Не теряя времени, шведы приступил к постройке укреплений между озерами Сайма и Керни. В ответ на это барон Игельстром, приказал войскам Сухтелена стянуться к Савитайполю и вновь овладеть укрепленной позицией при Пардакоски.
Для атаки был составлен отряд принца Ангальт-Бернбургского, отряд в шесть тысяч человек с двумя десятками пушек. Ударным кулаком отряда были три батальона лейб-гренадер. Уже в самом начале боя генерал-майор Амадей Ангальт-Бернбургский был ранен ядром в ногу и через несколько часов скончался. Уже умирая, Ангальт отдал свою шпагу любимому адьютанту – капитану Барклаю-де-Толли. Последний и закрыл глаза своему командиру в Выборгском госпитале. Много лет спустя, уже став фельдмиаршалом, Барклай-де-Толли поставит на могиле своего командира памятник из зеленого мрамора. После ранения генерала наступление замедлилось. Старшие офицеры, посовещавшись, решили провести еще одну рекогносцировку.
Та показала, что неприятель сильно укрепился у деревень Пардакоски и Керникоски. Правый фланг шведов прикрывался с фронта незамерзающей речкой Керни. Озера же были еще покрыты льдом.
Генерал-поручик барон Игельстром, получив известие о ранении Ангальта, прискакал на передовую и велел продолжать наступление. В тот же вечер войска тремя колоннами выступили из Савитайполя и двинулись к неприятельской позиции.
Первая колонна бригадира Байкова, приблизившись на рассвете к Пардакоски, двинулась в атаку на шведскую батарею. Те встретили наших перекрестным огнем двух батарей, а затем ударили во фланг и тыл нашей колонны. Несмотря на отчаянное сопротивление отряд Байкова после упорного боя откатился к Солкису. Поручик Андрей Шлефохт, прикрывавший отход, был убит, капитан Иван Синковский, подпоручики Иотиус Ульмерн, Иван Бабанин, Христиан Зигель – ранены. Преображенец Вася Байков, не выходя более пяти часов из боя, дрался отчаянно. Был ранен в живот и умер в страшных мученьях в тот же день.
Генерал-майора Сухтелен, выделив отряд князя Мещерского для обхода неприятельской позиции, приблизившись к Кернакоски, выстроил солдат в боевой порядок и открыл огонь по шведам. Тем временем секунд-майор лейб-гренадерского полка Ершов с двумя ротами гренадер прошел озеро по льду, сбил неприятельский пикет. Гренадеры по пояс в снегу пробрались через лес, к правофланговой шведской батарее. Без долгих размышлений Ершов бросился на батарею, переколол штыками прикрытие, захватил пушку и взял в плен два десятка шведов. Подпоручик Ульмерн повернул захваченную пушку на шведов и начал палить.
Одновременно войска Сухтелена двинулись в атаку и, приблизившись к речке Керни, остановились перед разобранным мостом. Но шведы после отхода колонны Байкова обратили все внимание на Сухтелена. Его атака наткнулась на превосходные силы, и генерал был отбит с большим уроном.
Секунд-майор Ершов, атакованный большими силами шведов, из последних сил отбивался ружейными залпами. На помощь к нему пробились по льду две роты Великолуцкого полка. Но противник все нажимал. Забрав раненых, гренадеры и великолукцы отошли на опушку леса. Там они держались, прикрывая отход разбитых батальонов Сухтелена, и только после этого отошли. В этом бою отличился еще никому не известный прапорщик Милорадович, будущий герой 1812 года.
Высланный для удара во фланг шведов бригадир Мещерский опоздал, был встречен огнем шведов и тоже отошел. Наши потери были значительны и заключались в двух пушках, двух сотнях убитых и трех сотнях раненых. Шведы потеряли не меньше.
Барон Игельстром, донося императрице о сражении при Пардакоски, особо отличил секунд-майора Ершова, взявшего шведскую батарею. Императрица была очень опечалена происшедшей неудачей.
– Я двадцать семь лет не получала столь скорбных известий! – с горечью говорила она.
Что касается Ершова, то ему «в уважение за усердную службу и отличную храбрость, выказанную при наступлении войск Российских на неприятеля в Пардакосках держащегося, где он овладел неприятельской батареей» был дан орден Георгия 4-го класса.
Впрочем, развить успех шведам не удалось. Утром 24 мая шведский генерал Армфельт с четырехтысячным отрядом атаковал со всех сторон Саватайпольский пост, занятый войсками генерала Хрущова. Потерпев неудачу на нашем правом фланге, Армфельт возобновил нападение на левый. Для отражения атаки был выдвинут отряд, во главе его рота лейб-гвардии Семеновского полка капитана Александра Свечина.
Хрущов прискакал к семеновцам на взмыленном коне:
– Гвардейцы! Не посрамите славы петровского полка! Задайте шведам жару, как задавали его старые семеновцы!
Капитан Свечин вынул из ножен шпагу:
– Барабанщики, бить атаку! Ружья на руку! Шагом марш!
Ударили барабаны. Усатые гвардейцы, держа равнение, двинулись вперед под пули и картечь.
