– Гениально! – прервал Протопопов воцарившееся на мостике после неимоверно быстрой победы молчание. – Виктор Христианович, это гениально! Других слов у меня нет и не будет!
– Благодарю, Николай Николаевич. Но по большей части это заслуга наших артиллеристов и минной команды. Вот кто настоящие герои!
– Несомненно, Виктор Христианович, – кивнул капитан 2-го ранга. – Но без грамотного командира ни один матрос не смог бы добиться подобных успехов. А потому повторюсь – это было гениально!
После скоротечной гибели охранения на японских пароходах принялись один за другим гасить огни, а сами суда – расползаться в разные стороны. В результате, несмотря на активное метание и использование прожекторов, захватить удалось только три транспорта. Еще троим удалось скрыться, а двое отправились на морское дно – с их бортов при попытке сблизиться начинал вестись столь плотный ружейный огонь, что посылать на его захват своих людей Иениш не рискнул, расстреляв войсковые транспорты из орудий.
Результат разгрома конвоя оказался столь внушительным, что получивший выволочку лично от императора Верховный главнокомандующий «Объединенным флотом» Ито Сукэюки приказал создать отдельный отряд самых быстроходных кораблей флота для охоты за столь сильно попортившим кровь, как флоту, так и армии, минным крейсером. Но это было после, а пока «Полярный лис», отыскав оставленные ранее миноносцы, принялся конвоировать захваченные суда в Вэйхайвэй, поскольку Иениш прекрасно понимал, что после подобной оплеухи японский флот не позволит ему уйти из Люйшунькоу, вернись он туда для ремонта. К тому же именно в Вэйхайвэе находился весь Бэйянский флот, и потому следующий раунд этой войны, несомненно, должен был начаться именно там. Да и груз захваченных судов виделось возможным пристроить именно там без каких-либо проблем. Три десятка пушек и осадных орудий калибром в 90 мм, 120 мм и 150 мм, а также тысячи снарядов к ним могли неслабо повысить огневую мощь собравшихся в Вэйхайвэе войск и устроенных в нем фортов.
Вот только даже захват этих трех судов не обошелся без применения силы. С бортов всех троих при приближении крейсера открывался редкий ружейный огонь, который подавлялся стрельбой из 47-мм пушки, и лишь после этого на суда подымалась призовая партия. В отличие от длинных винтовок, которые с примкнутым штыком оказывались выше японских солдат, револьверы и ружья в условиях абордажа оказались куда более применимыми, и пару неугомонных стрелков, что еще не побросали оружие на палубу, удалось ликвидировать довольно быстро. Сработала и очередная задумка Ивана, вылившаяся еще в Санкт-Петербурге в изготовление бронекирас. Неказистая с виду и тяжеленная, прикрывавшая только торс 6-мм бронеплита с ватным поддоспешником, которую вовсю костерили вынужденные надевать ее первые номера боевых пятерок, хоть и прогнулась в месте попадания тупоголовой 8-мм винтовочной пули, обеспечив матросу перелом пары ребер и серьезный ушиб легкого, все же спасла его жизнь, наглядно показав, что все мучения во время многочисленных тренировок не прошли впустую.
Большая часть расчетов захваченных орудий погибла на одном из потопленных транспортов, поскольку грузовые пароходы, не имея пассажирских кают, могли принять на борт не более десятка солдат, которые сопровождали бы столь ценный груз. Оттого и стрельба с этих судов велась весьма редкая. По этой же причине ни одно из судов не было взорвано сопровождающими орудия офицерами – все они погибали еще во время перестрелки.
Силуэт «Полярного лиса» в Вэйхайвэе знали уже хорошо, оттого со входом на внутренний рейд не возникло особых задержек. Боновые заграждения были отбуксированы в сторону, а пришедший на паровом катере лоцман провел конвой через минные поля.
Оказавшись под прикрытием многочисленных фортов и всего Бэйянского флота, Иениш смог, наконец, позволить себе расслабиться, поскольку в течение всего пути до китайской военно-морской базы серьезно опасался наткнуться на японские крейсера. Но за те сутки, что понадобились на переход, им так никто и не повстречался, кроме нескольких рыбацких джонок на подходе к Вэйхайвэю, так что все переживания и непрерывное бдение оказались напрасными.
Стоило минному крейсеру встать на якорь, как к его борту вновь подвалил паровой катер, и Иениша пригласили на беседу к адмиралу Дину. По всей видимости, японцы уже перерезали телеграфное сообщение с Люйшунькоу, и потому получать свежие новости об их продвижении было неоткуда.
– Здравия желаю, господин адмирал, – отдал честь Иениш, стоило ему оказаться в адмиральской каюте на «Диньюане».
– Здравствуйте, господин Иениш, – слегка поклонился в ответ адмирал и, указав на кресло, предложил присаживаться. – Как я смог воочию убедиться, вы вновь смогли дать японскому флоту по носу и увести у него целых три парохода. Я уже не говорю о двух миноносцах! Не поведаете, где и при каких обстоятельствах вам вновь улыбнулась удача? А также как сейчас обстоят дела в Люйшунькоу?
