Парадисис, сосредоточивая свое внимание на сексуальных подвигах Коссы, вообще ничего не говорит об этом периоде, хотя в пору правления энергичного Томачелли, работавшего в паре с Коссой, происходит много интересных и важных событий. Как уже говорилось, к 1400-му году разгромлена римская оппозиция Онорато Каэтани с его дочерью Джакобеллой, укреплен в Риме замок Святого Ангела, еще в 1394-м году. Бонифаций IX коронует в Риме короля Владислава и с его помощью усмиряет строптивых баронов в папской области, добиваясь своей безусловной власти над патримонием, устраивает юбилей, очень помогший наладить финансы папского престола. В самом Риме создается прочная папская администрация.
По источникам мы даже не знаем, где был Косса в момент избрания нового папы, в Болонье или все-таки приехал в Рим, а затем вернулся в Болонью?
Наверняка Бальтазар Косса в эту пору занимается укреплением своего удела – Романьи с Болоньей, Имолой, Фаэнцой и Форли. (Присоединить Форла ему удалось с большим трудом.) Но этой деловой стороны жизни Коссы в Болонье Парадисис не касается, как и того, что происходило в Риме при Иннокентии VII.
А при Иннокентии VII были потеряны все завоевания, достигнутые Бонифацием IX в содружестве с Коссой, что косвенно подтверждает ту мысль, что в выборе Иннокентия VII Косса не участвовал, точнее – не предлагал выбрать его[19]. Кроме того, Косса не учел, как кажется, что Владислав будет постоянно являться в Рим и давить на слабого папу, добиваясь своих целей, что и произошло впоследствии.
Избрание Иннокентия VII совпадает с первым походом на Рим Владислава Неаполитанского, установившего свою опеку над вечным городом.
27 октября того же 1404-го года, под нажимом короля, папа заключает договор с римской коммуной, по которому папа только назначает сенатора города, римляне же каждые два месяца избирают семь губернаторов «управителей финансов города», подчиненных сенатору (еще трех назначают папа и король), которые ведают всеми городскими делами.
Достижения Бонифация IX потеряны, но и этого мало. Коммуна требует (и получает) право самостоятельно избирать семерых выборных управителей. Но и это не успокаивает город. В ночь на 2 августа 1405-го года вооруженные толпы римлян захватывают Капитолий. Папские войска отступают, идут переговоры. И тут родич Иннокентия VII, кондотьер Лодовико де Мильорати совершает непростительную глупость. Захватив девятерых народных парламентариев, возвращавшихся из Ватикана, он зверски убивает их.
Сохранилось описание этого события, сделанное Аретино. Он рассказывает, как был потрясен, увидав среди трупов нескольких знакомых ему людей, друзей, погибших неведомо за что.
Рим взрывается. Иннокентий VII бежит из Рима в Витербо. Народ в ярости громит дворец папы и дворцы верных ему кардиналов и прелатов. Вновь являются Колонна. И тут в Рим вступают войска Владислава, захватывая замок Святого Ангела. И тут…
И тут римляне подымаются на неаполитанцев! На солдат Владислава кидаются женщины, с крыш им на головы сбрасывают черепицу, камни, глиняные горшки. Колонна уходят, а неаполитанцы запираются в замке Святого Ангела. Римляне с восторгом встречают назначенного папой сенатора. 14 января 1406-го года папа провозглашен полновластным сеньором Рима. Начинается обратная «откатная волна». Иннокентий VII отлучает Владислава от церкви (но вскоре мирится с ним!), а Владислав уступает папе замок Святого Ангела в обмен на почетное звание знаменосца церкви (осень 1406 г.).
В ходе описываемых событий Иннокентию VII приходится назначить трех новых кардиналов, а именно: Петра Фаларга (миланского архиепископа), венецианца Анджело Каррарио и римлянина Оттона (Оддоне) Колонну. Любопытно, что все трое стали в последствии папами[20].
6 ноября 1406-го года Иннокентий VII умирает от апоплексического удара. Денег в казне настолько нет, что приходится заложить папскую тиару, дабы устроить приличные похороны…
Но вот как подает эти события Парадисис. Косса-де в Болонье овладел матерью, а затем дочерью (одно из обвинений 1415-го года, тоже достаточно гадательное!) и живет с ними двумя, точнее – тайно ходит в дом.
Проникать к матери с дочерью было непросто, ибо они, в отличие от давешних трех сестер, когда-то изнасилованных Коссой (кто, кстати, это придумал – Парадисис или фон Ним?), жили не одни, а с главою дома, мужем указанной дамы. И потому Косса ходил на свидания с ними непременно с Гуиндаччо. Гигант следил, когда глава семьи выйдет из дому, и подавал знак Коссе. (А что, прислуги в доме вовсе не было? И соседей тоже?) Нынче Гуиндаччо, живший неподалеку, почему-то задерживался. Косса нервничал, его ожидали дела, да и Яндра, как снег на голову, только что приехала из Рима, так что лезть в дом, рискуя нарваться на хозяина и вызвать громкий скандал, ему совсем не хотелось, и он поспешил к Гуиндаччо домой. Далее просто переписываю:
«Подымаясь по лестнице к Гуиндаччо, Косса услышал какой-то странный шум, возню, тихий разговор двух голосов – нежного мелодичного и хриплого, грубого, затем приглушенный стон.
– О! – удивленно воскликнул Косса. – Ах ты, старый развратник! Бросил меня из-за бабы!
Косса налег на дверь и выломал ее.
