мебелью. В трубке образовалась зловещая тишина. Взрывом разнесло телефонную станцию, и теперь потеряна связь со штабом дивизии и с другими частями, разбросанными по всему городу.
– Проклятье! Этого еще не хватало! – невольно выругался Херберт. – Даже одеться не успел. Вот будет русским веселье, когда они обнаружат труп оберфюрера в одном исподнем! – Курт! – позвал он ординарца.
– Да, господин оберфюрер, – вбежал перепуганный и побелевший штурмшарфюрер[141].
– Ты не слышишь, как грохочет?
– Господин оберфюрер, я как раз…
– Где мои сапоги?! – в раздражении выкрикнул Херберт. – Послал мне в ординарцы господь недотепу!
– Они у порога.
– Ты их почистил?
– Так точно, господин оберфюрер, – выкрикнул ординарец. – Они просто сверкают!
– Неси быстрее! Чего встал?!
Ординарец мгновенно исчез. Через несколько секунд он предстал перед оберфюрером, сжимая в руках генеральские лакированные сапоги, надраенные до блеска. На лоснящейся матовой поверхности ни пятнышка! Если в чем и преуспел Курт, так в чистке сапог. Даже во время боевых действий командир должен предстать перед подчиненными в аккуратном виде и в начищенных сапогах.
В южной части Ионишкиса продолжало гудеть и громыхать. В казарме со скрежетом рухнули перекрытия, а танки неумолимо добивали казарму и всех тех, кто еще продолжал сопротивляться и не был погребен под обломками. На улицах продолжали разрываться гранаты. Боевые действия разворачивались стремительно, встречный бой рокотал прямо под окнами.
– Господин оберфюрер, давайте я вам помогу, – вызвался ординарец.
– Не нужно, – отмахнулся Обвурцер, натягивая сапоги.
Надев их, он стянул верх голенища ремешком с маленькой пряжкой. Набросил на плечи подтяжки и взялся за китель. Аккуратно и неспешно, не замечая грохотаний, застегнул его на все пять пуговиц. Пригладил слегка оттопырившийся клапан кармана.
Наибольшей гордостью в одежде для Херберта фон Обвурцера оставались генеральские сапоги, которые он заказал к своему новому назначению известному скорняку, обшивавшему высших чинов СС, включая самого рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера. Свое дело мастер знал отменно, и его работа стоила очень больших денег. Шил он сапоги вручную – от раскроя кожи до самого последнего гвоздика. Мысок спереди в нижней части голенища делался достаточно эластичным, а вот задник кроился из очень жесткой кожи. Особое внимание уделялось подошве, подбиваемой тридцатью пятью специальными гвоздями с большой выпуклой шляпкой. По квадратному контуру каблука прибивалась граненая подковка. Цвет сапог всегда оставался черным и вполне мог соперничать с пером ворона. Сапожник был наполовину евреем, о чем всем было известно, но его не трогали. Вряд ли в Германии отыщется более искусный мастер, чем он.
Пощеголять в новых сапогах пока не удалось, а ведь так мечтал пройтись в них в Берлине по Александерплацу. Будет жаль, если такая ценная обувь порвется в этой огневой кутерьме.
Скорым шагом Херберт фон Обвурцер спустился вниз по каменной лестнице и выскочил на гладкую, почерневшую брусчатку. Глубоко вздохнул и тотчас задохнулся от едкого дыма и пыли. Около подъезда по-прежнему нес службу караул из двух молоденьких солдат (не иначе пришедшие с последним призывом), вооруженных штурмовыми винтовками. Заметив коменданта города, они вытянулись по команде «смирно». Окружающая пальба их мало интересовала, как и разрывы гранат, раздававшиеся по всей площади. У ближайшего дома, брызнув осколками по соседнему зданию, разорвался снаряд, вырыв метровую яму и разметав по площади булыжники.
– Вернитесь в свою часть! – приказал начальник гарнизона. – Там вы будете куда полезнее!
Вскинув на прощание руки, караульные немедленно, прижавшись к стенам и стараясь не попасть под россыпь осколков, устремились к своему подразделению.
В юго-западной части Ионишкиса, шипя и рассыпаясь, взлетела зеленая ракета. Ей навстречу, словно приветствуя, с северо-востока взмыла красная. На какое-то время они зависли над темно-серыми облаками, о чем-то пошептались между собой и устремились вниз. Уже у самой земли, окончательно прогорев, они исчезли из вида.
Прямо навстречу оберфюреру, едва не сбивая его с ног, выскочил командир шестьдесят второго пехотного батальона вермахта майор Вайсберг. Никогда прежде Херберту не доводилось видеть его столь взволнованным. Китель перепачкан в темно-коричневой пыли, фуражка перемазана в саже, тощее лицо в черной копоти. Приложив руку к сдвинутой набок фуражке, он хрипло произнес:
– Хотел связаться с вами по телефону, но связи нет. Нет ее и со штабом дивизии. Разрешите доложить!
– Докладывайте! Что произошло?
