В командирский блиндаж, значительно пригнувшись под балкой, вошел долговязый статный парень с аристократическими чертами лица, в застиранной, но чистой гимнастерке и широких брюках. На ногах грубые стоптанные кирзовые сапоги, много раз подшитые и пережившие не одну жизнь. Они не однажды спотыкались о торчавшие из земли осколки, рвались о колючую проволоку, не раз были пропитаны кровью товарищей. На своем веку сапоги претерпели немало, как и их хозяин.
Как-то Егор обмолвился, что они с сестрой были очень похожи, если действительно так, то его сестра была настоящей красавицей. Жаль, что судьба обошлась с ней столь немилосердно. Такие девушки должны жить долго, рожать детей, воспитывать их, учить добру. Они – воплощение счастья и семейного уюта, некий образец, к которому следует стремиться, а кусок раскаленного металла оборвал все то, что было ей предначертано с рождения.
За убитую сестру Егор сполна расквитался с врагом. Это была его личная бескомпромиссная война. Но даже столь блистательной победы ему было недостаточно, и он всегда напрашивался в самые дерзкие и опасные вылазки. Запланированная операция будто бы готовилась под него.
– Присаживайся, Егор, – показал капитан Галуза на крепко сколоченный табурет.
Егор кивнул и сел на него, приготовившись слушать.
– Собираю разведгруппу в двадцать пять человек. Выдвигаемся через пару дней. Идем на бронемашинах и танках. Наша задача – зайти глубоко в тыл к немцам. Предприятие рискованное. Мне нужен хороший минер. Если ты откажешься, я тебя пойму, буду искать другого. Есть у меня еще на примете один человечек, не такой опытный, как ты, конечно, но дело свое знает хорошо. Что ты на это скажешь?
Сцепив пальцы в крепкий замок, сержант Косых ответил:
– Я с вами, товарищ капитан. Мне даже как-то обидно, что вы могли по-другому подумать. Я ведь на фронте для того, чтобы врага бить, а не на печи лежать.
– Тогда ладушки, – глубоко запрятав чувство облегчения, произнес Галуза. – Ориентировочно выступаем послезавтра в двадцать четыре ноль-ноль. Обещали нас не тревожить. Выспись как следует, проверь оружие, приготовь все, что нужно для твоего саперного дела… Напиши письма родителям.
– Так нет у меня родителей, – спокойно отреагировал Егор. – Мать недавно умерла, после того как сестра погибла. А отец еще до войны скончался.
Сказано было почти безмятежно, даже нотка печали не прозвучала. Горе хоть и недавнее, но крепко выстраданное, многократно перемолотое, а то, что еще оставалось, было похоронено на самом дне души, где-то среди праха многих переживаний, и не стоило думать о прошлом, тем более воскрешать его.
– Извини, – слегка смешавшись, произнес Галуза.
– Не стоит извиняться, товарищ капитан. Разве я один такой? Сейчас у всех горе, куда ни глянь! Лютует враг!
– Тоже верно…
Спросив разрешения, Егор вышел из-за стола, прямой, ладный, как вековая сосна, и шагнул в вечернюю июльскую прохладу. Постоял немного за порогом, словно о чем-то размышляя, и потопал журавлиной походкой в свою землянку.
Через прохудившееся небо неожиданно пробился кратковременный, но сильный ливень. Разбиваясь об асфальт и разлетаясь на мелкие брызги, он оставил после себя водяные знаки: раскисший и отсыревший чернозем с грязными лужами; отяжелевшую от капель дождя траву; холодный воздух, настоянный на сырости. Наконец небо очистилось от серых тяжелых туч, предстало темно-синей глубиной, переходящей в беспросветную черноту с россыпью мерцающих звезд. Впереди волнующей кровавой дорожкой предстало заходящее солнце, мягко укладывавшееся на ночлег в черную полоску реки…
– Разрешите доложить, товарищ капитан, – вошел в блиндаж лейтенант Чечулин.
– Докладывай!
– Три бронемашины БА-64[112] и три легких танках Т-80[113], выданные из резерва бригады, а также три немецких полугусеничных бронетранспортера осмотрены, легкие неполадки устранены, баки заправлены по полной, боеприпасы загружены, можно выезжать.
Биография у двадцатипятилетнего лейтенанта Чечулина была богата на военные события. До призыва в армию успел окончить техникум и даже немного поработать на азотно-туковом заводе, а в октябре тридцать девятого его призвали в Красную Армию. Служить начал в Западном особом военном округе, где и встретил войну. Участвовал в составе Западного фронта в сражениях под Смоленском, в битве за Москву, а в сорок третьем окончил 3-е Саратовское бронетанковое училище. Став офицером, воевал командиром взвода легких бронемашин отдельной разведывательной роты 9-й гвардейской механизированной бригады на 1-м Прибалтийском фронте.
– Не беги вперед телеги, Ваня, – усмехнувшись, сказал капитан Галуза. – Выезжаем завтра в полночь на трех бронемашинах.
– Я тогда подберу людей, которые неплохо знают немецкие бронетранспортеры.
– Подбирать водителей на немецкие машины не нужно, – возразил Галуза. – Командовать ими будут немецкие водители.
– Как так? – не сумел удержаться от удивления лейтенант.
