В дыму матросы и солдаты-гвардейцы спрыгивали с галер на затопленные в проходах суда. Вместе с ними и офицеры, чтобы личным примером воодушевить на подвиг. С топорами, баграми и ломами, они вбивали клинья в торчавшие из-под воды шпангоуты и отдирали обшивные доски. Очень медленно, но работа все же продвигалась.
Из хроники сражения: «Шведские ядра доставали сюда довольно часто и по временам разносили и убивали рабочих, но матросы налегали, судовые члены подавались, а на место убитых являлось вдвое больше новых охотников, и наши офицеры брались за работу на равне со своими подчиненными». Скупые строки хроники не в силах представить всего ужаса, невыносимо тяжелой работы среди плавающих разорванных трупов в стылой воде при ежеминутном ожидании собственной смерти. Это был не просто подвиг – это было отчаяние подвига.
Как это часто бывает на войне, помог еще и случай. Пока суть да дело, на ближайший к проходу островок высадились несколько солдат-семеновцев, чтобы набрать свежей родниковой воды для раненых товарищей. Совершенно неожиданно они нашли среди камней крепление каната, удерживавшего затопленное судно на фарватере. Канат немедленно обрубили, а принцу сообщили о находке. Зиген незамедлительно воспользовался случаем. На все ближайшие островки были тотчас отряжены солдаты с топорами. Они без труда нашли все остальные канаты и перерубили их. Вскоре течение уже само стало понемногу стаскивать затонувшие суда в сторону от прохода. Дело с расчисткой прохода пошло быстрее.
А на правом фланге продвигались вперед канонерские лодки графа Литта, стараясь пробиться в Роченсальмский рейд между островами Койромсари и Тиутине. За канонерскими шли три галеры, которые прикрывали промерные шлюпки огнем и пороховым дымом.
Около пяти часов пополудни на наших судах раздалось всеобщее «ура». Вырвавшись из узкости, канонерки оказались в тылу шведской обороны. Они тут же окружили стоявшую на мели туруму и удему «Один». Атаковали шведские суда с яростью неописуемой, палили и картечью и из ружей. Шведы спустили флаги. Так состоялся пролог победы.
Что же в это время происходило на севере, в эскадре Балле? Там до победы было еще далеко. Впереди в пороховой мгле шведы уводили к себе в тыл два наших захваченных судна. Остальные разбитые вдрызг суда на пределе сил оттаскивали из-под выстрелов три уцелевших каика. Дело у них из-за противного ветра шло туго, а шведы все били, били и били.
О наметившемся успехе на юге Балле и Денисов ничего не знали. По плану принц должен был атаковать одновременно с атакой северной эскадры, но ничего этого не сделал, и теперь оставалось только догадываться. Спасенные суда снова вытроили в линию между двумя гранитными островками уцелевшими бортами. Впрочем, отбиваться кроме флагманского «Симеона» к этому времени могли лишь бомбардирский «Гром» да шебека «Диана». Намерение у всех было одно – драться насмерть. Да, честно говоря, уходить куда-то после восьмичасового ожесточенного боя ни у кого уже не было просто сил.
В это время от Зигена пришло посыльное судно. Принц требовал от Балле заслонить путь возможного отхода шведов. О том, что происходит у принца, офицер тоже ничего толком сказать не мог, сказал лишь, что идет бой и в дыму ни черта не видно.
– И как мы этот путь заслоним? – вздохнул Балле, глянув на стоявшего рядом Денисова.
– Станут прорываться, будем абордировать, а коли и так не выйдет, зажжемся и вместе взлетим на воздух! – решительно рубанул рукой по воздуху Денисов. – Иного теперь и не остается!
Обер-интендант от такой перспективы невольно поежился, но, по своему обыкновению, возражать Денисову не стал, как знать, быть может, еще и обойдется.
При заходящем солнце шведы же начали новую атаку, для нас, видимо, последнюю.
И в этот момент, когда казалось все уже предрешено, внезапно над головами наших моряков перестали свистать ядра. В клочьях порохового дыма было видно, что шведские суда внезапно отвернули в сторону за Вийкар. А за ними внезапно из-за скал появились наши дубель-шлюпки и каики.
– Ура! – кричали, матросы и офицеры. – Неужели выстояли! Неужели победа?
Из воспоминаний Сергея Тучкова: «Перед полночью разбужен я был пальбою с неприятельской стороны, шумом и работаю на фрегате. Я встал и увидел приближающийся к нам неприятельский флот, который могли узнать мы по фонарям и ночным сигналам. Адмирал велел сняться с якорей и уклониться к берегу направо, шведы же пошли мимо нас в море при беспрестанной пальбе из пушек. Вслед за ними показались другие суда, и мы тотчас узнали, что-то была эскадра адмирала принца Нассау».
Что же случилось? А случилось следующее. На юге к седьмому часу адовой работы, ценой огромных потерь, все же удалось разломать и растащить в стороны затопленные на фарватере суда. Сразу же вперед двинулись галеры. Скребя днищами по подводным остовам, они буквально продрались через Королевские ворота на рейд, поражая шведов из своих тяжелых орудий. Ситуация в одно мгновение изменилась. Державшие здесь оборону мелкие шведские суда начали панический отход к своим тяжелым судам, дравшимся в это время с эскадрой Балле. Эренсверд, увидев прорыв наших на рейд, понял, что все кончено. Отдав приказ всем отходить по последнему, оставшемуся в руках шведов юго-западному проходу к Ловизе, а сам бежал к королю на остров Котку.
