Слушая его рассказ, Михайловский вдруг обнаружил, что у него по лицу течёт кровь. Где и как он разбил голову, корреспондент вспомнить не мог. В корабельной санчасти ему промыли рану, сделали перевязку, пообещав, что шрам на голове останется на всю жизнь как память о переходе из Таллинна в Кронштадт.
В санчасти Михайловский впервые за двое суток имел возможность взглянуть на себя в зеркало. Заросший щетиной, с всклокоченными волосами, с лихорадочным блеском воспалённых глаз, одетый в голландку на два размера больше, да к тому же и босиком, корреспондент действительно напоминал выходца с того света.
Так его и представил Тарасенков, приведя в кубрик, переполненный спасёнными:
— Принимайте. Ещё один выходец с того света.
Спасённые были одеты кто во что: в полинявшие робы, старые комбинезоны, фуфайки, тельняшки, рваные бушлаты. Отличить офицеров от матросов было совершенно невозможно. Среди них Михайловский узнал машинистку штаба флота Галю Горскую, одетую в тельняшку и рабочие матросские брюки.
Михайловский поинтересовался у Тарасенкова о судьбе других журналистов, находившихся на «Виронии». В частности, о судьбе профессора Цехновицера.
— Трудно сказать, — ответил Тарасенков. — Это же лотерея: одни прекрасно умели плавать и погибли, другие, вроде меня, не ахти какие пловцы, а всё-таки выгребли...
Тарасенков достал из кармана кителя пачку промокших и слипшихся писем от жены и стал их раскладывать на столе, желая высушить.
Из соседних кубриков доносились стоны и крики. Там везли раненых, доставленных на «Ленинградсовет» прямо с фронта перед выходом из Таллинна.
Голова у Михайловского кружилась. Все происходящее казалось ему каким-то невероятным сном. Радостный галдёж спасённых, сопровождаемый криками и стоками раненых и умирающих, спёртая духота кубрика создавала какую-то нереальную обстановку. Казалось, что стоит лишь открыть слипающиеся глаза, и он снова окажется один в бескрайнем море, барахтающийся в волнах без всякой надежды на спасение...
05:10
Стоя на накренившемся мостике эскадренного миноносца «Гордый», капитан 3-го ранга Ефет вглядывался в восточную часть горизонта, окрашенную уже первыми лучами рассвета. Он ожидал появления буксира «Октябрь», который вместе с двумя сторожевыми катерами должен был прийти из Кронштадта на помощь «Гордому». По крайней мере, так пообещали в штабе Кронштадтской ВМБ, когда с ними удалось связаться по радио.
На «Гордом» всю ночь не прекращались аварийные работы: визжали пилы, стучали топоры и кувалды, люди ходили по пояс в воде, которая продолжала наступать, просачиваясь через пластыри и прорываясь в разошедшиеся швы. Брусьями и клиньями моряки подкрепляли водонепроницаемые переборки. Но кажущиеся прочными стальные корабельные переборки не выдерживали: под напором воды они вначале вздувались, а затем с треском проламывались.
Старшина команды трюмных машинистов Иван Анисимов, соединив между собой несколько гофрированных противогазных трубок, нырнул в воду, чтобы ещё раз обследовать пробоину. Старшину сменил мичман Нестеренко. Был заведен новый пластырь, поставлены брусья и клинья, перекрыв поступление воды в этот отсек. Группа борьбы за живучесть перешла в смежный отсек, где снова пришлось нырять под воду.
А турбомоторная группа во главе с раненным, но не покинувшим своего поста старшиной 2-й статьи Раскиным пыталась восстановить повреждённый дизель-генератор. Наконец дизель победно затарахтел и в помещениях «Гордого» зажёгся свет. После этого Раскин упал на палубу и потерял сознание.
Затем заработали электромоторы аварийных насосов, вода пошла за борт, её уровень в помещениях корабля больше не повышался.
«Октябрь» не появлялся, но когда над морем едва забрезжил рассвет, сигнальщики доложили о появлении на горизонте эскадренного миноносца, державшего курс прямо на «Гордый». Приостановив работы, люди с надеждой ждали подходившего собрата.
Вскоре стало ясно, что подходивший корабль — эсминец «Свирепый».
05:25
Капитан-лейтенант Мазепин осторожно подвёл эскадренный миноносец «Свирепый» к борту «Гордого» — настолько близко, что можно было переговариваться с капитаном 3-го ранга Ефетом голосом, не прибегая к помощи мегафона.
Ефет объяснил состояние своего корабля. Приняли около трёхсот тонн воды, доступ которой внутрь «Гордого» удалось предотвратить, но откачать не удаётся. Хода нет. Необходима буксировка.
На том и порешили.
«Свирепый» зашел впереди «Гордого», а затем, отрабатывая малым задним ходом, стал приближаться к погрузившемуся носу «Гордого».
На корме «Свирепого» матросы во главе со старпомом эсминца лейтенантом Стрельцовым готовились передать на «Гордый» шестидюймовый буксирный конец.
Капитан-лейтенант Мазепин давал команды на руль, где нёс бессменную вахту рулевой — старшина Нагибин — опытный и бывалый моряк, кончивший в своё время Одесскую мореходку и призванный перед самой войной из торгового флота. Он ушёл обойти почти все океаны мира, изведал тихоокеанский тайфун, тропические ураганы Индийского океана, торнадо у берегов Калифорнии. А сейчас в центре штилевого Финского залива старшина ювелирно управлял эсминцем «Свирепый», подводя его корму под нос подорвавшегося «Гордого».