– Это перебежчики. Мне объяснили, что они немецкие антифашисты. Хотя что это такое, до сих пор не могу понять… Враг, он и есть враг. Он и выглядит иначе, и одет по-другому. Даже воняет не так! Вчера он стрелял в тебя, был плохой, а сегодня раздумал по какой-то причине, и он уже хороший… Так, что ли? Сам не в восторге от такого решения, но что поделаешь… Ну, да ладно! Это распоряжение командования, а приказы, как известно, не обсуждаются. Они хорошие механики и водители. Свои машины знают как положено, могут быть полезными.
– Теперь они все антифашисты, а когда в Германию войдем, так эти немецкие антифашисты полками нам сдаваться станут. Я бы им не доверял.
– Это не обсуждается. Мы входим механизированной колонной на немецкую территорию, а их знание немецкого языка нам поможет. Приказы начальства мы должны исполнить, но важно еще, чтобы самим лопухами не выглядеть. У каждого водителя будет сидеть наш разведчик, хорошо владеющий финкой. Если что пойдет не так… Пусть не обижаются! Ну а мы, в свою очередь, должны предупредить их об этом. Распорядись, чтобы нанесли на нашу бронетехнику немецкие кресты. Немцы будут воспринимать их как трофейные. У нас немецкая форма осталась?
– Да, у нас ее целый склад, товарищ капитан.
– Вот и славно…. Пятнадцать разведчиков пусть наденут немецкую форму. Остальным переодеваться не обязательно. Будут находиться внутри бронемашин. И пусть полистают словари, какие-то базовые немецкие слова выучат. Может пригодиться.
Через час пришел подполковник Стародубцев с тремя немцами-водителями, сопровождаемые двумя автоматчиками. Выглядел он, как всегда, серьезным, собранным, был немногословен.
– Вот тебе, капитан, новое пополнение, – показал он на трех человек, стоявших в немецкой форме. – Будут у тебя водителями бронетранспортеров. Я их лично проверил, машины знают хорошо. Проблем с ними быть не должно. Все понятно?
– Так точно, товарищ подполковник! – вытянулся Галуза, слегка приподняв подбородок.
Глава 1626 июля 1944 года. Разведчику без примет нельзя
Капитан Григорий Галуза прослужил в войсковой разведке полных три года. Он мог с уверенностью сказать, что разведчики – самое суеверное племя на всем фронте. Откуда это пошло, сказать трудно. Возможно, такие предубеждения связаны были с тем, что едва ли не ежедневно разведчикам приходится ходить по лезвию ножа, чаще других заглядывать в глаза смерти. А личный и житейский опыт, позволявший порой пренебрегать дисциплинарным воинским уставом, порой позволяет выживать в самых безвыходных ситуациях. Отсюда и безоговорочная вера в приметы.
Первое неписаное правило начиналось уже на стадии призыва: в разведку отбирали только добровольцев. «Покупатель» из разведки, часто прибывший прямо с передовой, имел право первым набирать пополнение. Предпочтение отдавалось выносливым и сильным, желательно уже проявившим себя в какой-нибудь из спортивных дисциплин: самбо, стрельба, лыжи… Характер тоже должен быть закаленным. «Покупателю» достаточно было один раз поговорить с потенциальным новобранцем, чтобы понять, что он собой представляет, – ведь порой даже груда мышц не указывает на крепость характера.
Так же отбирались добровольцы и для выполнения боевых заданий. Никаких приказов, только добровольно. Командир приходил в блиндаж, где проживали разведчики, обстоятельно объяснял поставленную задачу и только после этого спрашивал у них, кто желает войти в группу.
В этот раз задание было куда более масштабным и куда более опасным. Для его грамотного исполнения требовалось разведчиков значительно больше.
Вернувшись в расположение, капитан Галуза отвел разведроту в небольшой лесок, прореженный взрывами; велел разместиться на зеленой поляне с ромашками и обстоятельно, не пропуская ни одного момента, поведал о том, что требовало от него начальство, после чего попросил высказаться желающим.
Какое-то время царила полная тишина. Было слышно лишь пение лесных птиц, которые, воспользовавшись паузой между боями, теперь неистово голосили, словно хотели перекричать гул канонады, раздававшийся вдалеке.
Галуза внимательно смотрел на подчиненных и терпеливо дожидался ответа. Любому штабисту одежда разведчиков могла бы показаться настоящим вызовом уставу: все были одеты кто во что горазд. Старший сержант Вершинин, оседлавший потемневший березовый пенек, напялил на себя немецкий китель. По его уверению, в нем легче ползать, а старшина Потапов надел на себя ватную куртку. Его выбор тоже был вполне понятен – в толщине куртки застревали мелкие осколки, а в рукопашной она не однажды спасала его от удара ножом. Рядовой Аветян сидел на траве, опершись спиной о ствол толстой осины, – он никогда не расставался с каской, а вот его закадычный дружок Алеко Якобашвили, наоборот, предпочитал пилотки. Разношерстная получилась публика. Но дело ведь не в форме, а в том, как разведчик справляется с поставленной задачей. Вот здесь нареканий не возникало, так что командованию невольно приходилось закрывать глаза на некоторую «махновщину» в своих рядах.