— Вот как! А по какому случаю?
— Они думают, что твой отец убил ту девчонку.
— Во-первых, он мне не отец, а во-вторых... так что...
— Я родила Енса в первом браке, — пояснила Майя.
— Он тебе не отец? — переспросил Карлссон.
— И потеряла во втором, — тихо сказал Енс.
— Что ты сказал? — спросила Майя.
— Ничего, — ответил Енс.
Но Карлссон слышал.
— Когда будем обедать?
— Попозже, — сказала она. — Ты вечером идешь куда-нибудь?
— Да. На тренировку.
Он скрылся в своей комнате, не заходя в столовую.
— Боксом занимается, — сообщила Майя.
— Даже сына она настроила против меня, — пожаловался Ханс. Он встал и подошел к окну. — Вы хоть понимаоте, в каком аду я живу?
Стур посмотрел на Маттиассона. Маттиассон — на Ханса Линдстрёма.
— Вы вели себя очень задиристо, когда мы встретились на том собрании, — сказал Стур и встал.
Ханс обернулся.
— На каком собрании?
— Вы шумели, и бушевали, и нападали на нас: «Это не полиция, а черт знает что, она не справляется со своими обязанностями». Вы хотели организовать гражданскую гвардию. Помните?
Ханс попытался улыбнуться.
— Какое это имеет отношение к делу... теперь?
Стур подошел к нему, приставил палец к животу и нажал.
— Ты ее убил, пижон паршивый?
— Я же сказал, нет!
Стур не отпускал палец, смотрел Хансу прямо в глаза. Но Ханс не отвел взгляда.
— Но если не ты, кто же это сделал?
— Вот это уж ваша работа... Это вам следует разобраться...
— Но мы же не справляемся со своими обязанностями.
— Я этого не говорил...
— Да ну?
Виду Ханса был очень смущенный. Он был озадачен таким поворотом дела и умоляюще смотрел на Маттиассона.
Маттиассон улыбался.
Хансу стало страшно.
Он сам не понимал почему.
— Значит, говоришь, мы не справляемся со своими обязанностями, так?
— Но... я приношу извинения, если я неудачно выразился... Вы же знаете, как иной раз... То есть я нисколько не сомневаюсь...
— Вот это я и хотел услышать. Чтобы ты извинился...
Стур убрал палец.
— Вы в наших руках. Все говорит о том, что ее убили вы.
— Да не убивал я! Честное слово... Клянусь... Уверяю...
Стур отвернулся и подмигнул Маттиассону.
— Мы могли бы вас забрать, — сказал Маттиассон. — Попросим прокурора выписать ордер на арест и посадим вас под замок.
— Вы не можете этого сделать!
— Не можем?
— Нет!
— А почему? — спросил Маттиассон.
— Потому... потому что я невиновен!
Енс сидел на кровати и слышал голоса в столовой, хотя они говорили негромко. Столовая соседствовала с его комнатой.
Он моргал и кусал ногти.
Потом встал, открыл окно и закурил. Но при этом уронил пачку, и сигареты рассыпались по полу. Он опустился на колени и стал собирать их.
— Так вы невиновны? — сказал за стеной Маттиассон.
— Вы мне не верите?
— Мы уезжаем, — сказал старший полицейский. — Но мы еще вернемся... возможно.
Енс схватил боксерские перчатки, тренировочный костюм, полотенце и мыло. Запихнул все это в сумку. Услышал, как хлопнула входная дверь.
Наступила полная тишина.
Он слышал, как родители ходят но квартире.
Но никто не произносил ни слова.
Потом кто-то зашел в туалет.
Тогда Енс прокрался в переднюю, снял с вешалки пальто, шмыгнул мимо кухни. Мать сидела за кухонным столом и плакала.
Он с силой захлопнул за собой входную дверь и помчался вниз по лестнице.
Ему послышалось, что она его окликнула.
Сумка с боксерскими принадлежностями стучала по ступенькам.
Сумка била его по ногам. Он понятия не имел, что ему делать дальше. В голове ни мыслей, ни желаний.
Уличные фонари, снег, витрины, встречные прохожие. Он остановился у книжного магазина, заглянул в витрину. Книги. Обложки. Заглавия. Нет, даже читать неохота...
Ему было так одиноко, так холодно.
Даже снег не радовал.
Темные лестничные клетки. Темный парк, где все еще висят качели и поскрипывают, когда их раскачивает ветерок. Под ботинками хрустит снег.
Он пошел вверх по холму.
Церковь.
Сам не зная как, он очутился внутри.
В церкви.
Он смотрел вверх, на высокие своды. Смотрел на алтарь. Над ступеньками, ведущими к алтарю, — деревянное распятие. Распятый на кресте. Вдруг грянул орган.
Он подскочил от неожиданности и с бьющимся сердцем поспешил прочь.
— Ну, я ему дал напоследок, — со смехом сказал Стур. — Теперь у него спеси поубавилось.
На этом они расстались. На сегодняшний день хватит.
Карлссон и Элг зашагали к перекрестку Нюгатан и Стургатан.
Оттуда Элг направился домой.
Сага была дома.
Он поцеловал ее.
— Как у тебя дела? Что-то ты припозднился сегодня.
— Хлопотный день выдался...
— Ты что-нибудь ел?
— Да, перехватил сосисок...
— И сыт?
