Противники решили отложить выяснение отношений на следующий день. Карл Зюдерманландский не пожелал, а Чичагов и не настаивал.
Еще зимой король Густав издал указ о дополнительной вербовке на флот. Во всех городах и селах Швеции сразу же вывесили вербовочные флаги. Как ни странно, но желающие записаться на флот нашлись. Шли потому, что понимали – заберут все равно, но добровольцам платили гораздо больше, чем забранным насильно. И все же матросов все равно не хватало. Ведь предстояло комплектовать не только корабельный флот Орлогоф, но еще галерную и армейскую флотилии. Поэтому в портах начали вылавливать матросов торговых судов, а когда не хватило и этого, начали насильно забирать и приморских крестьян, записанных в земские и милиционные матросы.
Ближе к весне шведы начали креновать корабли, окрашивая их днища серным составом от гнили. Фрегаты обшивали медью. Опять катастрофически не хватало матросов, и Густав прислал в Карлскруну без малого полторы тысячи кирасир. История повторилась, словно в зеркальном отражении. Спустя ровно год шведам пришлось проделать то же самое, что русским в начале прошлой кампании, когда Чернышев наспех комплектовал экипажи судов драгунами да гусарами.
А едва в начале мая 1789 года вскрылся ледяной панцирь Карлскрунской бухты, шведы начали вытаскивать на рейд первые линейные корабли. К концу месяца шведский флот был уже готов к началу боевых действий. Теперь дело стало лишь за разведкой. Но посланные в горло Финского залива фрегаты были неожиданно остановлены еще крепким льдом, и вернулись ни с чем. А затем последовала и новая неприятность – какой-то шальной русский бриг (то был уже известный нам Кроун) дерзко захватил у самой Карлскруны набитый припасами транспорт. Тогда же стало известно, что Балтийский флот намерен покинуть Кронштадт не ранее июля.
Четвертого июня из Стокгольма к флоту прикатил Карл Зюдерманландский. Отдохнувший и соскучившийся по войне, герцог был готов к новым приключениям. Адмирал Врангель, встречая его, жаловался:
– Людей хватает, но настоящих моряков днем со свечкой не сыщешь!
– И не будем! – ободрил его герцог. – Поговорим лучше о делах более приятных – о стратигетике!
А стратигетика на море в тот год выстраивалась поистине интригующая: шведам предстояло выследить, перехватить, атаковать и разгромить по одиночке Копенгагенскую и Кронштадтскую эскадры русских. Соединение их в единый кулак можно было считать крахом кампании.
Шестого июля шведский флот собрался у Борихольма. Врангель торопился, подтягивая вчерашних кирасиров до уровня начинающих матросов. Герцог Карл тем временем рассуждал за чашкой утреннего кофе:
– Хорошо бы ударить прямо по Копенгагену и там перетопить русские 100-пушечники. Но прочного мира с Данией нет и соваться туда нам нельзя!
Не теряя времени даром, флот прикрывал переброску пехотных полков из Померании в Сканию. Дания уже фактически вышла из войны, и солдаты теперь нужны были в Финляндии.
Адъютанты торопливо отхлебывая обжигающий кофе, согласно кивали головами. Что им до высоких материй, их дело маленькое – слушать и соглашаться.
А у борта флагманского линкора уже валяло на крутой волне посыльную яхту. С нее перебросили пакет. То было извещение о действиях сухопутной армии и сведения о русском флоте. Чичагова видели уже неподалеку от Гогланда.
– Ждать осталось недолго! – герцог Карл смял бумагу, удачно забросил ее в корзину. – Поворачиваем на Эланд, там и прочистим наши пушки!
Герцог спешил. Теперь ему надо было успеть перехватить Чичагова раньше, чем тот встретит Козлянинова.
Герцог Карл намеревался курсом на юго-восток отрезать противнику путь к Зунду. 25 июля противник показался на SO; он шел в NW четверть при ветре W.
Через день сигналом с дозорного фрегата передали, что неприятель находится приблизительно в 40 милях к северо-востоку. Герцог занервничал, Такая решительность Чичагова была для него неожиданностью.
На шведском флоте не теряли времени даром и непрерывно маневрировали, играя учения, чтобы хоть немного привести в чувство вчерашних солдат.
Герцог велел на случай боя держать дистанцию в половину кабельтова, ввел особый сигнал: «судно плохо маневрирует, вахтенный офицер арестуется на 24 часа». Вместе с тем были введены особые указатели, которые помогали удерживать корабль на своем месте в строю.
Боевую линию герцог определил в 21 линейный корабль и 8 линейных фрегатов. В главе авангарда контр-адмирал Лилльегорн, во главе арьергарда – полковник Модее. Свой флаг Карл Зюдерманландский поднял на 74-пушечном «Густаве Третьем». При нем и флаг-капитан Норденшельд. Флаг Лильегорна развевался на «Марии Магдалене», а брейд-вымпел Модее на 64-пушечной «Хедвиге-Элизабет-Шарлотте».
Вечером следующего дня с фрегатов Карлу передали, что русские усмотрены ими к норду в сорока милях. Шквальный ветер с дождем, нагрянувший внезапно, швырял шведские корабли, как скорлупки. Людей выворачивало наружу приступами морской болезни. Матросы были злы, и офицеры старались лишний раз обходить их стороной.
