Сторожевики «плохой погоды» шли впереди сил арьергарда контр-адмирала Ралля и уже догоняли какой-то конвой.
Корабли арьергарда задержались на Таллиннском рейде почти до 21:00, ставя отдельными банками обширные минные заграждения при входе на Таллиннский рейд, в бухте Копли-Лахт и в Суурупском проходе. И только затем корабли адмирала Ралля двинулись вслед за остальными на восток со скоростью двенадцать узлов. К этому времени отряды боевых кораблей и конвои, следуя за тралами, вытянулись в одну линию протяженностью пятнадцать миль.
Примерно в 21:15, слыша впереди взрывы, адмирал Ралль приказал дивизиону «плохой погоды» увеличить скорость и следовать вперёд, чтобы по возможности оказать помощь подорванным кораблям и судам.
Закат был лёгкий, золотистый, предвещая добрую погоду. На море легла удивительная тишина.
Вскоре сторожевики нагнали идущие друг за другом транспорты, мелкие судёнышки, напоминающие мирное стадо, бредущее на постой.
Ближе к сторожевикам ковылял на буксире транспорт «Вирония», подбитый ранее авиацией. Его вёл спасатель «Сатурн». Впереди в сгущающихся сумерках маячили силуэты других транспортов.
Сноп огня неожиданно вырвался из-под носовой части «Виронии». Грохот взрыва оглушил сигнальщика. «Снег» подбросило в воде и рвануло куда-то в сторону.
Вцепившись в ограждение мостика, Супруненко ясно видел, как у «Виронии» оторвало нос, и ему казалось, что транспорт должен немедленно затонуть. Но «Вирония» остановилась приподняв корму и, если и тонула, то очень медленно. Впереди её горел «Сатурн», отброшенный взрывом и падающий на борт. На мостике «Снега» все ждали, что «Сатурн» выпрямится, но в яркой вспышке нового взрыва спасатель исчез с поверхности моря. В свете бушующего огня на мгновение мелькнула корма с работающим винтом.
«Вирония» продолжала стоять с беспомощно задранной кормой, на которой толпилось большое количество людей. Тёмные фигурки сначала по одному срывались с кормы погибающего лайнера и падали в тёмную бездну моря, а затем неожиданно посыпались в воду словно галька с обрушившегося берега. С борта «Виронии» слышались хлопки пистолетных выстрелов: многие решили умереть от собственной пули...
Люди сыпались в воду, и ЗАЛИВ СТОНАЛ ЧЕЛОВЕЧЕСКИМ ГОЛОСОМ...
21:56
Военный корреспондент Михайловский, стоя на палубе «Виронии» со странной, почти детской радостью воспринимал надвигающуюся темноту. Она вселяла в него чувство безопасности от налётов немецких бомбардировщиков. Казалось, что под покровом надвигающейся ночи они легко и безопасно дойдут до Кронштадта. Темнело очень медленно, но Михайловский знал, что минут через двадцать ночная тьма полностью поглотит залив и всё находящееся на его поверхности...
Внезапно страшной силы удар потряс пароход. Михайловский почувствовал, как под его ногами что-то трещит и рушится. Всё заволокло дымом. Он не успел опомниться, как оказался в воде и стремительно пошёл ко дну. Он забился, энергично работая руками и ногами, и какая-то сила выбросила его на поверхность. Очки с него сорвало, а из раны на голове, заливая глаза, текла кровь.
Его уже достаточно отнесло от «Виронии», утонувшей в клубах густого чёрного дыма. Вокруг него на тёмной поверхности залива плясало множество голов. Мыслей никаких не было. Корреспондент находился полностью во власти инстинкта за что-нибудь ухватиться и продержаться любой ценой, пока не придёт помощь.
Что-то твёрдое и холодное толкнуло его. Михайловский отпрянул в сторону. Поддерживаемое спасательным поясом мимо него плыло лицом вниз женское тело со знакомыми чёрными косами.
Корреспондент пытался перевернуть тело девушки, но вместо запомнившегося прекрасного лица увидел кровавое месиво с развороченным черепом. Ещё долго перед его глазами стояли эти чёрные косы, плывущие по чёрным волнам...
Михайловский выбивался из сил и захлёбывался. Он перевернулся на спину, немного отдохнул и снова поплыл. Вокруг он слышал крики, взывающие о помощи. Ему показалось, что кричит и стонет все море. Волны катились навстречу, и с каждым новым глотком солёной воды Михайловский чувствовал, как смерть все ближе подбирается к нему. Отказывали не физические силы, а помутнённое сознание, не верящее в спасение. Кругом до самого горизонта была холодная мёртвая вода. Михайловский перевернулся на спину. На вечернем небе загорались бледные звёзды...
21:57
С мостика сторожевика «Снег» сигнальщик Супруненко увидел, как к гибнущей «Виронии» малым ходом подходит транспорт с большой цифрой 511, ещё различимой на борту, несмотря на сумерки. Транспорт на ходу спускал шлюпки.
