14:15
Капитан-лейтенант Ныров — командир подводной лодки «Калев», осмотрев поверхность залива в перископ, приказал всплывать. По счислению они должны были находиться вблизи острова Гогланд и пребывать дольше в подводном положении было опасно.
После гибели «Якова Свердлова» и подводной лодки «С-5», а также подрыва «Гордого», что привело почти в полное замешательство ордер главных сил флота, «Калев» в наступившей вскоре темноте отбился от бригады.
Ночью простояли на якоре, а утром пристроились в небольшую колонну транспортов, надеясь с ними добраться до Кронштадта.
Затем начались воздушные атаки на транспорты.
Ныров пытался направить «Калев» в гущу оказавшихся в воде людей, сброшенных взрывами с палуб транспортов или прыгнувших за борт в поисках спасения, но немецкие лётчики заметили подводную лодку и не дали ей подойти к месту гибели транспортов.
Первая авиабомба взорвалась метрах в пятидесяти от левого борта «Калева», накрыв подводную лодку волной. Вторая — прямо по курсу, тоже примерно метрах в пятидесяти.
Затем подводную лодку с бреющего полёта атаковали два истребителя. По рубке хлестанула пушечно-пулемётная очередь. Сигнальщик был убит, а сам Ныров получил несколько ранений мелкими осколками разорвавшегося авиационного снаряда. «Мессершмитты» же лихо заложили вираж с явным намерением атаковать «Калев» ещё раз.
Левая рука у капитан-лейтенанта Нырова повисла словно перебитая. Собрав все силы, командир сумел спуститься в центральный пост, задраив за собой люк и скомандовав срочное погружение.
«Калев» ушёл под воду на пятнадцать метров. Под водой ясно слышался гул взрывов авиабомб на поверхности. Ныров собрал быстрое совещание комсостава. Комиссар лодки политрук Бондарев, помощник командира старший лейтенант Норд, штурман старший лейтенант Фомин, командир торпедно-артиллерийской части лейтенант Белоус и инженер-механик капитан-лейтенант Напитухин выслушали предложение командира продолжить дальше поход в подводном положении и согласились. Риск был очень большой. Никакой аппаратуры для подводного обнаружения мин на «Калеве», как, впрочем, и на всех остальных кораблях советского флота, разумеется, не было. Тем более, что всю предыдущую ночь на «Калеве», стоя на якоре, отгоняли от борта плывущие на лодку мины. Но интенсивность воздушных атак противника представляла столь большую опасность для таких уязвимых боевых кораблей, какими являются подводные лодки в надводном положении, что решили рискнуть.[21]
У капитан-лейтенанта Нырова оказалась перебитой ключица. Кроме того, парочка мелких осколков засела в предплечье. Фельдшер раны перевязал, но с ключицей в условиях подводной лодки ничего сделать не мог. Решено было добраться до Гогланда и сдать командира в тамошний лазарет для наложения гипса, а затем следовать в Кронштадт.
Всплыли в виду острова. Стоявший на мостике помощник командира старший лейтенант Норд ещё издали увидел горящие суда на отмели у побережья и кружащиеся над ними самолёты.
На встречном курсе показался катер МО. Стоявший на его мостике усач с рупором крикнул:
— На остров не заходите! Нас непрерывно бомбят и обстреливают. Идите прямо в Кронштадт!
— У нас командир ранен! — прокричал в ответ Норд. — Хотели сдать в госпиталь. Ключица перебита осколком!
— Не умрёт до Кронштадта! — проревел усач. — Уходите!
Стоявший рядом с Нордом на мостике «Калева» старший лейтенант Фомин узнал в усаче начальника штаба ОЛС капитана 2-го ранга Святова, о чём и сообщил Норду. Помощник спустился в центральный пост и доложил все Нырову.
— Следовать в Кронштадт, — приказал Ныров, морщась от боли. — Быть готовыми к срочному погружению.
Физическая боль вернула Нырову и боль душевную, несколько заглушенную в горячке вчерашнего дня и ночи. Он снова вспомнил свою невесту, оставшуюся в горящем и уже захваченном противником Таллинне, которой он не только не смог ничем помочь, но даже не сумел просто с ней увидеться.
14:30
Капитан парохода «Аусма» Рудольф Кунгсберг и его первый штурман Альберт Стиркишс, стоя на крыльях ходового мостика, беспокойно вглядывались в ярко-голубое небо.
«Аусма», следовавшая в 3-м конвое, отстала от других транспортов утром, когда те неожиданно увеличили ход. Пятидесятидвухлетнему пароходу увеличение скорости было не под силу. Он продолжал плестись ро Финскому заливу со скоростью пять узлов.
Несколько раз в небе над ними показывались немецкие бомбардировщики, но пролетали дальше, стремясь в первую очередь настичь корабли и суда, ушедшие далеко вперёд, и справедливо полагая, что отставшими тихоходами заняться будет никогда не поздно.
Около часа дня два бомбардировщика с большой высоты сбросили на «Аусму» несколько бомб.. Все они упали в море на большом удалении от судна, которое продолжало идти дальше к открывшемуся на горизонте Гогланду.
Гогланд приближался. За корму уже проплыл остров Родшер со своим знаменитым маяком. И тогда со стороны Гогланда появилась тройка пикирующих бомбардировщиков «Ю-87».