– Конечно, господин адмирал, – кивнул Иениш. – Скажу сразу, что еще четыре дня назад, когда мы покинули Люйшунькоу, японцы не подошли даже к Даляньваню, потому до штурма Люйшунькоу еще далеко, но то, что он, несомненно, произойдет, это факт. По данным, полученным от членов экипажей захваченных нами судов, японцы создали транспортный флот из полусотни крупных пароходов, который под охраной кораблей их флота перебрасывает свежую армию на Ляодунский полуостров. Эти три транспорта как раз были из состава этой флотилии…
Беседа, продлившаяся полтора часа, окончилась экскурсией по трофейным судам и демонстрацией десятков захваченных орудий, от вида которых у цинских офицеров едва не закапали слюни. Во всяком случае, блеск в глазах у них был хорошо заметен даже в темноте судовых трюмов. Побитые же миноносцы не вызвали особой реакции по причине их посредственного состояния и малой боевой ценности.
Два последующих дня прошли в многочасовых жесточайших торгах, в течение которых обе заинтересованные стороны шаг за шагом приближались к взаимоприемлемому решению. В конечном итоге за два миноносца со всем бывшим на них вооружением, двадцать шесть тяжелых орудий и большую часть боеприпасов, выгруженных с приведенных трофеев, все три захваченных судна, после признания их призами весьма споро собранным судом, отошли пароходству «Иениш и Ко» по смехотворной цене в один лян каждый. По такой же цене пароходству оказался продан самый крупный из оказавшихся в Вэйхайвэе китайских пароходов «Лиюнь», что с началом войны был причислен к Бэйянскому флоту. Также русские оставили себе четыре 120-мм пушки Круппа, которые планировалось использовать в дальнейшей работе на ниве «добровольчества». И, что тоже было немаловажно, Иениш выбил для своего корабля право первоочередного ремонта, потому, как только стороны ударили по рукам, «Полярный лис» сразу же занял место у пирса судоремонтного завода.
Оставаться в Вэйхавэе он не собирался. Во-первых, это никак не могло способствовать улучшению материального положения, как его самого, так и его экипажа, а во-вторых, ознакомившись с делами на китайской эскадре, он понял, что японцы уже выиграли. О каких-либо наступательных операциях китайскому флоту нечего было и мечтать, поскольку еще одного сражения, подобного тому, что произошло у реки Ялу, Бэйянский флот не выдержал бы. Он мог бы громко хлопнуть напоследок дверью, но помимо проблем технического характера в дела военных вмешалась большая политика. Снятому с должности командующего, но оставленному на ней в качестве временно исполняющего обязанности адмиралу Дину было категорически запрещено действовать восточнее границ Шандунского полуострова и настойчиво рекомендовалось вообще не выводить свои корабли из Вэйхайвэя. Вдовствующая императрица оказалась сильно недовольна текущими результатами столь нежеланной войны, и на первый план начали выходить политические силы, ратующие за скорейшее заключение мира. Хоть сам Ли Хунчжан также всегда искал пути к мирному сосуществованию, его, как создателя того флота и той армии, что вели боевые действия с японцами, начали сильно двигать с ранее занимаемых позиций. Потому и поступали на флот подобные циркуляры.
Но даже без этих закулисных интриг поврежденные механизмы и неполный боекомплект не оставляли китайскому флоту ни малейшего шанса. Тем более что единственная военно-морская база, которая могла бы провести ремонт пострадавших после очередного боя кораблей, была этим самым флотом оставлена без боя. Можно сказать, брошена на произвол судьбы, поскольку без прикрытия с моря войска, оставшиеся в Люйшунькоу, вряд ли могли сдержать натиск японцев. Потому информация о падении Люйшунькоу хоть и была воспринята с немалым огорчением, являлась вполне ожидаемой. 21 ноября японцы взяли штурмом крепостные укрепления, а 22-го полностью захватили как крепость, так и город. Еще задолго до того, как Люйшунькоу пал, в нем началось повсеместное мародерство. Большая часть командного состава, прибрав к рукам все более-менее ценное, что удалось загрузить на лошадей, сбежала из обреченной крепости задолго до подхода японцев. Оставшиеся же без начальства солдаты и ополченцы, недолго думая, принялись растаскивать то, что не смогли прибрать к рукам офицеры. Но все это оказалось сущей мелочью по сравнению с тем, что устроили японские войска. Неизвестно, что стало причиной, но ворвавшиеся в город отряды японцев принялись убивать всех подряд, так что к моменту, когда бойня завершилась, десятки тысяч китайцев были застрелены, заколоты или забиты насмерть – практически все население города. В живых осталось лишь несколько десятков человек.
К этому времени отремонтированный «Полярный лис» следовал на буксире захваченного ранее угольщика к островам Бонин, где можно было в относительно комфортных условиях и не привлекая к себе чьего-либо внимания, за исключением местных жителей, переждать зимние штормы, действовать в которые столь небольшому кораблю виделось чрезвычайно опасным. А пока суда неспешно скользили по морской глади, в капитанской каюте минного крейсера три компаньона с благоговением подсчитывали полученные за последние четыре парохода барыши.