– Ваше величество! Вы сами свидетель, что сделано было все, что только можно было сделать, но удача сегодня не на нашей стороне! – склонив голову, доложился он бледному от ярости королю.
Лицо Густава исказила нервная гримаса:
– Вы не оправдали надежд ни Швеции, ни короля, а потому убирайтесь прочь в отставку, выращивать свиней на мызе!
Король повернулся ко все еще согнувшемуся в поклоне адмиралу спиной:
– Райялинь, идете ко мне!
К Густаву подбежал его любимый генерал-адъютант:
– Экселенц, я весь во внимании!
– Назначаю вас командующим шхерного флота! Немедленно езжайте в Ловизу и соберите там все, что еще можно собрать!
А перед взором короля разыгрывался последний акт трагедии его флота. Мелкие суда бежать успели, а вот крупным пришлось куда труднее. Наши ворвались на Роченсальмский рейд после многочасового боя в желании сокрушить все и вся. Галеры, каики и канонерские лодки под парусами и веслами выскакивали на рейд и, сходясь с противником на пистолетный выстрел, громили его без всякой пощады в азарте, в ярости в напоре.
– Пошел кураж! Давай нажимай! – кричал, размахивая перебитой ядром шпагой Кушелев.
Особенно неистовствовали капитанствующие канонерскими лодками молодые гвардейские поручики и подпоручики во главе с капитаном Болотниковым. «Те, которые находились на каиках и канонерских шлюпках, превышают все, что можно сказать к похвале их. Лейб-гвардии капитан Болотников, сими судами начальствовавший, приобрел себе великую славу» – так напишут об этих ребятах в реляции.
Среди них подпоручик лейб-гвардии Измайловского полка князь Дмитрий Волконский, командовавший двумя малыми гребными судами, где гребцами и канонирами были его же измайловцы. О подвиге Волконского в реляции записано так: «Начальствуя над двумя каиками и имея с неприятелем сражение, овладел большим судном, а потом в преследовании и другие им были взяты». Там же отличился и подпоручик лейб-гвардии Преображенского полка Федор Петрово-Соколово: «Преследуя неприятеля, брал его суда». Капитан-поручик Семеновского полка Алексей Рахманов, получил ранение, но несмотря на это также, «преследуя неприятеля, брал его суда».
Наравне со всеми дрался на своей лодке поручик семеновец Коля Мазовский. Пока судьба к нему благосклонна. Через восемнадцать лет в кровавой круговерти Фридландского сражения раненый генерал Мазовский прикажет двум гренадерам вести себя под руки перед полком в последнюю атаку. Падая от картечной пули, он еще успеет крикнуть своим солдатам последнее: «Друзья, не робейте!»
Из хроники сражения: «Весь рейд покрылся гулом выстрелов и криков. От нас сражались одними картечами и ружейными залпами почти в упор и крупным шведским судам, имевшим повреждения, было трудно спасаться от наших малых военных судов, легко передвигавшихся на гребле».
Первыми были отбиты наши же суда – бомбарда «Перун» и пакетбот «Поспешный», шведы даже не пытались их защищать и сразу бежали. Следующим был захвачен фрегат «Аф-Тролле», а потом начали сдаваться галеры и прочие суда. На туруме «Рогвальд» был захвачен помощник Эренсверда подполковник Розенштейн. Уже в полной темноте преследовали убегавшую адмиральскую туруму «Бьерн-Инерсида». Последняя отчаянно отбивалась, не желая сдаваться. Ее окружили наши каики. Канонерская лодка подпоручика Бабарыкина первой кинулась на абордаж, но в это время брошенная с турумы ядро попало в ее крюйт-камеру. Лодку разнесло в куски.
Из хроники сражения: «В час по полуночи неприятельское судно, будучи уже настигнуто и окружено шлюпками, учинило оно выстрел из всей своей артиллерии. Шлюпки хотели его абордировать; одна из них под командою лейб-гвардии поручика Бабарыкина первая на него наступила, но по несчастию от выстрела того судна была взорвана; почти весь экипаж ее убит или ранен; и храбрый офицер, его начальствующий, хотя и остался жив, но получил несколько ран, тяжелых и опасных». За свой подвиг Бабарыкин будет произведен в капитан-поручики и станет Георгиевским кавалером.
…Пламя взрыва на мгновение осветило поле брани и выстрелы смолкли. И в этот момент с турумы раздались крики.
– Братцы, спасите!
Это кричали захваченные в плен матросы с бомбарды «Перун».
– Робята, не боись, счас выручим! – раздалось в ответ с наших канонерских лодок.
Сражение продолжилось с еще большим ожесточением. Вскоре на «Медведе Броненосце» вспыхнули паруса, а еще через два часа он спустил флаг.
– Завалили-таки косолапого, даром что броненосец! Нашлась и на него рогатина! – смеялись офицеры преображенские да семеновские. – Господа, кажется, сегодняшняя охота подошла к концу!
Из письма секретаря Петра Турчанинова графу Безбородко: «Люди были оживлены. Бой продолжался более 14 часов, и никто и ничто не ослабевало. Право не видали, как время прошло. Преследование происходило на 20 верст в темноте при криках «ура». Об устали ни от кого не было слышно».