вых событий в такой короткий по времени срок на земле быть не может. Подумать только — корабль на минном поле и по нему бьёт артиллерия, пикируют самолёты, охотятся подводные лодки и катера. Все это одновременно, да ещё к тому же корабль на волне раскачивается...»
Лейтенанту Александровскому генеральская патетика была не совсем понятна. Для молодого офицера переход из Таллинна в Кронштадт мало чем отличался от любого другого боевого похода. Бывало и похуже. Например, при прорыве из Моонзунда.
Мины, правда, нервировали немного. Но, в основном, практически весь переход лейтенант Александровский провёл на своём СПН. В перерыве между налётами немецкой авиации он занимался тем, что составлял дефектную ведомость на вверенную ему материальную часть и список того, что в первую очередь надо бы получить со складов по прибытии в Кронштадт. Ну а во время налётов пикировщиков просто не было времени для каких-то страхов и переживаний.
А потому он решил, что генерала Николаева просто укачало. Это всегда бывает с сухопутными начальниками, когда они впервые выходят в море на боевом корабле.
16:50
Старший штурман транспорта «Калпакс» Шверст, пытаясь открыть люки кормовых трюмов, чтобы дать находящимся там раненым хотя бы теоретический шанс к спасению, не успел вовремя покинуть тонущее судно и был затянут водоворотом, образовавшимся на месте гибели транспорта. Вместе с погружающимся пароходом его со страшной силой затянуло вниз, и только когда «Калпакс» опустился на дно залива, а оставшийся в нём воздух вырвался из корпуса как пробка из бутылки, Шверста выбросило на поверхность.
Отдышавшись, он немного пришёл в себя и смотрел, как самолёты пикируют на ушедший далеко вперёд «Атис Кронвалдс». Он поймал себя на мысли, что не испытывает никаких эмоций: ни ненависти к самолётам противника, ни горечи по поводу гибели собственного судна. Шверст впал в какую-то прострацию. Ему казалось, что он смотрит страшный фильм.
Вдали чернел остров Лавенсари, и Шверст решил попытаться добраться до него. Ни круга, ни спасательного жилета у него не было. Он даже радовался этому обстоятельству, поскольку как опытный моряк знал, что плывущие на спасательных кругах, как правило, незаметно коченеют и гибнут. Проплыв немного, он наткнулся на одинокое бревно, ухватился за него и тут же заснул. Или потерял сознание. Он не мог сказать точно. Через некоторое время он проснулся (или очнулся) от того, что ушёл под воду. С шумом вынырнув на поверхность, Шверст обнаружил спасительное бревно уже в нескольких метрах от себя. Догнать его снова оказалось совсем не так легко, как ему показалось вначале. Ветер и волны уносили бревно с гораздо большей скоростью, чем мог плыть сам Шверст.
Он истратил много сил и времени, чтобы догнать этот спасительный кусок дерева, а догнав и ухватившись за него, снова заснул или потерял сознание. На этот раз скорее заснул, поскольку в воспалённом мозгу начали багроветь какие-то кошмары. Очнувшись, хлебнув солёной воды, Шверст обнаружил, что бревно опять уплыло далеко от него. Ему, как и всем спасшимся с погибшего «Калпакса», предстояло бороться за жизнь ещё долго — до следующего утра, когда вышедшие наконец с острова Лавенсари катера начали спасать тех, у кого хватило сил продержаться всё это время в холодной воде.
На поверхности воды вперемежку плавали мёртвые и живые. Мёртвые косяками, живые — одиночками. С катеров длинными крюками дотягивались до человека и, если тот не подавал признаков жизни, шли дальше. Когда катер проходил мимо старшего штурмана Шверста, он уже настолько закоченел, что уже не мог не только пошевелиться, но и закричать. Он мог ещё только моргать. Чисто случайно именно это и заметили с катера, зацепили крюком и вытащили на борт. Его растёрли спиртом, влили, разжав челюсти, водки с кипятком, перевязали рану на ноге, о которой Шверст даже не знал, и положили отсыпаться в тепло моторного отсека.
17:05
Адмирал Пантелеев с волнением смотрел на величественный силуэт Кронштадтского Морского собора, ещё не отдавая себе полностью отчёта в том, что подбитый «Минск» всё-таки добрался до Кронштадта.
«Минск» и «Ленинград» вместе отдали якорь на Большом Кронштадтском рейде. Плавание на «Минске» из Таллинна в Кронштадт продолжалось для адмирала Пантелеева чуть более суток, но он понимал, и не ошибся в этом, что до конца жизни не избавится от потрясений и впечатлений, полученных в этой операции.
Громада крейсера «Киров» темнела в нескольких кабельтовых от левого борта. Флага командующего на крейсере не было. С «Минска» запросили прожектором местонахождение адмирала Трибуца и получили ответ, что командующий отбыл на берег в штаб КБФ.
Адмирал Пантелеев распорядился подать катер.
Вместе с военкомом штаба Серебрянниковым, адмирал Пантелеев шёл на катере к причалу и думал: не кошмарный ли сон всё это?
Ведь, кажется, совсем недавно он уходил с этого рейда в Таллинн, ведя за собою боевые корабли. Гремела музыка. Воевать, если потребуется, все собирались на чужой земле и в чужих водах. Любимой песней была «Любимый город, можешь спать спокойно...» А теперь с огромными потерями им удалось вырваться из таллиннской ловушки и прорваться в Ленинград, на подступах к которому уже стоят войска противника.
