Второй плот остался у борта транспорта. Он был переполнен. Все считали, что плыть на плоту дело более верное, чем оставаться на стоявшем без хода транспорте, представляющем из себя прекрасную мишень для бомбардировщиков. А потому на плоту решили не ждать катера, а попытаться самостоятельно добраться до острова. Оттолкнувшись от борта, плот медленно поплыл.[19]
Абрамичев поднялся на полубак, чтобы посмотреть, как следует к острову их плот на буксире катера старшины Гущанинова. Там же находились майор Рыженко, «генерал» Аврашов и второй штурман Загорулько.
— Нельзя ли осмотреть машину и поднять пары? — спросил Абрамичев второго помощника. Тот ответил, что на транспорте осталось в живых всего несколько человек из команды. Погибли кочегары и машинисты. Механическое управление судном вышло из строя, мостик и ходовая рубка сгорели. Но все же решили попытаться что-то сделать.
Загорулько собрал всех оставшихся в живых членов экипажа. Их оказалось шесть человек: старший механик Фурса, боцман Гайнутдинов, машинисты Слепнер, Шишкин, кочегар Шумило и повар Монахов.
Остальные моряки или погибли при взрывах, или были этими взрывами выброшены за борт.
Загорулько и старший механик Фурса спустились в машинное отделение, проведя осмотр оборудования. Левый котёл полностью вышел из строя, а из правого вытекла вся вода. Питательные насосы не действовали. Главная машина была забита копотью, грязью и песком. Машинисты Слепнер и Шишкин вместе с добровольными помощниками из числа пассажиров начали приводить выгоревшее машинное отделение в порядок. Другая группа добровольцев во главе с кочегаром Шумило вёдрами и кастрюлями заполняли водой правый котёл.
Сам Загорулько хлопотал на остатках мостика. Не действовало рулевое управление и машинные телеграфы. Были уничтожены компасы, сгорели все карты, не было радио. Самое лучшее, на что надеялся 2-й штурман «Казахстана» — это попытаться выбросить судно на отмель у острова Вандло и снять с него людей.
12:15
Капитан Лукин понял, что это конец.
Очередная бомба угодила в кормовую часть «Второй пятилетки». Машина остановилась. Повреждённый нос быстрее стал уходить в воду.
Налёты следовали один за другим. Их было минимум двадцать, пока «Вторая пятилетка» прошла меридиан острова Родшер, где её настигла вторая бомба.
Лукин приказал всем покинуть судно.
Шлюпки оказались сразу же переполненными. Спасательных средств не хватало. Сотни людей барахтались в воде. Многие из них, особенно женщины и дети, впервые в жизни были в море. Те, кто умел плавать, поначалу ещё держался, остальные сразу гибли.
Погружение судна замедлилось, и капитану Лукину показалось, что ему удастся сохранить транспорт на плаву. К этому времени, кроме него самого, на судне оставались электромеханик Кульков, четвёртый механик Моргунов и военврач Иванов.
Лукин приказал Моргунову и Кулькову спуститься в машину и попытаться снова её запустить. И им это удалось!
Машина заработала. Капитан Лукин хотел развернуться и попытаться подобрать людей, оказавшихся в воде.
В этот момент над погибающим транспортом снова появились самолёты противника. «Вторая пятилетка» медленно разворачивалась на обратный курс. Военный врач Иванов, поднявшись на верхний мостик, пытался открыть огонь из единственного уцелевшего пулемёта.
Сноп огня поднялся над кормой теплохода. Ещё одна бомба угодила в корму. Вода хлынула в машинное отделение, ломая переборки.
Никаких надежд на спасение судна уже не оставалось. Пересадив Кулькова и Моргунова на переполненный катер, пришедший с Гогланда, Лукин и Иванов остались на «Второй пятилетке» одни. Катер, забравший механиков, обещал вернуться, но его всё не было.
«Вторая пятилетка» тонула долго и мучительно.
Нос судна медленно погружался в воду, и казалось, что это уже конец, но заполненная водой корма снова перевешивала, поднимая нос на поверхность вместе с каскадами воды. Подобное странное коромысло работало устойчиво, заставляя «Вторую пятилетку» медленно погружаться на ровном киле.
Наконец нос транспорта ушёл под воду, приподняв корму, и капитан Лукин, отдав свой личный спасательный пояс (поясов катастрофически не хватало, хотя целый склад их был сожжён в Таллинне) врачу Иванову, приказал ему прыгать за борт.
Позже корма снова перевесила, приподняв нос, однако теплоход уже осел в воде почти до уровня верхней палубы. Капитан Лукин понял, что спасателей ему не дождаться. Он спустился на палубу, взял две лючины и выбросился за борт.
Отплыв метров на сто, он решил вернуться на теплоход, который продолжал держаться на воде.
В этот момент показался катер, но не тот, что обещал вернуться, а совсем другой. Он прошёл мимо Лукина, направляясь ко «Второй пятилетке».
— Возьмите меня! — закричал Лукин.
С катера ответили: — Мы идём за капитаном теплохода. Потом возьмём вас!
— Но я и есть капитан этого теплохода! — в отчаянии выкрикнул Лукин.
Тогда катер развернулся и подошёл к нему. Капитана втянули на борт. Вскоре был подобран и доктор Иванов.
