Иосиф Виссарионович слегка кивнул, мягким шагом прошелся по толстому ковру и спросил:
– Ты подготовил список заводов, которые могут быть востребованы для получения атомной бомбы?
– Подготовил, товарищ Сталин. – Развязав папку, Берия вытащил из нее несколько листков бумаги и, поднявшись, протянул их Сталину.
Положив курительную трубку на край фарфоровой пепельницы, Иосиф Виссарионович взял докладную, внимательно ее пролистал и спросил:
– Кто еще знаком с этим списком?
– Рабочая группа ученых во главе с академиком Курчатовым, а также с товарищем Первухиным.
– Вопрос важный… Мы обсудим его на ближайшем Комитете обороны и пригласим на него Курчатова и Первухина. Надеюсь, что их доводы будут весьма убедительными. Наступил перелом в войне, и на фронте, как никогда, нужен каждый снаряд.
Глава 2028 июля 1944 года. Город Ионишкис. Неожиданный подарок
Местечко Ионишкис находилось на севере Литвы, на границе с Латвией, в тридцати девяти километрах к северу от города Шауляй, и считалось глубоким тылом. Русских здесь не ждали. Тем более в нынешний час.
Командиром 15-й панцергренадерской бригады СС был старый солдат Херберт фон Обвурцер, успевший прослужить еще в австро-венгерской армии. Затем воевал во время Первой мировой войны, где получил знак за ранение, отмечен был фронтовыми медалями, а за храбрость и мужество удостоился даже Балтийского креста I класса, который носил в торжественных случаях на ленте в петлице.
Вернувшись с войны, Херберт осознал, насколько ему повезло, – многие из его сотоварищей, с которыми он отправился воевать, так и остались лежать на полях сражений, другие вернулись покалеченными. Ему самому тоже крепко досталось – рваный осколок мины вырвал из его ноги кусок мышц. Рана заживала плохо и доставляла немало хлопот и, даже затянувшись, порой напоминала о себе в непогоду тупой болью.
Со страстью, на которую способна только молодость, Херберт взялся за работу. На горном склоне построил ферму, где содержал небольшое стадо коров, – молочная продукция и мясо приносили ему значительные средства, позволяющие оптимистично смотреть в будущее. Как и большинство его приятелей, в 1930 году он вступил в Австрийскую национал-социалистическую немецкую рабочую партию[132].
Ему шел уже пятьдесят второй год, когда началась Вторая мировая война. К удивлению многих, 1 сентября 1939 года Херберт фон Обвурцер был призван в армию и назначен командиром 2-го батальона 67-го пехотного полка. В этом возрасте многие из его ровесников уже давно завершили свою военную карьеру и, обремененные большой семьей, нянчились с внуками. А Херберт фон Обвурцер с головой ушел в военную службу. Он не пропустил ни одного военного эпизода: поучаствовал в победоносных Польской и Французской кампаниях. Начальство щедро оценило его боевитый характер, наградив Железным крестом первого и второго классов.
1 июля 1941 года Обвурцер был назначен командиром 3-го батальона 411-го пехотного полка и участвовал в боях на Восточном фронте. Еще через год, оценив его личную доблесть и стойкость батальона, Херберта произвели в подполковники, а позже приняли в элиты вооруженных сил – в Waffen-SS с чином оберштурмбаннфюрера и назначили командиром 6-го горнострелкового полка СС Reinhard Heydrich. В январе 1943 года Херберта фон Обвурцера произвели в штандартенфюреры[133] резерва. Как и подобает офицеру СС, он рвался на фронт. Его рапорт был удовлетворен, и в марте Херберта назначили командиром формируемой хорватской добровольческой дивизии СС. Шесть долгих месяцев он воевал с сербскими партизанами, нагоняя на местное население страх. В августе 1943 года Херберта фон Обвурцера зачислили в штаб V горнострелкового корпуса СС, и в середине сентября он принял командование 39-м гренадерским полком СС Horst Wessel.
Карьера фон Обвурцера продолжала набирать обороты – в июне 1944 года он был произведен в оберфюреры[134] СС. А 27 июля стало для него особенным днем – он возглавил 15-ю гренадерскую дивизию СС, о чем, будучи еще фермером, он не смел и мечтать. Ему даже позвонил рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер и с торжественными интонациями поздравил Херберта с новым назначением.
По случаю очередного повышения новый командир дивизии пригласил на торжество офицеров-друзей в старинный особняк, где размещался штаб дивизии.
Ночную охрану города фон Обвурцер возложил на латышский добровольческий батальон города Лиепая под командованием капитана Эльша. Латвийское подразделение вышло из военизированного формирования, созданного еще до войны. В самом начале боевых действий в Прибалтике они доказали стойкую приверженность Третьему рейху и фюреру: атаковали отступающие советские части, участвовали в боях за Ригу и Лиепае; захватывали и передавали в гестапо советских активистов, расправлялись с бойцами Красной Армии. В октябре сорок первого года первый латышский батальон был направлен на борьбу с партизанами в Псковскую область, где провел ряд карательных операций, а в декабре того же года латышские полицейские участвовали в «воспитательных» акциях на территории Белоруссии. В декабре сорок первого года на пляже Лиепая батальон провел массовую расстрельную акцию против евреев, отмеченную командованием как «успешная». Далее националистический батальон отметился на Кавказе, в Литве, в Эстонии. В феврале сорок второго в качестве моторизованной бригады СС подразделения латышей были переброшены на Восточный фронт под осажденный Ленинград. А в марте сорок третьего, когда каждый латышский легионер давал присягу на верность Адольфу Гитлеру, у них уже накопился достаточный боевой опыт.
