– А помещение фабрики на окраине города?
– Да. Мы въезжаем с южной стороны. Двигаемся по главной дороге, что ведет строго на север, а потом на развилке сворачиваем на запад. Метров через триста появится большое красное здание старинной постройки. Это и будет здание фабрики.
– Сделаем вот что, – после недолго раздумья вновь заговорил Галуза, обращаясь к командирам экипажей. – Въезжаем в Ионишкис и устанавливаем три бронетранспортера сразу напротив двухэтажной казармы. Это я беру на себя… Твой экипаж, Григорян, – посмотрел он на худенького армянина с сержантскими погонами, – едет с бронеавтомобилями к зданию фабрики.
– Есть! – ответил сержант.
– А ты, Ваня, со своими танками, – повернулся капитан к технику-лейтенанту Чечулину, – едешь к школе. Найдешь?
– Как не найти? – удивленно произнес старшина. – Этот фриц очень все доходчиво объяснил.
– Я не Фриц, я Кристиан, – поправил Шварценберг.
– Ну, пусть Кристиан, – без особого дружелюбия согласился Чечулин.
– Почему вы, русские, всех нас называете «фрицами»?
– А почему вы нас всех называете «иванами»? Только ведь здесь я один Иван, а остальных по-другому величают.
– Все, без препирательств! Это сейчас нам ни к чему! – прервал спор капитан Галуза. – Ты, Косых, с разведчиками из своего отделения высадишься у синагоги, и без шума снимайте часовых.
– Сделаю! – охотно отозвался сержант Косых.
– Потом выкатывайте на этих танках в город и расстреливайте из орудий казармы и всех этих гадов, что повыскакивают! Задача ясна?
– Есть, расстреливать гадов из орудий!
– А теперь по машинам!
Командиры экипажей расторопно разбежались по боевым машинам. Добродушно-ворчливо, словно не желали нарушать тишину, порыкивали моторы. Прогревшись, они гулко захлопали, и колонна двинулась по направлению к Ионишкису.
Дорога хоть и короткая, но выглядела «пьяной»: то скатывалась в низину, а то вдруг сворачивала налево и резко поднималась вверх, потом внезапно ее бросало направо, и тогда приходилось с остервенением пробиваться через высокие, густо заросшие кусты.
У самого города выбрались на магистраль. Грохот въезжающей колонны гулко распространился по узким мощеным улицам. На домах и дорогах рваными клочками налипал туман. Машины, ехавшие первыми, утонули в нем, словно в молоке. Ионишкис тревожно дремал, через серые сгустки пробивался блеклый огонек вспыхнувших ламп. На мостовых пустынно. Дважды повстречался патруль полевой жандармерии, уважительно вжавшийся при виде колонны в стены домов.
Галуза осмотрелся по сторонам, задрал голову вверх. Оконца на верхних этажах узкие, больше напоминающие средневековые бойницы. В минувшие века с них удобно было атаковать наступающего врага: скидывать на его головы камни и бревна, поливать кипящей смолой, лить горячую воду, расстреливать из луков и арбалетов, палить из пищалей. В нынешнее время в окна удобно установить парочку-другую пулеметов, которые будут контролировать всю улицу. А если на перекрестке оборудовать долговременную огневую точку, то можно будет сдерживать натиск в четырех направлениях. Эти европейцы смотрели на столетия вперед!
Проехали неширокую площадь, выложенную серым булыжником, в центре которой лежали сваренные металлоконструкции: немцы готовились к длительному противостоянию. Вот только не поздно ли спохватились? Русские уже вошли в город.
– Товарищ капитан, я на месте, – прозвучал по внутренней связи голос сержанта Григоряна. – Здесь они все, голубчики!
Включив рацию на передатчик, Галуза произнес:
– Хорошо, стой пока там. Жди моего приказа, а потом мы устроим им горячую баню!
– Есть, дожидаться приказа!
Командирский бронетранспортер, громыхая двигателем и лязгая гусеницами, двигался к ратуше, возвышавшейся в самом центре Ионишкиса длинным острым шпилем. Узкие кривые улочки, словно подозревая о замыслах противника, всякий раз уводили в сторону, отдаляя приближение. Именно так в старину проектировались улицы, запутывая пробившегося в город врага: переулки неожиданно меняли направление, заводили в тупик, а то внезапно раздваивались, упирались во внутренние стены или в маленький проем, перекрытый металлической решеткой.
Выехали на площадь, на краю которой выделялось двухэтажное здание с высокой башней, под островерхой крышей со шпилем висел колокол, ниже – городские часы (всего-то две посеребренные стрелки в бронзовом круге). Остановились подле разрушенного старого храма. Видно, пострадал при недавнем артобстреле – на обочине валялись обломки, на бугристой брусчатке оставались коричневые пыльные следы от кирпичей, раздавленных тяжелой техникой. Внутри церкви на посеревшем полу валялись поломанные почерневшие подсвечники. Это был даже не воск, а кровь свечей, оплакивающих разрушенный храм.
До войны в Ионишкисе проживало немало евреев, о чем свидетельствовали две синагоги: одна стояла подле ратуши, другая, немного поменьше, похожая на первую словно сестра, просматривалась в конце улицы. Там, где прежде находился вход в синагогу, теперь был широкий проем, который закрывали наспех сколоченные ворота из грубых досок. У прохода, явно страдая от скуки, прохаживались двое караульных.
