Еще через час ему позвонили из программы Lebensborn[150], где в настоящее время находилась его дочь, родившаяся от незаконной связи с латышкой. Свое страстное любовное увлечение, пришедшее к нему нежданно, когда ему уже перевалило далеко за сорок, он хранил в глубочайшей тайне. Лишь немногие (только из самого близкого окружения) могли знать о его привязанности.
Дочка получилась настоящим ангелом: с белокурыми волосами и голубыми глазами. Именно таких детей с явными признаками арийской крови любили воспроизводить на открытках нацистские пропагандисты.
Невзирая на занятость, Эккельн принимал самое живейшее участие в воспитании дочери, а потому, вопреки желанию любимой женщины, передал красавицу дочурку в программу «Лебенсборн» под именем Рената Редер.
Программа была создана девять лет назад по прямому указанию рейхсфюрера Генриха Гиммлера, ее организаторами стали десять высших офицеров СС. Уже в первый же год она получила широкую известность во многих оккупированных странах Европы, особенно в Норвегии, где значительная часть населения имела светлые волосы и голубые глаза.
Было несколько причин появления столь обширной программы, первая из которых – демографический кризис, случившийся в Германии 30-х годов. Вторая, не менее важная причина – так называемая «эпидемия абортов», число которых в Германии доходило до шестисот тысяч в год. Программа «Лебенсборн» позволяла женщинам, желающим прервать беременность, все-таки родить ребенка, а затем передать новорожденного государству.
Программа, как было записано в ее уставе, должна была «поддерживать ценные с расовой и наследственно-биологической точки зрения многодетные семьи». Попасть в программу, поддерживаемую высшими чинами, было не просто – в первую очередь женщины должны были предоставить доказательства чистоты крови, а во-вторых, пройти специальную идеологическую подготовку.
Несмотря на занятость, обергруппенфюрер СС Фридрих Еккельн частенько навещал родное дитя. Ему нравилось, в каких условиях растет и развивается дочь. Сравнительно быстро она позабыла латышский язык и освоила немецкий, так что теперь выглядела как настоящая арийка. Скоро Ренату из детского дома должны были передать в немецкую семью, которая ее и будет в дальнейшем воспитывать. Но руководителям приюта он посоветовал не спешить, заверив, что возьмет дочь в собственную семью на воспитание. Как отнесется к этому жена, совершенно не важно. Он берет арийскую девочку на воспитание как настоящий немец.
У него даже был короткий разговор с Ренатой, и он пообещал, что в скором времени заберет ее из детского приюта в свою семью и что она будет жить в большом доме, где у нее будет собственная комната.
Однако последующие события закрутились стремительно: сначала началась антипартизанская операция «Зимнее волшебство», требовавшая от него постоянного присутствия в Белоруссии. Потом следовало организовать вывоз местных жителей в Германию. Затем внезапно началось наступление советских армий в Белоруссии, обязывающее всех немецких военнослужащих принимать самые решительные меры в противодействии натиску, так как каждый населенный пункт превращался в город-крепость…
Целый день у Фридриха было приподнятое настроение, пока поздно вечером не раздался нежданный звонок, на сей раз из детского дома. Директриса весьма эмоционально рассказала о том, что Рената ждет его появления ежедневно и каждый вечер оставляет для него на столе кусок пирога. После того как девочка засыпала, пирог забирали, а ей объясняли, что папа приходил, но, увидев, что дочка спит, не решался ее будить, съедал пирог и тихо уходил, чтобы ее не потревожить. Рената всякий раз просила персонал, чтобы они будили ее, она так хочет увидеть своего папу, и вновь клала на стол кусок яблочного пирога…
Еккельн, не страдавший сентиментальностью, ощутил, как к горлу подкатывается тугой комок, и у него едва хватало сил, чтобы не пустить слезу.
Он обещал, что приедет ранним утром следующего дня в детский приют за дочкой. Ночь прошла скверно, не спалось. Не объяснившись с женой, обергруппенфюрер сложил в чемодан вещи, необходимые в дорогу, позвонил в аэропорт, чтобы в ближайший час подготовили его личный самолет, и направился к выходу.
Телефонный звонок, прозвеневший по аварийной линии, заставил Еккельна замереть у самой двери. Линия была проведена на случай возможного прорыва русских, но пока такого не наблюдалось. Звонком можно было пренебречь – ведь не из штаба фронта и не из Берлина! Всего-то из небольшого города Ионишкис, о котором до приезда в Ригу он даже не подозревал. В провинциальном местечке, усиленном двумя танковыми взводами, расквартировалась пятитысячная группировка под командованием опытного военного оберфюрера Херберта фон Обвурцера. Ничего серьезного в нем не должно произойти – Ионишкис находится на расстоянии сорока километров от линии фронта, а это уже глубокий тыл. Единственное, что настораживало, – оберфюрер не тот человек, кто станет беспокоить высшее командование по пустякам.
Вернувшись в комнату, Фридрих поднял трубку и твердо произнес:
– Еккельн у телефона!