Вокруг города Ионишкис на дорогах были выставлены контрольно-пропускные пункты, на которых дежурили солдаты стрелкового батальона СС. Они же контролировали все лесные массивы, вплотную подступающие к городу: на тропах размещались хорошо скрытые секреты, усиленные патрули проверяли подозрительные места (овраги, заросшие густыми кустами, дальние постройки, заброшенные дома), где могли бы укрыться разведгруппы и дозоры русских.
15-я добровольческая пехотная дивизия СС воспринимала несение караулов как долгожданный отдых. Прошедшие восемь месяцев дивизия постоянно воевала. Впервые она вступила в бой при Новосокольниках в Псковской области, где была потеряна едва ли не половина личного состава. А потом, теснимая частями Красной Армии, дивизия вошла на территорию Латвии. До линии фронта было сорок километров, что считалось глубоким тылом, поэтому значительную часть охранных обязанностей взвалили на себя латышские подразделения.
По обыкновению, каждый вечер оберфюрер Херберт фон Обвурцер объезжал посты. Его долговязая, слегка сутулая фигура в сопровождении группы штабных офицеров просматривалась издалека. Всегда гладко выбритый, сухощавый, подтянутый, с жесткими морщинами на грубоватом лице и насмешливыми губами, он оставался любимцем всей дивизии – живое воплощение того, как простой солдат, наделенный отвагой и мужеством, способен проломить неприступный бастион потомственных генералов и сделаться одним из них. В немалой степени его продвижению способствовала его тирольская кровь, которая была сродни баварской. А среди баварцев, значительно отличавшихся от других немцев, было немало доблестных офицеров.
Доступный, спокойный, Херберт умел расположить всякого, с кем общался. К этому у него был настоящий талант, причем он даже не старался понравиться собеседнику, оставался требовательным, как и всякий немец, что не мешало ему к каждому солдату относиться как к равному. Для каждого он старался подобрать подходящее слово, с интересом расспрашивал о семье, о детях, способен был пошутить, но награждал лишь достойных, сумевших проявить себя на поле брани…
В этот знаменательный для себя день оберфюрер фон Обвурцер решил сделать исключение и не выезжать на посты. Для такого решения у него существовала еще одна веская причина – его назначили командиром 15-й гренадерской дивизии СС. Пусть проверкой караулов и постов занимаются дежурные офицеры, которым полагается осуществлять контроль по долгу службы. Ему же останется только выслушать их доклады.
Поздравить оберфюрера раньше запланированного торжества пришел изрядно захмелевший начальник штаба оберштурмбаннфюрер СС Эмиль Кауфман, с которым Херберт находился в дружеских отношениях. Эмиля и раньше можно было встретить подшофе, но в этот раз он изрядно перешагнул дозволенную меру. Держа в руках бутылку «Хеннесси», Эмиль, слегка понизив голос, сказал:
– Ты можешь себе представить, этот коньяк столетней выдержки! Еще в сорок первом рассчитывал откупорить бутылку после нашей блестящей победы над русскими! Но нам крепко дали по заднице под Москвой, поэтому распитие напитка пришлось отложить. Думал, что выпью ее после взятия Сталинграда, когда мы выйдем к Волге… Опять не повезло! Вместо желанной победы мы потерпели поражение под Сталинградом, ставшее для нас настоящей катастрофой. В Германии был объявлен трехдневный траур!.. И вот сейчас, судя по тому, как разворачиваются события на фронтах, желанная победа вновь откладывается на неопределенный срок. Так что забирай, Херберт, эту бутылку себе, это мой подарок на твое очередное назначение! Надеюсь, что ты раскупоришь эту бутылку коньяка сейчас, не станешь дожидаться нашей блестящей победы, о чем так любит говорить доктор Геббельс, и выпьешь ее с друзьями, тем более что для этого есть серьезный повод. А то ведь ее могут выпить и русские, мы не должны этого допустить!
– Эмиль, жду тебя в девять часов вечера в штабе, – забрав бутылку, произнес Херберт и, добродушно улыбнувшись, добавил: – Надеюсь, что русские не помешают нашему торжеству. А эту бутылку я положу в свой сейф, и когда закончится война, мы выпьем ее вместе, дружище!
Эмиль Кауфман рассмеялся и горячо возразил:
– У вас, тирольцев, своеобразный юмор, его понимает не каждый немец. Русские не смогут помешать нам попраздновать, даже если будут палить из всех своих гаубиц! Линия фронта находится в сорока километрах отсюда! Нам чертовски повезло, Херберт, мы в глубоком тылу! Мы так долго бегали от русских, что заслужили этот кратковременный отпуск.