Вот и знакомая лестница штаба флота. Старинные, с маятником, большие часы на площадке. Адмирал шёл по длинному коридору, заглядывая во все кабинеты. Кабинеты были пусты — все находились в столовой, где ужинали в присутствии командующего. Пантелеев отправился в столовую.
Свою встречу с адмиралом Трибуцем сам Пантелеев описал следующим образом:
«Трибуц оживился, развёл руками:
— Начальник штаба! Вы же погибли с «Минском»?! Мы вас уже помянули!
— Никак нет, — отвечаю, — «Минск» ранен, стоит здесь на рейде, а я всего лишь проголодался...
Раздался всеобщий смех.
Но комфлота не сдавался:
— Начальник штаба, у вас неточные сведения: вы погибли. Ну да ладно, ужинайте. После установим, вы это или ваша тень...
Разговор за столом шёл очень весело».
Считая, что для веселья за столом были все основания, Пантелеев всё-таки почувствовал, что адмирал Трибуц находится в состоянии «нервного возбуждения» и «озабочен». Вскоре ему стала ясна и причина: завтра в Кронштадт должен прибыть сам нарком ВМФ адмирал Кузнецов вместе с Лаврентием Берия.
— Сколько транспортов дошло до Кронштадта? — поинтересовался Трибуц.
— Пока ни одного! — ответил ему начальник ОВРа капитан 1-го ранга Ладинский.
Сам Трибуц не видел ни одного транспорта со вчерашнего дня.
Не видел их и Пантелеев. Правда, когда «Минск» и «Ленинград» проходили Лавенсари, далеко за кормой угадывались чьи-то дымы. Возможно, это были какие-то транспорты.
А от капитана 2-го ранга Святова, находившегося на Гогланде, пока также не поступало никаких донесений.
Но адмирала Пантелеева пока больше интересовал вопрос, кто и на каком основании доложил командующему флотом о гибели «Минска»?
Капитан 1-го ранга Питерский, сидевший неподалёку, наклонился к Пантелееву и объяснил: «В самый разгар боя с немецкими самолётами на крейсере перехватили чью-то искажённую радиограмму... Ясно было только одно: «Минск» подорвался на мине. Ну, а ведь это обычно плохо кончается. Вот и записали вас в покойники!»
Адмирал Пантелеев не мог понять, с какими самолётами дрался «Киров», когда «Минск» подорвался на мине. Ведь было уже совсем темно. Но дальше углублять эту тему не стал.
17:20
Артурс Эмсинь, капитан транспорта «Атис Кронвалдс», как человек суеверный не верил, что ему удастся благополучно довести пароход до Ленинграда. Он хорошо знал, что случилось в Таллинне с его предшественником капитаном Мартином Какстом и почти половиной его экипажа, расстрелянными в Таллинне по приговору военного трибунала. Капитан Эмсинь верил, что души покойных мстят живым.
Но тем не менее «Атис Кронвалдс» благополучно избежал мин в страшную ночь с 28 на 29 августа, а весь сегодняшний день вместе с «Калпаксом» удачно увёртывался от немецких бомб.
Самолёты налетали в среднем каждые сорок минут по три, по четыре, иногда — по девять машин. Бомбы падали у бортов, но от них удавалось достаточно легко уклоняться.
«Атис Кронвалдс» вёз более тысячи человек раненых и эвакуируемых. Ночью и на рассвете катера передали на борт дополнительно около сотни подобранных из воды людей.
На мостике вместе с капитаном находился второй штурман Раутенчилдс, на руле стоял матрос Кибулис.
Благополучно прошли Гогланд, держа курс дальше на восток. На северо-востоке уже открылся остров Лавенсари, когда с кормы были замечены самолёты, нагоняющие оба транспорта.
На этот раз они занялись «Калпаксом», но вскоре появилась ещё одна группа из четырнадцати машин! В течение всего сегодняшнего дня самолёты ещё не атаковали пароход в таком количестве.
Первыми над «Кронвалдсом» пронеслась тройка истребителей, обстрелявшие мостик и пассажиров на палубе из пулемётов.
Капитану Эсминю обожгло руку. Выяснилось, что крупнокалиберная пуля перебила ему предплечье левой руки. На крыше рубки убило сигнальщика, а в самой рубке — рулевого Кибулиса.
К штурвалу встал 3-й штурман, а Эмсинь управлял телеграфом.
В этот момент на судно в атаку с разных курсовых углов ринулись бомбардировщики.
Поддерживая перебитую руку, капитан Эмсинь выбежал на крыло мостика. Он успел дать команду на руль, когда первая из сброшенных бомб угодила прямо в ходовую рубку.
Взрывной волной капитана выбросило за борт. Спасательный пояс выбросил его на поверхность. Глотнув воздуху, Эмсинь увидел, что «Атис Кронвалдс» горит, оседая носом.
Перебитая рука онемела. Голова раскалывалась от боли, но он пытался плыть, подгребая одной здоровой рукой.
17:35
Журналисту Николаю Брауну, подобранному из воды после гибели ледокола «Кришьянис Вальдемарс» и пересаженному ночью на «Атис Кронвалдс» казалось, что они доберутся до Ленинграда. С таким мастерством опытный капитан увёртывался от немецких бомб, продолжая пробиваться на восток.