— Конечно. Основное достоинство сосисок в том и состоит, что они насыщают.
— Может, выпьешь кофе?
Он кивнул.
— Спят?
— Да...
Одной их дочке был год, другой три. Лотта и Малин.
— Знаешь, — сказал он. — Я, пожалуй, позвоню Эрику и приглашу его к нам на субботу.
— Конечно, позвони. Ему будет приятно...
Потом Элг сел перед телевизором и стал смотреть спортивную передачу. Рассказывали о хоккее, гандболе, борьбе, боксе и керлинге.
И вдруг его словно что-то толкнуло.
Он сидел и думал. Размышлял. Смотрел на экран телевизора и ломал голову над тем, о чем говорил Карлссон.
Наконец он принял решение. Подошел к телефону и набрал номер Стура.
Десять долгих гудков.
— Это Стефан...
— Что тебе понадобилось?
— Ты спишь?
— Нет... я... Что тебе надо?
— Да вот, я разговаривал с Валентином... А сейчас сижу, смотрю телевизор, и вдруг меня осенило...
Он рассказал.
На другом конце провода долго молчали.
— Ты слушаешь?
— Да, — сказал Стур. — Вопрос, безусловно, заслуживает внимания... Завтра мы потолкуем...
— Я решил, что лучше позвонить тебе сразу. Надеюсь, не помешал?
— Нет, ничего...
— Тогда спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
— Забавно, — сказал он Саге. — Я звонил сейчас Фрицу. Похоже, что я потревожил его в самый пикантный момент.
— Что ж в этом забавного? — улыбнулась Сага. — По-твому, пожилые люди начисто лишены сексуальных потребностей.
Стефан открыл холодильник, достал масло, плавленый сыр и икру. Из буфета вынул хлебцы.
— Ты вроде говорил, что не голоден?
— А может, ты тоже поешь? — спросил он, обнаружив у себя в руках продукты.
— Кофе скоро будет готов. Да, пожалуй...
— Два?
— Угу...
Он намазал хлебцы маслом, потом смешал сыр с икрой, добавил мелко нарезанного луку. И все поглядывал на жену.
Она была рыжая, невысокого роста, довольно пухленькая и живая. И цветущая. Зеленые глаза задорно сверкали, а губы легко складывались в улыбку.
С ней легко было разговаривать. О чем угодно. И они делились друг с другом всеми заботами. Даже по работе. Сага преподавала гимнастику.
— Ты о чем-то задумался? Сидишь с отсутствующим видом.
— Правда? — сказал он.
И обнаружил, что положил лук в коробку с плавленым сыром.
— Да... Я думал об Эрике...
— Да брось ты.
— В субботу я должен с ним серьезно поговорить.
Она вопросительно поглядела на него.
И он объяснил.
Наступило утро.
Утро пятницы.
Рабочий день.
Во второй половине дня все собрались в кабинете комиссара уголовной полиции Фрица Стура.
Стур в виде исключения был без пиджака, развязанный галстук болтался вокруг шеи, жилет был расстегнут.
— Я разговаривал со школьным попечителем, — начал Элг. — Мальчик несколько неуравновешенный, вспыльчивый. В приступе ярости проявляет недюжинную физическую силу. Становится просто опасен... В такие моменты обращаться с ним следует с осторожностью.
— Это что-нибудь серьезное?
— Неврозы и депрессия. Остро переживает домашние неурядицы. Так, во всяком случае, считает попечитель. В семье он чувствует себя чужим. Против отчима у него своего рода комплекс. А к матери питает любовь, смешанную с ненавистью. И неким инстинктом покровительства, хотя сам, видимо, не отдает себе в том отчета.
— Хм... Следующий...
— Я разговаривал с его учителями, — сказал Валл. — Он несколько неуправляем, дерзок, но очень способный. Хотя, к сожалению, ленивый. Учение ему давалось легко, в младших классах он почти не готовил уроки, но все прочно застревало в голове. Занятиями себя не утруждает, схватывает все на лету. Всегда противопоставлял себя классу. Любит выделяться. Одно время его пытались задавить, но он вздул кого надо. А когда соперники затеяли против него своего рода психологическую войну... то есть хотели подавить его психически... он с ними тоже быстро разделался.
Валл замолчал, посмотрел на Стура. Тот согласно кивнул.
— Может, у него двойственная натура? — спросил он.
— Как это?
— Ну... не знаю, смогу ли толково объяснить, что я имею в виду... Это, так сказать... тип, который пытается вести себя как взрослый, а на самом деле даже до своего возраста не дорос.
— Хм... Пожалуй, что-то в этом роде...
— Мне удалось отыскать в Умео его родного отца, — сказал Карлссон. — Майя разошлась с ним потому, что семья, как говорится, дала трещину, которую не заклеишь. Правда, тут и Ханс сыграл свою роль. Эйнар, прежний ее муж... по-видимому, ей изменял. Ну и в самый критический момент в жизни Майи возник Ханс. Они расстались, и после недолгого периода пересудов и сплетен... разница в возрасте и прочее, к тому же она — жена преподавателя, он — его ученик... Ханс с Майей поженились. Енс остался как бы между ними и вне всего этого... как бы на нейтральной полосе. Мальчик замкнулся в себе, стал мнительным, обидчивым. Дело вовсе не в том, что Майя или Ханс пренебрегали им. Так получилось само собой.