– Я находился в своей квартире близ расположения 34-го добровольческого пехотного полка СС, – быстро заговорил майор, – когда услышал гул работающих двигателей. Затем увидел, как из гаража выезжают танки «Тигр», которые тотчас стали расстреливать казармы полка. Я понял, что в городе русские, и поспешил в расположение своего батальона. Когда подошел туда, то увидел, как с южной стороны в Ионишкис заходят большие танковые силы русских в сопровождении штурмовой пехоты. Танки тотчас ударили залпом по казармам. В первые же минуты погибла большая часть личного состава. Мне удалось организовать оборону из тех, кто остался в живых. Но русские продолжают напирать, ими буквально заполнены все улицы! Сейчас в южной части идут яростные бои!
– Откуда их столько? – выдохнул оберфюрер. – Русских не должно быть в городе!
– Не могу знать! Но что совершенно точно, это штурмовые отряды, и они действуют под прикрытием полковой артиллерии и танков.
– Что с командиром 34-го пехотного полка оберст-лейтенантом Вебером? Я не мог до него дозвониться.
– Мне удалось связаться со штабом полка, его убило осколком снаряда еще при первом же залпе. Сейчас вместо него начальник штаба майор Майер. Он пытается организовать оборону.
– А что с латышским батальоном?
– С ним тоже нет связи. Похоже, что батальон капитана Эльша находится в окружении, и ему не выбраться.
Между тем стрельба все усиливалась. Пулеметные очереди противоборствующих сторон озлобленно переругивались – раздавались то справа, то слева. Плотность огня нарастала, казалось, что бои разворачиваются в соседних переулках. Ионишкис сделался черно-красным от дыма и пожарищ, земля была побита и поранена от разрывов. В небе стало тесно от взлетающих ракет: синие, красные, зеленые, желтые – они вспыхивали и гасли, бесцеремонно освещая самые затемненные закоулки городка.
– Вот что, майор… Ваше подразделение остается в арьергарде. Возьмите дополнительно две артиллерийские и три минометные батареи. Блокируйте центральную дорогу, ведущую на север, а я попытаюсь спасти оставшиеся силы гарнизона. Вам все понятно?
– Есть, оставаться в арьергарде, – ответил Вайсберг. Ему хотелось ответить молодцевато, но подвел голос, прозвучавший тускло.
Приблизительно догадываясь, о чем думает майор, оберфюрер добавил:
– Постарайтесь задержать наступление русских как можно дольше. Не думаю, что это какие-то серьезные силы. Иначе сейчас трещали бы все телефоны… Скорее всего, это передовые отряды. А вот за ними подойдут основные силы. Ваше подразделение должно помочь выиграть время для обеспечения организованного отхода, чтобы мы успели дойти до запасного рубежа. Это часа три… Пусть два! А потом можете отходить сами. И не смотрите на меня так, это еще не смерть! А теперь ступайте!
Выбор Херберта фон Обвурцера не был случаен. Майор Вайсберг почти год находился под его началом, и он не однажды сумел убедиться в его лучших командирских качествах – волевой, грамотный, дисциплинированный, – о таком офицере мечтает каждый военачальник. На него можно было положиться всецело. Не подведет и на этот раз. Именно такой командир и должен остаться в арьергарде.
Особенно он себя показал во время зимнего наступления русских в Псковской области близ районного центра Новосокольники. Невзирая на отчаянное сопротивление, остановить Красную Армию не удалось – она напирала танками, бросала в бой большие резервы, подавляла артиллерийским огневым валом. Через две недели боев, понеся значительные потери, дивизии пришлось отступить, теряя одно село за другим. Существовала угроза, что советские войска могут прорвать фронт и двинуться в сторону Курляндии. Из состава дивизии в арьергард был выделен полк, усиленный стрелковым батальоном, танковой ротой и зенитным артиллерийским дивизионом. Командовать полком было поручено майору Вайсбергу.
Прикрывать отход дивизии ему предстояло в трех направлениях. Задача из-за отсутствия значительных средств выглядела невероятно сложной, но майор Вайсберг справился с ней блестяще, за что впоследствии был награжден Железным крестом.
Имея в запасе бронетранспортеры, Вайсберг вел активную маневренную оборону, перебрасывая на бронетранспортерах подразделения стрелков в места активного продвижения русских. Усиливал оборону танками, когда Красная Армия предпринимала попытку обойти укрепленный пункт. При этом он постоянно атаковал русских в самых неожиданных местах: устраивал засады, срывал их планы и наносил им значительные потери. Тогда его арьергард выиграл время и обеспечил отход главных сил, продержавшись немыслимые десять часов.
В этот раз все было куда сложнее и драматичнее. Но более опытного офицера невозможно было отыскать во всей армии. В какой-то степени судьба основных сил 15-й добровольческой пехотной дивизии СС находилась в руках майора Вайсберга.
В ста метрах бабахнул снаряд, и где-то далеко, на южной стороне населенного пункта, тяжело и злобно забарабанил пулемет. Теперь стреляли всюду, трудно было понять, где находятся свои, а где затаились чужие. Это было кромешное чистилище, состоящее из горького дыма, пороховой гари и бесконечных разрывов.
Оберфюрер устремился к штабу гарнизона, ординарец неотступно следовал за ним – сначала в переулок, а дальше через площадь к двухэтажному старинному особняку. Над головой просвистели пули и, расколовшись о кирпичную кладку, выбили колючие осколки, поцарапав лицо.