называется?
— «Беспощадная месть».
— А кто автор?
— Микки Спиллейн.
— Интересная?
— Что?
— Книга, говорю, интересная?
— Да... ничего...
— Хм... Долго не читай. Пора спать...
— Мама уже спит.
— Да... спокойной ночи.
— Угу...
— Я сказал «спокойной ночи»...
— Угу... Спокойной ночи.
— Не читай допоздна...
— Не буду.
— А то не выспишься...
— Ладно, не приставай!
— Я не пристаю.
— Пристаешь.
— Я только говорю, чтобы ты не читал слишком долго.
— Слышал. Спокойной ночи!
Ханс бросил на него выразительный взгляд и захлопнул дверь.
Потом прошел в столовую. Дверь на балкон была распахнута. На балконе стоял транзистор и играла музыка. Тут же рядом бутылка из-под вина. Он перевернул ее вниз горлышком. Пустая.
На столе стакан, альбом, уголочки для вклейки фотографий... Он собрал все и унес в комнату.
— Сидит дома и напивается в одиночку, — пробормотал он, опуская бутылку в мусорное ведро. — Старая...
Он вздохнул и покрутил головой. Рассеянно полистал альбом. Замелькали годы. Он поставил альбом на полку и пошел в спальню.
Попытался растолкать Майю.
Но та не желала просыпаться.
Он снова вздохнул. Раздел ее и накрыл одеялом. Хотел было выйти, но задержался, вернулся к кровати, снял с нее одеяло и положил в ногах.
В спальне было жарко. На улице тоже. Всюду было жарко. Налив себе виски, он вышел на балкон. Сел в кресло и стал смотреть в ночь.
Так он и сидел, курил, прихлебывал виски и слушал, как кто-то играет на гитаре. Сидел долго. Становилось все темнее и темнее. Холодало.
Он смотрел на Нюхем, на дома, дворы, фонари. И не мог отделаться от ощущения, будто он здесь в ловушке.
Часы показывали полночь. Он встал.
Тихонько подошел к двери в комнату Енса, осторожно приоткрыл.
В комнате было темно. Слышалось ровное дыхание.
Он заглянул в спальню. Майя спала. Храпела. Он снова прикрыл дверь.
Подошел к телефону и стал набирать номер. Но, прежде чем набрал последнюю цифру, спохватился.
Спит уже, наверное...
Он положил трубку, выпил еще виски и до самого рассвета просидел на балконе.
Майя сидела на пуфе перед туалетным столиком и смотрела на свое отражение.
Без четверти три утра.
Она была в лифчике, трусиках и нижней юбке. Жарко. Тело влажное, липкое. Опьянение еще не прошло. Глядя себе в глаза, она стала отвинчивать серьги. И вдруг ее пальцы замерли. Она словно окаменела.
— Старая...
Произнесла она это слово очень тихо, очень медленно, будто смакуя. Потом провела рукой по лицу, как бы ощупывая.
Раньше она об этом особенно не задумывалась. О том, что стареет.
Сорок пять...
Значит, она старая. Начинает стареть, во всяком случае.
По сравнению с Хансом она старая.
Переходный возраст. Она находится в переходном возрасте.
Переходный к чему? К старости?..
В зеркале появился Ханс. Он стоял в дверях и смотрел на нее.
— Сидишь и мечтаешь? — спросил он.
— Да нет...
Открутив вторую сережку, она принялась щеткой расчесывать волосы.
Она смотрела, как он раздевается. Заметила, что, снимая брюки, он с трудом удерживает равновесие на одной ноге.
— Ты пьян? — спросила она.
— Что такое? — Он убрал руку со спинки кровати, за которую держался.
— Я спрашиваю, не пьян ли ты...
— Я... нет... немножко навеселе...
Он улыбался и расстегивал рубашку. Оставшись в одних трусах, потянулся.
— Как повеселилась на обеде? — спросил он.
— Ничего... так себе... Раки были недурны...
— По-моему, все здорово перепились. Тебе не кажется?
— Ну... может быть... Раз ты говоришь... значит, так и было.
— Хорошо еще, что не слишком поздно кончилось. Мы уж не те нынче. Возраст дает себя знать... — Он засмеялся и натянул пижамные брюки. — То ли дело раньше. Как, однако ж, кончился праздник...
— Да уж... — сказала она, глядя, как его спина исчезает из зеркала.
Потом обернулась, посмотрела ему вслед, услышала, что он открыл дверь в ванную. И снова стала рассматривать себя в зеркале. Снова пальцы неуверенно прошлись по лицу, ощупывая кожу.
Они ели раков, пили пиво, водку. У всех было приподнятое настроение. Августовский вечер дышал теплом. С потолка веранды на шнурках свисали разноцветные полумесяцы в виде забавных рожиц в красных колпачках.
Панцири раков каждый налепил себе, где мог: кто на подбородок вроде эспаньолки, кто на нос — дурацкий вид, панцири-то ярко-красные. А кое-кто, прихватив панцирь у соседа по столу, приспособил парочку в виде бюстгальтера.
Все смеялись. Всем было весело. Визжал проигрыватель. Пустели последние рюмки.
А вокруг темнел лес, и с озера доносился плеск воды и рев выпи.
Майе понадобилось выйти, она встала, потихоньку выскользнула из-за стола, забралась в кустарник у изгороди и присела на корточки. Ее все время тянуло завалиться на спину, но она сумела удержать равновесие, упершись кулаками в землю. Такими далекими казались сейчас смех, шум, голоса, музыка на веранде.
Вдруг послышались шаги.
Кто-то шел сюда.
Смешок, потом пыхтенье.
Их двое...
Один из них — женщина.
Шаги смолкли.
— Не здесь, — тихо шепнула женщина.
— Почему? — пробормотал мужчина.
— Кто-нибудь может нас увидеть.
— Ну что ты... Иди сюда...
— Не надо... Я не знаю...
Вжикнула «молния».
— Не надо... не здесь...
Это женщина.
Мужчина что-то бормочет.
— От травы останутся зеленые пятна...
Зашуршала одежда.
— Не надо, — шептала она. — Не трогай меня... Погоди...
— Ты что?
Шорох травы.
— Не бойся...
— Я и не боюсь... Хрустнул сустав.
— Нет-нет, не надо…
— Хм...
Смех.
— Ну иди...
Тяжелое дыхание.
Опять смех.
Майя тихонько встала. Сняв туфли, осторожно пробралась к даче. На цыпочках.
Поднявшись на веранду, она надела туфли, и тотчас на нее волной нахлынул смех, говор, музыка, слившиеся в единый гул. Интересно, кто же это был там, в кустах?
Тут теперь танцевали. Она увидела Ханса. Он стоял в окружении пяти женщин. И все они смеялись. Должно быть, рассказывает какую-нибудь из своих басен.
И что в них смешного? Они же такие старые. Кажется, все их уже слышали. А эти хохочут...
Майя невольно улыбнулась и огляделась вокруг.
— Он гораздо моложе ее. Можно понять, что ему время от времени требуется что-нибудь более вдохновляющее.
Она нахмурилась, обернулась и увидела троих мужчин, они болтали и смеялись.
Заметив ее, они смолкли. Один из них покраснел. Это был начальник отдела по организации досуга. Двое других работали в городском проектном бюро. Она оглядела их, отвернулась и увидела, как Ханс обнял за талию молодую женщину, повел ее на площадку и они стали танцевать.