Баковая команда «Гордого» во главе со старшим боцманом мичманом Грязевым приняла буксирный конец и завела его вокруг носовых кнехт.
Другая группа матросов, работая ручной лебедкой, выбирала якорь. Шпили на «Гордом» не действовали.
— По местам стоять! — приказал старпом «Гордого» капитан-лейтенант Красницкий.
— Поехали, — сказал капитан 2-го ранга Маслов Мазепину.
Винты «Свирепого» вспенили воду за кормой, буксирный трос натянулся как струна.
Капитан-лейтенант Мазепин колдовал ручками машинных телеграфов, давая ход то вперёд, то назад. «Гордый» не двигался с места.
Мазепин снова отработал машиной назад, перевёл ручки телеграфа на «Малый», а затем быстро на «Средний вперёд». Ещё лёгкое движение ручки машинного телеграфа вперёд, и с громом, напоминающим выстрел из стомиллиметрового орудия, буксирный конец лопнул. Его оборванные концы стальными змеями заметались на юте «Свирепого» и полубаке «Гордого», к счастью, никого не задев и не покалечив.
Стали заводить новый конец.
Видимо, «Гордый» был очень сильно заполнен водой, потому что и новый конец лопнул, а «Гордый» так и не сдвинулся с места.
Между тем светало, и сигнальщики тревожно следили за небом и горизонтом, ожидая появления самолётов и кораблей противника.
После короткого обмена мнениями, когда лопнул второй буксирный конец, с «Гордого» на «Свирепый» решили завести тяжёлую якорь-цепь. Это было легче сказать, чем сделать.
Шпили на «Гордом» не работали и якорь-цепь с огромным трудом крюками начали вытаскивать из цепного ящика и передавать на «Свирепый». Там её пытались закрепить, но цепь плохо входила в полуклюзы «Свирепого». Китель лейтенанта Стрельцова порвался в локтях, руки были разодраны в кровь, но матросы под его руководством всё-таки завели цепь и обнесли её вокруг тумбы четвёртого орудия. Дополнительно к цепи завели ещё пару стальных тросов.
Снова забурлила вода за кормой «Свирепого», и «Гордый» наконец медленно сдвинулся с места, завибрировав всем корпусом.
Капитан 3-го ранга Ефет, сняв фуражку, оттер пот со лба. Если бы и с якорь-цепью ничего не вышло, пришлось бы пересаживать остатки экипажа «Гордого» на «Свирепый», а сам «Гордый» затопить.
«Свирепый» продолжал медленно и с натугой тянуть «Гордый» на буксире. Средняя скорость движения составляла пять узлов. На обоих кораблях уже с тревогой поглядывали в сереющее небо. Ещё в темноте все ясно слышали гул авиационных двигателей и не строили никаких иллюзий относительно их принадлежности, мечтая лишь о том, чтобы грядущий день выдался пасмурным и дождливым, как и несколько дней назад. Но всё говорило об обратном. Погода обещала быть прекрасной.
— Прикажите поставить на бакштов шлюпку с запасом продовольствия и пресной воды, — распорядился Ефет, обращаясь к своему старпому капитан-лейтенанту Красницкому. — Чтобы было кому нас вылавливать из воды после ударов авиации.
Приказание было быстро выполнено.
«Гордый», шедший на буксире у «Свирепого», сам вёл на буксире спасательную шлюпку, где добровольно вызвался находиться старшина 2-й статьи Фёдор Самойленко.
05:35
«По местам стоять! С якоря сниматься!» — пролаяли боевые громкоговорители крейсера «Киров». Лёгкая дымка тумана, висевшая над поверхностью воды, придавала всем оставшимся в ордере кораблям несколько призрачный вид.
Только что тральщик «Патрон» старшего лейтенанта Ефимова, выставив за неимением тралов параван-охранители, обошёл «Киров» со всех сторон, обнаружив с левого борта крейсера одну мину, которую немедленно расстрелял. Затем «Патрон» проверил пространство вокруг «Сметливого» и получил приказ занять место корабля охранения с левого борта крейсера.
На все корабли отряда главных сил был передан приказ: «Начать движение в 05:40».
На мостике «Кирова» адмирал Трибуц нетерпеливо посматривал на часы, время от времени поднимая бинокль к глазам, стараясь определить: начали тральщики движение или нет.
— Товарищ командующий, — обратился к Трибуцу капитан 1-го ранга Питерский, — следует ли передать приказ о начале движения всем кораблям флота и транспортам, или приказ касается только главных сил?
Трибуц как-то рассеянно взглянул на начальника своего походного штаба:
— Да, конечно. Передайте приказ на все конвои и отряды.
Капитан 1-го ранга высказал мнение, что было бы лучше не рваться вперёд, а пропустить вначале транспорты, чтобы иметь возможность обеспечить им зенитное прикрытие, поскольку с минуты на минуту следует ожидать атак вражеской авиации. Данные о понесённых ночью потерях говорят о том, что переполненные войсками транспорты остались фактически без какого-либо прикрытия. Это может привести к новым большим и неоправданным потерям.