А вскоре герцогу доложили, что среди матросов снова начались повальные болезни. Карл Зюдерманландский немедленно вызвал к себе главного флотского врача.
– Повелеваю установить причину повальных болезней и найти лекарство от них!
К полному изумлению герцога, флагманский врач на это только пожал плечами:
– Искать, ваше величество, ничего не надо! Главную причину я вижу в тех булыжниках, которыми мы заваливаем наши трюмы для балласта!
– Но какой же от камней вред? – с недоверием посмотрел на эскулапа король.
– Между камней от вечной сырости образуется плесень, которая заражает воздух, а от того и болезни!
– От сырости помогает водка! – важно заметил Густав. – А потому я приказываю, несмотря на летнее время, перейти с шести порций для семерых на полную порцию каждому. И никаких болезней!
Флаг-капитан Норденшельд немедленно записал приказ грифелем в свою книжечку.
– От нашей водки болезней будет еще больше! – грустно покачал головой главный флотский врач.
– Это еще почему? – теперь уж изумился и герцог Карл. – Все мы пьем водку не первый год и на свое здоровье никак не жалуемся!
Офицеры снисходительно смотрели на сумасшедшего докторишку. Надо же так ополоуметь – водка ему вредна!
Но докторишка, однако, не унимался:
– Все дело в том, ваше высочество, что вы пьете прекрасную русскую водку, а матросы потребляют нашу вонючку. Велите принести сюда хотя бы одну бутылку этой дряни, и вы все сразу поймете.
Когда бутылка была доставлена, лекарь, ловко выбив пробку, вылил несколько капель мутной жидкости на лист бумаги. Бумага сразу же стала ядовито-зеленой.
Герцог, взяв бутылку в руки, брезгливо понюхал горлышко и, поморщившись, вышвырнул ее за борт.
– Эту мерзость следует уничтожить, пока наши команды не вымерли. Матросам впредь давать только русскую водку!
Тут уже вперед протиснулся флотский интендант.
– Осмелюсь доложить, ваше высочество, но русской водки у нас всего несколько ящиков!
– Так купите! – раздраженно топнул ботфортом герцог. – Неужели мне надо вникать в такие мелочи?
– Увы, – развел руками интендант. – Купить русской водки мы никак не можем, так как, к сожалению, воюем сейчас именно с Россией!
– Ваше высочество, если мы сейчас прекратим выдачу матросам водки, нас ждет мятеж почище аньяльского! – подал голос флаг-капитан Норденьшельд.
– Черт с ними! – скривился герцог Зюдерманландский. – Пусть пьют по полной порции! Все одно помирать, так не все ли равно – от русских ядер или от шведской водки!
Погода между тем быстро портилась. Ветер переменился с попутного на противный, и шведский флот, грузно зарываясь в пенные валы, пытался теперь изнурительной лавировкой выйти на перехват эскадры Чичагова.
Что готовила новая встреча обоим противникам? На чью сторону склонится в этот раз чаша весов фортуны? Удастся ли шведам взять столь желаемый ими реванш за Гогланд, или же новое поражение вновь заставит их искать спасения в бегстве? Все должно было решиться с часу на час. А корабельные лаги отсчитывали милю за милей и с каждым их броском расстояние между враждующими флотами неумолимо сокращалось.
Утром 15 июля дул посредственный норд-вест, небо было облачным. Оба флота, готовые к поединку, лежали друг против друга на левом галсе. С рассветом шведы начали спускаться, имея впереди арьергард полковника Модее. При этом шведы не торопились. Несмотря на тихий ветер они рифили паруса. На передовых шведских кораблях убирали грот, на последующих – фок, а на концевых, чтобы те не налезали на впередиидущие корабли, держали и брамсели на гитовых.
Час шел за часом, а противники все маневрировали. На мачтах «Густава Третьего» то взлетали флаги «Атаковать на дистанции в полувыстрел, то, наоборот, «Не рисковать кораблями и на близкое расстояние не подходить». Ненамного большая решимость драться была и у Чичагова.
Смеясь над нерешительностью герцога Карла, наш адмирал велел на виду шведского флота купать матросов. Те, поняв шутку адмирала, повеселились от души:
– Счас, поди, смотрят в трубы адмиралы ихние на задницы-то наши да никак в толк не возьмут, отчего энто мы голышами плещемся! А плещемся от того, что плюем мы с грот-мачты на всю их трехомудию свейскую! А поди, возьми нас за рупь с полтиной! Шалишь, брат, ни черта у тебя не выйдет!
К этому времени оба флота находились на курсе норд – норд – ост. Шведы были на ветре, имея арьергард впереди. Маневрировали они медленно по причине отставания концевой эскадры контр-адмирала Лилиехорна. Еще третья причина помешала равномерному сближению: Мешал шведам и Чичагов, то и дело уклонявшийся по ветру. Причем он это делал то всем флотом сразу, то авангардом, а то одним арьергардом.
Карл Зюдерманландский, сгорая от нетерпения, несколько раз отдавал приказание Лилиехорну как можно скорее сомкнуть линию. Однако только около полудня шведскому центру и авангарду удалось приблизиться к противнику.