– Твое слово, Егор, – повернулся Галуза к разведчику. – Убери их аккуратненько, так, чтобы никто и пискнуть не успел.
– Сделаем все в лучшем виде, товарищ капитан! – озорно отозвался Косых. – Не впервой! Отделение, за мной! Эх, ядрена вошь!
Подняв брезент кузова, сержант ловко спрыгнул на землю. За ним, так же расторопно, повыскакивали остальные.
Капитан Галуза внимательно наблюдал за разведчиками. Чтобы оставаться незамеченными, они передвигались вдоль стен, а убедившись в безопасности, следовали дальше. Егор Косых вместе с Михаилом Твердохлебовым подобрались к синагоге и, вжавшись в стену, стали почти невидимыми. Караульные о чем-то переговаривались, потом сдержанно рассмеялись и зашагали дальше. Повернувшись спиной к разведчикам, они неторопливым шагом пошли вдоль стен храма. Одновременно отделившись от стены и напоминая предрассветные тени, разведчики подскочили к караульным… Галуза даже не успел заметить, в какой именно момент к немцам пришла смерть, – Косых и Твердохлебов уже оттаскивали трупы за угол дом. Вернулись быстро, отомкнули ключами ворота и юркнули внутрь.
Рация стояла на приеме, и Григорий с волнением ждал сообщения. Но пока в ней что-то хрипело, хлюпало и клокотало – ничего похожего на человеческую речь. Где-то внутри прибора вспыхнула лампа, и капитан услышал взволнованный голос сержанта Косых, раздавшийся словно из преисподней:
– Товарищ капитан, обезвредили караульных и прошли в синагогу. В ней стоят пять танков «Тигр»!
– Вы заглядывали в башню, снаряды есть?
– Заглянули. Снаряды в башне! Но комплект не полный, в каждом танке около пятидесяти снарядов.
– Пятьдесят снарядов на каждый танк?! Да их хватит, чтобы двадцать раз разнести такой город, как Ионишкис! – обрадованно воскликнул Галуза. – Сколько у тебя в отделении танкистов?
– Со мной пятеро.
– Давайте, хлопцы, выводите эти чертовы «Тигры» из синагоги! Нечего им там пылиться! Пусть разомнутся! Мы сейчас такой концерт Баха этим фрицам забабахаем!
– Есть, выводить «Тигры»!
Галуза повертел ручку настройки и установил стрелку на нужную частоту, подправил под горлом ларингофоны и, стараясь не показать некоторую нервозность, стал вызывать подполковника Стародубцева:
– «Волга», я – «Вятка», как слышите меня?
Зашумело, зашуршало, заскрежетало… Это даже не эфирные помехи, а настоящий бездонный астральный океан, заполненный двенадцатибалльными волнами, то разбивающимися о твердь базальтовых скал во время шторма, а то вдруг отступающими с колючим песчаным скрежетом при отливе. Немцы пытались устроить заградительные радиопомехи. Через толщу пространства, насыщенного внеземными и искусственными помехами, едва пробивался голос подполковника Стародубцева:
– Я – «Волга», слышу вас, доложите обстановку. Прием!
В какой-то момент космические шумы ослабли, радиоэлектронные помехи рассеялись во вселенском пространстве, оставив узкий диапазон для сообщений, и Григорий Галуза быстро заговорил:
– Докладываю. Через минуту атакуем фрицев. В городе их не менее пяти тысяч, надеемся на вашу поддержку. Прием!
– Вас понял! Поддержка будет. Идем к вам на выручку, находимся в нескольких минутах от Ионишкиса. Конец связи.
Широко и с металлическим скрипом распахнулись ворота синагоги. Окрестность разом наполнилась громкими звуками работающих двигателей. Первая 57-тонная громадина выкатилась на брусчатку, расцарапав траками танков гранитную поверхность, и застыла посередине улицы. За ней, дребезжа гусеничными лентами, выдвинулись еще четыре бронемашины и заняли огневые позиции.
Внезапная атака на противника и, как следствие, паника в его рядах – гарантия успеха! Капитан Галуза посмотрел на часы – почти пять часов утра. Переключил передатчик рации на внутреннюю связь.
– Слушай мою команду! – громко и торжественно произнес Григорий и, сделав небольшую паузу, продолжил: – По фашистским гадам… Огонь!!
Глава 2228 июля 1944 года. Вдоволь нахлебался!
Командиру 15-й добровольческой латышской пехотной дивизии оберфюреру СС Херберту фон Обвурцеру не спалось. В уставшей голове плескались отрывки какой-то меланхоличной мелодии. Настроение так себе. В общем, ничего хорошего. Не рождественский пирог, но жить можно. По ночам в Ионишкисе было нестерпимо душно, а еще без конца донимал гнус. В родном Северном Тироле сейчас самая благодатная погода: прохладно, вокруг горы со снежными вершинами, даже комара не встретишь! Спать привыкли при распахнутых окнах, чтобы всем телом ощущать студеный горный воздух, который неизменно просачивается под одеяло. Теперь все это где-то очень далеко…
Иногда до слуха доносились раскаты канонады – бои шли на соседнем участке фронта, где позиции удерживала 19-я добровольческая латышская пехотная дивизия СС