Навстречу им под свист флейт маршировал шведский батальон. Но, не доходя до наших, шведы остановились, а затем стали пятиться. Подлетевший к отступавшим генерал Армфельд пытался их остановить, но все было напрасно. Боясь рукопашной, шведы вначале отходили шагом, а потом, плюнув на все, побежали. Генерал пытался остановить бегущих, но был тяжело ранен. Потеряв семь сотен солдат, Армфельд убрался восвояси. Наступила тактическая передышка.
Глава втораяРевельская побудка
В конце зимы Чичагов побывал в Петербурге, где его приняла Екатерина. Будучи женщиной любознательной, императрица попросила адмирала рассказать об Эландском сражении поподробнее. Увлекшись рассказом, при упоминании имени шведского короля Чичагов не выдержал и от переизбытка чувств выдал весь матерный «большой загиб Петра Великого», включавший в себя более шести десятков крепких выражений.
– А мы их в туды, а я их в растуды, так-растак мать их! – размахивал он руками, войдя в раж.
Императрица тем не менее, не проронив ни слова, выслушала все до конца. Когда же адмирал завершил свой долгий монолог и понял, что несколько переборщил, то упал к ногам Екатерины со словами:
– Прости, матушка, увлекся!
– Да что ты, Василий Иванович! – успокоила адмирала мудрая императрица. – Я этих ваших морских терминов совершенно не понимаю!
На прощание она спросила у Чичагова:
– Волнуюсь я, Василий Яковлевич, ведь шведов больше, чем вас, устоите ли!
– Ну да и что же, что их больше! – усмехнулся в ответ седой адмирал. – Ведь не проглотят!
Екатерине так понравился ответ, что она его потом часто рассказывала своему окружению.
Уже 4 мая, едва начал вскрываться лед в Финском заливе из Карлскруны вышел маленький отряд: 38-пушечный репетичный фрегат «Ярромас», 18-пушечный малый быстроходный фрегат «Улла Ферзен» и бриг «Хузарен» под брейд-вымпелом капитана Цедершторма. В капитанской каюте лежал запечатанный королевской печатью пакет, который надлежало вскрыть на траверзе острова Эланд. Когда в окулярах зрительной трубы показалась южная оконечность Эланда, Цедершторм сорвал печати.
Король требовал идти к российскому порту Рогервик, что западнее Ревеля, и произвести там диверсию. Чтобы ввести неприятеля в заблуждение, пушечные порты завесили брезентом, а на мачтах подняли торговые голландские флаги. Подойдя к Рогервику, где еще было полным-полно льда, отряд встал на якорь. На берегу к появлению «купцов» отнеслись более чем спокойно. Не было ни стражников, ни таможенников. С восходом солнца Цедершторм велел поднять шведские флаги, одновременно начался и обстрел порта. Пока на берегу разбирались что к чему, шведы уже высадили десант, который с ходу захватил береговую батарею. Опомнившись, артиллеристы пошли в контратаку, чтоб отбить свои пушки, но были остановлены превосходящими силами. Цедершторм торопился, покрикивая на своих матросов:
– Быстрее, быстрее! У нас в запасе всего несколько часов! Скоро к русским придет подкрепление, а с моря нагрянут линейные корабли, и мы окажемся в ловушке!
Солдаты хотели драться, но начальник гарнизона де Роберти драться не пожелал, а передал Цедершторму, что сдается на капитуляцию. Единственное, что сделал де Роберти, это быстренько собрал с обывателей 4 тысячи рублей серебром и отдал их шведам, чтобы те не грабили дома. Шведы деньги забрали, а дома ограбили.
Шведы пробыли в Рогервике всего несколько часов, но натворили за это время они там немало. Были сожжены все стоявшие в гавани суда и магазины. Между делом успели пограбить и ошарашенных случившимся обывателей. Времени было мало, а потому шведы хватали все, что только попадалось им под руку: свиней, посуду и даже горшки с геранью. То и дело гремели взрывы, то рвались приготовленные для флота запасы пороха. Уже на закате Цедершторм велел спешно уходить.
– Может, хоть пушки прихватим? – спрашивали его офицеры, с сожалением глядя на четыре десятка захваченных орудий.
– Некогда! – оборвал их начальник экспедиции. – Дорога каждая минута! Нас уже ищут!
Выскочив на большую воду, отряд понесся на всех парусах к Карлскруне, чтобы как можно быстрее известить короля о своем успехе. Бравые моряки пели воинственные песни. Визжали до смерти перепуганные свиньи, гремела летящая на палубу посуда, душисто пахла конфискованная у рогервикских бабок герань.
Из Ревеля в Рогервик немедленно выступил морской батальон. Но пока он добрался, шведов уже не было.
Когда известие о дерзкой вылазке дошло до Екатерины, она была в ярости.
– Негодяй де Роберти, как он посмел пойти на столь постыдную капитуляцию? Кого он этим спас? Только себя самого! Русский бы такого не сделал!
У француза отобрали шпагу и вытолкали взашей из России.
Густав Третий, узнав об удаче в Рогервике, был, наоборот, весьма доволен:
– О победе известить всю страну. Это поднимет дух шведов. Всех участников похода наградить моей милостью!
В Петербурге известие о Рогервикском конфузе было встречено с большой досадой. Императрица Екатерина приказала строго разобраться с происшедшим и наказать виновников. Командующий Балтийским флотом адмирал Чичагов, о нападении узнавши, наоборот, обрадовался: