— Нет! — выкрикнула она, одергивая платье, и опрометью бросилась из комнаты.
Схватив с журнального столика сумочку, не видя Уллы и Торстена, она накинула плащ и дернула дверь, но та не поддалась, пришлось отпирать замок. Наконец дверь распахнулась, она пулей вылетела на лестницу, вниз по ступенькам, и вот она уже на тротуаре.
Все ли она захватила?
Сумочка... плащ... да... нет!
Она не удержалась и фыркнула.
Смех сквозь слезы.
Трусики остались у него на кровати.
Она услышала, как распахнулось окно.
— Майя!
Она посмотрела вверх. Из окна высунулась Улла.
— Майя! — крикнула она. — Подожди... постой! Что случилось? Майя! Вернись!
Тут она побежала. Домой.
И снова хлынули слезы. Потоком.
Патрульная машина затормозила так резко, что завизжали покрышки. Свет мигалки плясал по стенам домов. Распахивались окна, выглядывали люди, слышались голоса. Полицейские выскочили из машины и подбежали к распростертому на асфальте телу.
— Ну как?
— Он в сознании?
Заплывшие глаза уставились на полицейских.
— Кто-то на меня набросился... и избил... — пробормотал человек распухшими губами.
Лицо было в синяках, рот и нос в крови.
— Я... я возвращался домой... и вдруг кто-то сзади навалился и стал меня бить...
— Кто же, черт возьми, позвонил в полицию?
— Моя жена... Она стояла у окна и все видела...
Один из полицейских обернулся и посмотрел на женщину в окне. На руках у нее был ребенок.
Полицейский подошел ближе, запрокинул голову.
— Вы видели, кто это сделал?
— Нет... То есть видела, что кто-то набросился на него, но не разглядела, кто это был.
— А подробнее?
— Он был на собрании, и я как раз ждала его домой, поэтому стояла у окна и смотрела. Я видела, как он поставил машину и вдруг кто-то накинулся на него и стал бить и пинать ногами.
— Но вы не видели, кто это был?
— Нет.
— Один или больше?
— Только один... мне показалось... По-моему, немолодой. Но как следует я, конечно, не могла разглядеть,
— А «скорую» вы вызвали?
— Ему так плохо? — спросила она дрожащим от сдерживаемых слез голосом.
— Лучше перестраховаться... Я вызову по рации.
Субботнее утро. Майя сидела в кухне, уставившись прямо перед собой.
Радио было включено. Исполнялась «Май уэй». Пел Деннис Уивер.
На столе стояла бутылка вина. Майя с отвращением посмотрела на нее, тем не менее взяла стакан, осушила его и налила снова...
Пепельница была полна окурков, от нее скверно пахло.
Майя сжала зубы, чувствуя, что по щекам расползается краска.
Она выругалась и взглянула в окно,
Господи, какая же все-таки глупость и... пошлость.
Она надеялась, что хоть Улла не позвонит. У нее не было ни малейшего желания разговаривать на эту тему. Ни с кем. И меньше всего с Уллой.
Всю ночь она не сомкнула глаз. Крутилась и ворочалась с боку на бок. Это уже после того, как вышла из туалета и почистила зубы, чтобы избавиться от вкуса рвоты. Лежала, и маялась, и думала, какая она дура.
Только бы больше никогда его не видеть. Не встретиться в городе. Когда-нибудь, случайно.
Она посмотрела на часы и вздохнула.
Скрипнула входная дверь. Она вздрогнула, встала, убрала бутылку в шкаф, взялась за стакан и тут увидела Енса.
— Привет, — улыбнулась она. — Я слышала, как ты пришел.
— Когда мы будем есть?
— Когда приедет папа...
— Ты еще не начинала готовить.
— Сейчас начну...
— А когда он приедет?
— Поезд приходит около одиннадцати, так что часов в двенадцать сядем за стол.
Он посмотрел на нее, и надо же, чтобы именно в этот момент, направляясь к мойке, она покачнулась.
— Ты опять пила? Уже третий день я прихожу домой и застаю тебя навеселе, — сказал он. — А что было с тобой сегодня ночью? Почему ты вернулась так поздно?
— Я не пьяная, — заявила она излишне резко. — И тебе совершенно незачем лезть в дела, которые тебя не касаются...
— Это опять он?
— Кто? — вздрогнула она.
— Ханс, кто же еще! Твой муж. Поссорилась с ним?
— Мы не ссоримся.
— Чем же вы занимаетесь? Или это называется любовью?
— Как мы могли ссориться? Он же уехал.
Енс фыркнул, повернулся на каблуке и ушел к себе в комнату.
— Ты вечером будешь дома? — спросила она.
— Нет...
— А куда ты идешь?
— В кино.
— С Сив?
— М-м...
— Завтра она придет к нам?
— Нет. Почему она должна прийти?
— Ну... например, ради дня твоего рождения... — улыбнулась Майя.
— Подумаешь... велика важность.
— Значит, не придет?
— Нет.
— Но ты все-таки будешь дома?
— А что, будет семейное торжество?
— Может, пригласишь Сив?
— Нет.
Майя вздохнула.
Склонившись над мойкой, она зажмурилась.
Голова кружилась.
А скоро приедет Ханс.
И вечером они останутся одни...
Господи боже...
Вдруг он что-нибудь заметит?
— Ну и что? — сказала она вполголоса и чуть не подпрыгнула, когда в комнате Енса загрохотала поп-музыка.
Она зажмурилась еще крепче.
Музыка, точно злобная тварь, гудела у нее в голове, причиняя боль. Казалось, череп набит колючим стеклянным волокном.
Она думала о Енсе.
Ханс однажды сказал ей:
«Слишком ты к нему снисходительна. Позволяешь мальчишке делать все что заблагорассудится. И он становится нахальным. Можно подумать, тебя мучит совесть из-за того, что ты развелась и вышла за меня».
Это была очередная размолвка. Перебранка.
«Сразу видно, что ты ему не родной отец, — отпарировала она. — Ты с ним слишком строг, а иногда просто груб. В воспитательных целях, да?»
Ханс тогда побагровел весь, даже заикаться стал. Интересно, слышал ли Енс этот разговор.
Скорее всего, слышал.
Поп-музыка продолжала терзать ее.
— Да прекрати же! — взмолилась она. — Иди лучше помоги мне почистить картошку.
— Чего-о?
«Ты не должна быть так снисходительна к Енсу, — внушала ей Улла. — Не давай ему пользоваться твоим мягким характером. Я понимаю, ты пытаешься таким образом наладить с ним контакт... Но он же становится взрослым, а взрослые дети неизбежно от нас отдаляются».
«Ерунда, — сказала Майя. — А как же Ханс? Он-то старается быть строгим».
«Ха! — сказала Улла. — Его жесткость вызвана его сомнительным положением. Это тоже своего рода попытка найти контакт».
«Мы живем вместе уже десять лет!»
«Что такое десять лет?» — возразила Улла.
Улла, попечитель больницы.
Скажи это кто-нибудь другой, Майя пришла бы в ярость.
В субботу вечером.
Он прислонился к стене и огляделся. Слышны были разные звуки: радио, телевизоры, проигрыватели, смех, крики, возгласы.
Вскоре станет потише. По крайней мере кончатся телепередачи и останутся только ночные звуки.
В темноте.
Вон он идет.
Нетвердой походкой.
Пьяный, конечно.
Шатался где-то.
В квартире темно. Значит, дома никого нет. Воспользовался случаем. А мальчик... Ну, он, наверное, с матерью...
Он прошел вплотную мимо него, но тот его не заметил. Почувствовал только, как чьи-то руки схватили его, повернули. Удар пришелся прямо в лицо. Острая боль в переносице. Словно вспыхнул фейерверк, с шумом рассыпавитись звездным дождем.
Потом тот, другой, лежал на земле.
А он огляделся по сторонам.
Нет, никто его не видел.
Он поспешил прочь.
И лишь спустя некоторое время хлынули слезы.
— Многая лета, многая лета!
— Честь имею поздравить, — возгласил Ханс.
— С днем рождения, — сказала Майя.
Енс сел в постели, протирая глаза и моргая спросонья.
— Честь имею, — повторил Ханс.
А Майя поставила на ночной столик поднос с кофе и тортом. Потом подняла занавески.
Енс зажмурился от света, зевнул и почесал живот.
— Честь имею, — сказал Ханс. — Ты становишься взрослым парнем. Держи...
Он протянул ему плоский сверток.
— Спасибо, — сказал Енс, срывая клейкую ленту. Он развернул бумагу и вынул пластинку. — Спасибо, — еще раз сказал он.
— А вот от мамочки, — сказала Майя и протянула ему свой пакет.
— Спасибо.
В пакете был хоккейный шлем.
— Я подумала, — сказала Майя, — может, тебе надоел бокс.
— Большое спасибо...
Ханс зажег свечки на торте, а Майя вытащила из кармана халата письмо.
— Вот, пришло вчерашней почтой. Это тебе.
Енс пальцем вскрыл конверт.
— От кого это? — спросила Майя.
— От папы...
Ханс поежился и посмотрел в окно.
— Здесь чек на сто крон, — сказал Енс бесцветным голосом.
— Это... как это мило, — сказала Майя и посмотрела на Ханса.
Но Ханс смотрел в сторону.
Потом они сидели за завтраком, Майя и Ханс.
— Подумать только, — сказала Майя, намазывая маслом французскую булочку. — Восемнадцать лет. Недалек тот час, когда он уйдет из дому.
— Сначала ему надо кончить школу...
— Как бежит время...
— Да, годы идут... И ничего с этим не поделаешь... Все становятся старше...
Майя испачкала маслом палец и облизнула его, не отрывая взгляда от стола.
В передней промелькнул Енс.
— Пока, — сказал он.
— Куда ты идешь? — поинтересовался Ханс.
— Гулять...
— А куда?
Но дверь уже захлопнулась.
Ханс вздохнул. Майя помрачнела.
— Как по-твоему, куда он пошел? — спросил Ханс.
— Может быть, к Сив...
— Мог бы в день рождения побыть дома.
— Ты же знаешь...
— Как обстоит дело?.. Конечно...