На этот раз не было никаких сомнений, что они решили заняться именно «Аусмой». Тем более, что вокруг не было больше никого.
— Передавай SOS! — успел приказать капитан Кунгсберг радисту Артурсу Мелнгальвису, когда самолёты уже были прямо над головой.
Кунгсбергу показалось, что на «Аусму» было сброшено не меньше сотни бомб. Такой лес от водяных столбов поднялся по обоим бортам старого парохода. В действительности их было примерно десять.
Одна из них со страшным громом рванула в кормовом трюме, вторая — в машинном отделении. «Аусма» окуталась дымом и паром, став быстро оседать кормой.
Старший механик Бергманис доложил на мостик, что разбит главный паропровод, машинное отделение затопляется водой. Взрывом бомб были сорваны со шлюпбалок спасательные шлюпки. Первая из них упала за борт вверх килем, вторая оказалась разбитой в щепу.
Уцелевшие пассажиры стали кидаться за борт. Спасение людей организовано не было. Каждый спасался, как мог.
«Аусма» со свистом и шипением стала валиться на борт, погружаясь кормой.
К этому времени самолёты развернулись для второго захода. Возможно, они решили не тратить бомбы, видя, что пароход погибает, а возможно, бомб у них уже не было. Недаром они прилетели со стороны Гогланда. Немецкие самолёты уже метались над заливом в поисках целей. Во всяком случае, пройдя на бреющем полёте, они только обстреляли из пулемётов гибнущую «Аусму» и людей, барахтающихся в воде вокруг неё.
Все ещё находящиеся на мостике Кунгсберг и Стиркишс упали на настил, слыша, как цокают пули по надстройке и сыпятся стёкла в ходовой рубке.
С трудом удерживаясь на ногах на накренившемся мостике, капитан Кунгсберг увидел, что несколько катеров стремительно приближаются к месту гибели «Аусмы». За ними степенно дымил буксир.
Один из катеров прошёл вдоль накренившегося борта «Аусмы», на ходу вытаскивая из воды людей. Стоявший на катере свирепого вида морской офицер с чапаевскими усами, увидев Кунгсберга и Стиркишса на мостике, гаркнул в мегафон:
— На мостике! Давайте оба в воду! Хватит геройствовать!
Когда капитана Кунгсберга вытаскивали на катер, «Аусма» уже легла правым бортом на воду и медленно уходила под воду, переворачиваясь килем вверх.
14:45
Военком 94-го отдельного артиллерийского дивизиона Иван Ечин с палубы стоявшего без хода транспорта «Шауляй» наблюдал, как спасательное судно «Метеор» подаёт свою корму под нос транспорта, чтобы взять его на буксир.
Палуба «Шауляя» была заполнена артиллеристами трёх батарей с острова Аэгна, а трюмы — артиллерийским имуществом. Ечин сам контролировал погрузку, приказав захватить с острова всё что можно взять, а остальное взорвать или сжечь. Его артиллеристы доставили на «Шауляй» даже два счетверённых зенитных пулемёта, ставших большим подспорьем к скудному вооружению транспорта.
Вместе с командиром дивизиона майором Барановским военком Ечин не сходил с верхней палубы транспорта, стараясь успокоить своих подчинённых, деморализованных уничтожением своих батарей и раздающимися в ночи взрывами.
Для самого «Шауляя», простоявшего ночь на якоре, утро 29 августа прошло спокойно. Транспорт отбился от разгромленного конвоя и шёл самостоятельно. Время от времени над ним появлялись самолёты противника, но с помощью счетверённых зенитных установок их удавалось отгонять.
Несколько удивляло, что на судне всем распоряжались помощники. Не было капитана, бесследно исчезнувшего к моменту выхода из Таллинна. Его обязанности выполнял старший штурман Слисорайтис. В машине, за отсутствием старшего механика, распоряжался второй механик Пушкатис. Куда девался старший механик, или «дед», никто тоже толком не знал. По одним сведениям, оба дезертировали, по другим — были арестованы и расстреляны особым отделом КБФ. Литовский экипаж казался Ечину очень подозрительным, и его не успокаивало, что на судне был военный комендант — молодой лейтенант по фамилии Ядрыня.
Однако все шло хорошо, и вскоре «Шауляй» оставил за кормой маяк Родшер, продолжая идти к поднимающемуся из воды острову Гогланд.
Именно со стороны Гогланда неожиданно появилась пятёрка пикировщиков, стремительно бросившихся на «Шауляй» как стая изголодавшихся хищных птиц. Разделившись на две группы — три машины в одной, две в другой — «юнкерсы» атаковали транспорт, заходя с разных курсовых углов.
Транспорт стал медленно и неуклюже разворачиваться. Одна бомба грохнула под правой скулой судна, обдав палубу тоннами воды и осколочным дождем. Закричали раненые, ничком падали убитые.
Вторая бомба рванула на корме, разметав и сбросив за борт сгрудившихся там людей. Третья взорвалась под самой кормой, повредив винт. В кормовой части палубы возник пожар, и если бы он перебросился на набитый артиллерийскими снарядами трюм, всем бы пришёл конец. К счастью, с пожаром удалось быстро справиться.