– Собачья морда, крыса, бездельник! – заорал он на своего старого друга, который стал бледно-зеленым от страха и не знал, что делать. – Бросил меня из-за своих грязных страстишек! Заставил ждать!
Но тут наш герой умолк, пораженный красотой обнаженного тела женщины, лежавшей перед ним. Какая белая и чистая кожа! И как знакомы ему эти бедра, грудь, плечи. Лица женщины видно не было. Услышав голос Коссы, она уткнулась лицом в подушку и набросила на голову простыню…» И так далее.
Герой не поспел, однако, разоблачить красавицу», ибо его позвали срочно ехать в Рим «уже три часа разыскивавшие» Коссу посланцы.
Таинственная незнакомка, разумеется, была Яндра, изменами платившая Коссе за его неверность. Вопрос, конечно, почему это Яндра, только что прибыв в Болонью, так сразу и бросилась в постель Буонаккорсо? И почему Косса, знавший свою возлюбленную много лет, изучивший все родинки на ее теле, так-таки и не узнал «странно знакомое» ему тело Яндры?
Но – оставим эти недоумения, ибо дело было слишком серьезное – смерть папы.
Иннокентий VII умер от апоплексического удара. «Почему же его смерть вызвала столь скорый отъезд Коссы?» – спрашивает Парадисис и отвечает, что Иннокентий умер от яда, данного ему Коссой.
Известия об этом распространились десять лет спустя, как и о том, что Иннокентий собрался освободиться от Коссы, отобрав у него Болонью. Официальное обвинение в этом убийстве было предъявлено Коссе в мае 1415-го года, во время суда. Похоже на то, что на Коссу стали валить не только его собственные, но и чужие грехи. (Что, опять же, не раз бывало как в древней, так и в новейшей истории!) А во времена Коссы, во времена постоянных заказных убийств, даже и натуральную смерть могли приписать яду того или иного соперника или завистника…
И как это Косса отравил папу, будучи в Болонье? А, главное, для чего? Дабы не отдавать своего удела? Гм, гм! И, невзирая на эффектную сцену, предложенную Парадисисом, спешить Косса мог по самому естественному поводу. Папа умер б ноября. Конклав собрали восемнадцатого. Нового папу, Анджелло Коррарио (Григория XII), избрали 30 ноября. От Болоньи до Рима, учитывая все извивы дороги, не менее четырехсот километров. Допустим, гонцы проскакали их за три-четыре Дня. Коссе, действительно, надо было торопиться, чтобы успеть на конклав. Но и только. Подготовить новые выборы он уже никак не мог. Да и утверждение Парадисиса, что Григорий XII был целиком во власти Коссы, учитывая последующие события, повисает в воздухе. А срочно собирать кардиналов требовалось потому, что в Авиньоне продолжал сидеть упрямый испанец, Бенедикт XIII, и промедли итальянцы хоть день, правители Франции, Германии, Испании, Бургундии и Прованса, а также Венгрии и Неаполя могли потребовать прекратить, наконец, церковный раскол. А для итальянских кардиналов такой вариант был бы и прекращением карьеры, и возвращением папского престола в Авиньон!
Итак, кардиналы собрались в Риме в ноябре 1406-го года. Шел снег. Мерзкая итальянская зима была в полном разгаре. «Кардиналы были несколько растеряны», и руководство конклавом, по утверждению Парадисиса, взял в свои руки Косса, становившийся все более главой итальянских кардиналов. Он предложил избрать Анджелло Каррарио, числившегося, номинально, константинопольским патриархом. (Не забудем о захвате второго Рима крестоносцами в 1204-м году. И хотя город был давно освобожден, «должность» константинопольского патриарха, на которую всегда избирали венецианца, так и осталась в номенклатуре Рима.)
На конклаве много говорилось о расколе римской церкви, о необходимости восстановить единство. Новый папа (он взял имя Григория XII) в свою очередь обещал по первому требованию отказаться от престола, не умедлить, заключить союз с Бенедиктом XIII и так далее, все, что ему полагалось говорить.
Вот как описывает эти выборы Грегоровиус, источник более основательный, чем роман Парадисиса:
«14 римских кардиналов, действительно, находились в сомнении, давать ли или нет преемника Иннокентию VI. Но эгоизм и боязнь революции привели их, 18 ноября, на конклав, дабы не оставлять римскую церковь без видимого главы. При этом подписали они торжественную декларацию о готовности каждого из них, в бытность его папою, вести переговоры об унии и, в видах достижения оной, сложить с себя тиару. Они объявили вообще, что избирают нового папу в тех лишь видах, дабы он являлся прокуратором унии. Равно должен был избранник обязаться не назначать никаких новых кардиналов.
Выбор пал 30 ноября на кардинала С. Марко, венецианца Анджело Корреро, 6 декабря 1406-го года вступившего на святой престол. Григорий XII немедленно утвердил этот декрет, объявил на первой же консистории о намерении своем добросовестно придерживаться своей присяги и высказал готовность в унии. «Я полечу навстречу унии, – так свидетельствовался он, – коли морем, то в рыбачьем челне даже, коли на суше, то даже со странническим посохом». Так говорил восьмидесятилетний старец, избранный по всем вероятиям кардиналами в тех лишь видах, что, по человеческим соображениям, честолюбие способно, в виду могилы, преображаться в самоотречение. Они заблуждались! Одна минута дрожайшей власти имеет в глазах пурпуроносных старцев столько еще драгоценностей, что усталое их самообожение обретает юношескую силу.