– Господин обергруппенфюрер, это оберфюрер Обвурцер вас беспокоит, звоню вам из Ионишкиса, – услышал он взволнованный голос коменданта. – В настоящее время мы ведем бой с крупными бронетанковыми частями русских, превосходящих нас в живой силе и в вооружении…
– Что?! Откуда в Ионишкисе русские?! – невольно потерял самообладание Еккельн. – От вас до линии фронта – сорок с лишним километров! Или вы хотите сказать, что русские прорвали фронт? Ничего такого мне не сообщали, – в телефонной трубке раздавались близкие разрывы, трескуче колотили автоматные очереди. Бой шел в опасной близости от места расположения телефонной связи. – Как они сумели пройти через охраняемые мосты? И что у вас там со вторым КПП перед городом?
– С охраной на мостах нет никакой связи. Дежурные на первом и втором КПП не отвечают. Скорее всего, весь личный состав уничтожен русскими!
– Черт возьми, что у вас там происходит?! Проясните мне обстановку! – взорвался Еккельн.
– Обстановка в Ионишкисе чрезвычайно сложная, русские пытаются взять гарнизон в кольцо. Сдаются в плен добровольные помощники из местных полицаев. Латышский батальон, не оказывая сопротивления, также сдается русским в плен! Мы вынуждены отойти, отход дивизии прикрывает шестьдесят второй пехотный батальон вермахта под командованием майора Вайсберга, а также две артиллерийские и три минометные батареи. Арьергард блокирует центральную дорогу, ведущую на север, по которой идут русские.
– Почему-то я не удивлен, этим латышам я и прежде не особенно доверял. Существует ли хотя бы малейшая возможность удержать населенный пункт? – спросил Еккельн и тотчас осознал, что вопрос излишен – на противоположном конце провода шандарахнуло так, что у него заложило уши. Ощущение было, что снаряд разорвался прямо в комнате. Несколько томительных секунд Еккельн дожидался ответа, и когда оберфюрер заговорил вновь, он не сумел сдержать вздоха облегчения:
– Нет никакой возможности, бои идут буквально за каждый дом, их поддерживают артиллерия и танки.
– Я вас понял! Выходите из Ионишкиса и направляйтесь в сторону Курляндии. Держите со мной связь!
– Есть, выходить из города и держать связь!
Связь прервалась, оставив тяжелое чувство. Все шло не так, как задумывалось. Каким-то непостижимым образом русским удалось вклиниться в немецкую оборону на десятки километров. Хуже всего, если вдруг обнаружится обвал фронта, тогда русские уже сегодняшним вечером на своих танках попытаются потеснить военную группировку в Курляндии.
Все поездки откладывались на неопределенный срок. Сейчас граница Латвии близ города Ионишкис – самый опасный участок, и вряд ли ситуация улучшится в ближайшие часы. Подозвав ординарца, разместившегося в соседней комнате, Еккельн распорядился:
– Штефан, попытайся связаться с дежурным КПП у моста через Мусу и узнай, что там у них случилось.
– Слушаюсь, господин обергруппенфюрер, – вытянулся девятнадцатилетний оберштурмфюрер СС.
Старательный малый, не упрекнешь. В адъютантах он оказался по просьбе его отца, генерал-майора вермахта Вильяма Лоренца, удерживающего сейчас русское наступление где-то подо Львовом, с которым у него с давнего времени установились дружеские отношения. Его отец непременно хотел, чтобы сын служил в подразделениях СС, хотя туда принимают только с 23 лет. Близость к обергруппенфюреру СС Фридриху Еккельну позволит вступить в «отряды охраны» значительно раньше, тем более что в последний год по этому вопросу произошли значительные послабления.
Парень пришел из гитлерюгенда[151], чем невероятно гордился. В своей дружине он был одним из лучших, о чем свидетельствовал нож гитлерюгенда, который он неизменно носил на поясе, а также звание обергефольгшафтсфюрер[152], полученное на четвертом году обучения. Конечно, ношение ножа не соответствовало уставной форме, но к такому знаку различия все военнослужащие относились понимающе.
В старшей группе, обладая ростом под два метра, он был зачислен в «Лейбштандарт», что давало ему некоторые преимущества при выборе службы. А цель у парня была одна – отправиться на фронт, где бы он мог в открытую воевать с врагами рейха. Его мечтой было попасть в 12-ю танковую дивизию СС «Гитлерюгенд»[153] под командованием оберфюрера СС Курта Мейера[155] (в свои 33 года самого молодого дивизионного командира не только войск СС, но и всех немецких вооруженных сил), где уже более года служили его друзья по организации. Поговаривали, что за успешную операцию против русских уже в августе месяце он получит звание бригаденфюрера СС и генерал-майора войск СС.
С некоторыми друзьями из гитлерюгенда Штефан Лоренц успел увидеться в Риге, и они с гордостью показывали ему кресты, украшавшие их грудь, рассказывали о сражениях, в которых принимали участие. Для всех особенно памятен был бой, произошедший месяц назад. Воспитанникам гитлерюгенда успешно удалось отразить атаку канадцев, уничтожив при этом двадцать восемь танков, и разбить пехотный полк «Горцы Новой Шотландии», при этом потери