А «Вторая пятилетка» все ещё не желала тонуть. Её последние минуты и своё несколько странное поведение описывает сам капитан Лукин:
«Я упросил командира катера подойти к борту теплохода. Сам вновь поднялся на судно, взял там документы, деньги и сухие костюмы для себя и доктора. Я покинул теплоход, когда его носовая часть уходила под воду».
Судно затонуло на ровном киле в четырёх милях от острова Родшер. Тонула «Вторая пятилетка» как игрушечный корабль: бак и ют ушли под воду одновременно, затем надстройка, дымовая труба и рамочные грузовые стрелы. Теплоход был огромным, а водоворота на месте его гибели почти не было.
12:25
Лейтенант Дармограй с палубы эскадренного миноносца «Славный» наблюдал, как немецкие бомбардировщики снова атакуют пылающий транспорт «Иван Папанин».
На «Папанине» находились младшие авиационные специалисты из истребительного полка, известные Дармограю как адъютанту эскадрильи поимённо. Он сам размещал их на транспорте, где авиамеханики, сержанты и матросы морской авиации вместе с другими бойцами крепили на транспорте противотанковые орудия и другое тяжёлое вооружение, эвакуируемое из Таллинна.
На «Папанине» пожар разгорался, но транспорт даже в бушующем пламени огня не прекращал движения. Было видно, как пылающие фигурки людей падают за борт.
Сам «Славный» плёлся под одной машиной за эсминцем «Суровый», также идущим под одной машиной.
С самого раннего утра их беспокоили самолёты противника. Именно беспокоили, а не атаковали. Они появлялись в 07:06, 08:14 и 09:55, кружась над кораблями на высоте около двух с половиной тысяч метров.
Но две, хоть и повреждённые «семёрки-У» ставили такую стену зенитно-заградительного огня, пробивать которую немецким лётчикам явно не хотелось. Они беспорядочно сбрасывали бомбы с большой высоты и куда-то улетали, видимо, обнаружив очередной беззащитный транспорт.
В 12:29 все на мостике «Славного» заметили перископ и часть рубки подводной лодки, идущей в позиционном положении. «Славный» резко изменил курс, а когда эсминец выходил из зигзага, лодка исчезла.
На всякий случай капитан 3-го ранга Осадчий приказал сбросить одну глубинную бомбу. Сверкающий на солнце белый столб с рокотом поднялся над поверхностью залива. Ударная волна хлестанула по эсминцу с кормы, как бы подгоняя его вперёд.
На отдалении группа из трёх немецких пикировщиков, хищно кружащаяся над горящим «Иваном Папаниным», решив, видимо, что с транспортом так или иначе покончено, неожиданно, построившись друг за другом, ринулась на эсминцы.
На «Славном» и «Суровом» открыло огонь всё, что могло стрелять. Даже находящиеся на палубах офицеры-лётчики начали палить по пикировщикам из своих табельных наганов и ТТ.
Два первых «юнкерса» атаковали «Суровый». Атаковали не очень решительно, сбросив бомбы с большой высоты и, разумеется, не попав.
Зато третий решил отличиться.
Не обращая внимания на разрывы зенитных снарядов, посылаемых всеми стволами эсминца, «юнкерс», круто пикируя, казалось, решил врезаться в палубу корабля.
У многих на палубе сложилось именно такое впечатление.
— Сверни с курса! — кричали советчики Осадчему. — Клади руль на борт! Он нас таранит!
Капитан 3-го ранга Осадчий, стоя у открытой двери ходовой рубки с секундомером в руке, не сводил глаз с падающего на корабль самолёта.
Эсминец, дрожа и вибрируя, выжимая из своей одной машины всё возможное, шёл прежним курсом. Наконец лётчик резко стал выводить машину из пике, сбросив на корабль четыре бомбы.
Осадчий дал команду, и «Славный», повалившись на правый борт, стал круто уходить вправо. За кормой, по старому курсу корабля, взметнулись четыре столба воды, прогремели раскаты взрывов. Многих стоявших на верхней палубе ударной волной сбило с ног, несколько человек выбросило за борт. Эсминец подбросило вверх и положило на левый борт.
Сигнальщики с верхней площадки мостика ясно видели, что атаковавшему «Славный» «юнкерсу» не удалось выйти из пике. То ли пилот был убит, то ли оказался недостаточно опытным, но бомбардировщик, пройдя над самыми мачтами «Славного», так и не набрав высоты, упал в море примерно в двух милях от корабля.
При выходе «Славного» на прежний курс сигнальщики снова доложили об обнаружении подводной лодки. Эсминец повернул на указанный сигнальщиками курс и полным ходом пошёл на лодку, по которой даже произвело один выстрел носовое 130-мм орудие. Однако самой лодки больше никто не увидел. Как и подобает призраку, порожденному предельным нервным напряжением и боевым азартом, она немедленно исчезла...
Лейтенант Дармограй, держась за поручни ведущего на кормовой мостик трапа, едва не выброшенный за борт ударной волной от взорвавшихся за кормой бомб, продолжал наблюдать, как горящий «Иван Папанин» приближается к побережью Гогланда, который проплыл по левому борту эсминцев, уходя за корму.