Ослепительная вспышка подбросила нос транспорта в воде и он стал ложиться на правый борт, уходя носом в воду. С палубы за борт посыпались люди на головы спасающихся с «Виронии».[8]
Отчаянный вой предсмертного ужаса висел над сгущающейся темнотой залива. Супруненко видел, как идущий впереди «Циклон», резко изменив курс, пошёл к месту тройной катастрофы. Застопорив машины, «Циклон» лег в дрейф и начал спускать шлюпки, чтобы помочь погибающим людям. На его мостике виднелись фигуры капитан-лейтенанта Филиппова и старшего лейтенанта Родзиева, руководящих спасательными работами. Никто не слышал грохота взрыва. Только вспышка и переломившийся корпус сторожевика «Циклон», перевернувшись вверх килем, мгновенно исчез с поверхности моря. Остались только две шлюпки, которые успел спустить на воду погибший сторожевик. Они уже были набиты до отказа спасёнными с двух транспортов и спасателя «Сатурн».
Вокруг словно сплошная цепь буйков подпрыгивали на волнах головы плавающих людей.
— Лево на борт! — приказал старший лейтенант Орлов, и «Снег» повернул к месту гибели «Циклона». За ним шла «Буря».
Командир «Снега» решил не останавливать сторожевик. Идя малым ходом, стараясь не задеть барахтающихся в воде людей, «Снег» бросил концы на оставшиеся после гибели «Циклона» шлюпки, подтянув их к отводам правого и левого бортов, на ходу принимая спасённых на палубу. Шлюпки остались за кормой на длинных буксирах. В каждой оставили по паре матросов, которые должны были продолжать спасение погибающих.
Но в конце концов Орлов вынужден был застопорить ход. «Снег» не мог двигаться через сплошное поле из человеческих голов.
Вся картина освещалась багровым светом бушующего на «Виронии» пожара. Лайнер все ещё стоял с задранной вверх кормой, обнажив винты, кренясь на правый борт и медленно уходя в воду. Багровый свет, тысячеголосый вой создавал мистическую сцену конца света.
Уцепившись за леерную стойку, Супруненко спустился на отвод правого борта. Одной рукой держась за стойку, другой дотягивался до воды, нащупывая скользкие волосы или размокшие воротники. Весь экипаж «Снега» принимал участие в спасении людей. Матросы подхватывали бьющиеся как в лихорадке тела, тащили их в жилые отсеки и в машину, чтобы привести в чувство. Некоторые из поднятых на борт, словно потеряв рассудок, продолжали орать и выть, извиваясь в судорогах.
Супруненко увидел, как около торпедного аппарата капитан-лейтенант Гусельников поддерживает вытащенную из воды женщину — офицера с двумя серебряными нашивками на рукаве намокшего кителя. Гусельников дал ей переодеться в доставленную из каюты собственную тельняшку и исподнее. Женщина была в таком состоянии, что уже не думала о том, что на неё со всех сторон смотрят мужчины. Она быстро содрала с себя всю одежду, сверкнув русалочным блеском молодого тела, и натянула на высокую грудь тельняшку комиссара и его кальсоны. И упала на палубу. Комиссар хотел её отнести вниз, но попытавшись поднять женщину, сам подскользнулся и упал. Супруненко помог Гусельникову отнести женщину в каюту. На узком трапе капитан-лейтенант сказал ему: «Думал ли ты когда-нибудь, что нас будут вот так топить, как слепых котят в луже?»
Супруненко поднялся на верхнюю палубу. На ней вповалку лежали спасённые. Вода стекала с них ручьями. Мокрые, лоснящиеся, с чёрными от мазута лицами, они напомнили матросу тюленей, а не людей.
Пылающая «Вирония» уже легла на борт, быстро погружаясь.
Супруненко не понял, что случилось, когда из-под обоих бортов сторожевика поднялись огромные столбы воды. Корабль подбросило, а сбитый с ног сигнальщик, ударившись обо что-то головой, на мгновение потерял сознание.
Быстро придя в себя и вскочив на ноги, он поразился тому, что не узнал своего корабля. Впереди вместо надстройки, мостика и фок-мачты зияла пустота. Ноги заскользили, корма задиралась вверх, обнажая работающие винты.
Супруненко вцепился в леера, пытаясь устоять на ногах, наблюдая, как носовая часть «Снега», оторванная вместе с носовым орудием и надстройкой, заносится за корму, медленно переворачиваясь через левый борт.
Как и «Циклон», «Снег» был разорван пополам взрывом мины.
Невдалеке тяжело стучала машинами перегруженная спасёнными «Буря» капитан-лейтенанта Маклецова. Она медленно, чуть не черпая бортами воду, проходила мимо погибающего «Снега».
Супруненко закричал и замахал рукой. Ему казалось, что он остался на кормовой части «Снега» совершенно один. Только что забитая спасёнными палуба опустела.
С «Бури» ответили в мегафон: «Подойти не могу! Еле держусь на плаву!»
Супруненко, не раздумывая, прыгнул за борт. С «Бури» бросили конец и, подтянув его к борту, вытащили на палубу. Мокрый и ошеломлённый, до конца не понимающий масштабности происходящего, сигнальщик лежал среди других спасённых, глядя как уходит под воду кормовая часть его сторожевика «Снег».
22:00
На мостике эскадренного миноносца «Калинин» контр-адмирал Ралль тревожно прислушивался к доносящимся издали взрывам. Рядом с адмиралом на мостике «Калинина» находились: командир эсминца капитан 3-го ранга Стасов, начальник штаба минной обороны капитан 1-го ранга Александров и бригадный комиссар Кокин.
Эсминец шёл малым ходом, ведя за собой в кильватерной колонне своих собратьев: «Артём» и «Володарский».