– Одна атака не удалась, зато удастся другая! Готовить новое нападение на ревельские корабли!
Известие о повторной атаке энтузиазма на флоте не вызвало.
– Лучше уж попытаем счастья в Кронштадте, чем еще раз соваться в ревельские жернова! – говорили меж собой матросы, не стесняясь присутствия офицеров.
Те делали вид, что ничего не слышат.
21 мая из Карлскруны подошло подкрепление: два линейных корабля, фрегат и госпитальное судно. В течение еще двух дней Карл Зюдерманландский крейсировал подле Ревеля, а затем пришло указание короля следовать и атаковать Кронштадт.
– Ну, что там надумали, сынок? – спросил Клинт-старший Клинта-младшего, когда тот спустился к раненому отцу в каюту.
– Идем абордировать Кронштадт! – ответил тот, поправляя повязку на голове полковника.
– Хрен редьки не слаще! – выразился тот по- русски. – Мы уже побывали в предбаннике, но впереди нас еще ждет баня и надо быть к ней готовыми!
Вблизи Гогланда шведский флот еще раз встал на якорь, чтобы окончательно привестись в порядок перед новыми испытаниями. Со стороны Финляндии его нагнала бригантина. На ней были доставлены новые письма короля к брату. Привез письма британский лейтенант Сидней Смит.
Уильям Сидней-Смит
Сидней Смит объявился на шведском флоте совершенно случайно. Вначале он был приглашен нашим послом в Англии, графом Воронцовым, служить во флот российский и выехал в Петербург, но по пути заехал в Стокгольм, где был представлен Густаву и тот уговорил англичанина остаться у себя.
– В качестве кого?
– В качестве друга и советника! Впрочем, насчет денег не волнуйтесь, да и приключений хватит с головой!
Смит думал недолго. Да и чего, собственно, думать, не все ли равно, за кого и против кого воевать, главное – слава, деньги, ради которых и оставил свое отечество. Очень быстро Смит стал отъявленным русофобом и ненависть к России сохранил до конца жизни.
Короля Густава он очаровал своими дерзкими суждениями и рассуждениями о вершинах морской тактики.
– Знаете ли вы, сэр, что в русском флоте воюет много ваших земляков? Не вызовет ли это у вас нежелания драться со своими бывшими сослуживцами!
– О чем речь, ваше величество! – белозубо рассмеялся Смит. – Я же профессионал!
После этого Смит стал доверенным лицом короля. Пройдут годы, и имя коммодора Смита облетит весь мир. Именно ему удалось остановить генерала Бонапарта у стен сирийской крепости Жан д, Акре. Сейчас же Сидней Смит предложил свои услуги Густаву Третьему и последний от них не отказался, сделав английского лейтенанта своим доверенным лицом. В шведских источниках осталась следующая характеристика на британского искателя приключений: «25 лет, образован, очень живой моряк, превосходно говорит по-французски, по воспитанию вполне светский человек, храбр, но самоуверен, имеет большое самомнение, испытывает страсть к приключениям и славе». Увы, служба в шведском флоте Сиднею Смиту славы не принесла…
Смит привез подтверждение приказа на атаку Кронштадта. В тот же день с оставленного дозора у Ревеля доложили, что эскадра Чичагова готовится к выходу в море и уже стоит на наружном рейде. Карлу Зюдерманландскому надо было поторапливаться, чтобы успеть нанести удар по кронштадтским кораблям до их соединения с ревельскими.
Получив сообщение о победе при Ревеле, Екатерина вспомнила об ответе Чичагова: «Ведь не проглотят!» Теперь она велела сделать мраморный бюст Чичагова, который установила в Эрмитаже. Стихотворную надпись императрица заказала Державину, но сочинением последнего осталась недовольна и написала возвышенные строки самолично:
С тройною силою шли шведы на него;
Узнав, он рек: Бог защитник мой,
Не проглотят они нас;
Отразив, пленил и победы получил…
Глава третьяПод стенами Кронштадта
С началом кампании 1790 года вице-адмирал Круз поднял свой флаг на 100-пушечном «Иоанне Крестителе». Он вновь был призван встать на защиту столицы от возможных посягательств шведов. Но никто еще не мог знать, что именно Крузу предстоит выдержать удар всей мощи неприятельского флота.
Нехватка людей была еще более острая, чем в прошлом году. Дело в том, что за зиму было очень много больных и немало умерших. Пригнанные рекруты тут же были разобраны на корабли, но команды все равно были малочисленны. Тогда прислали несколько батальонов солдат – мало, потом восемь сотен адмиралтейских мастеровых из Петербурга, две сотни прядильщиков и почти шесть сотен кронштадтских мастеровых, мещан и даже купцов. Выгребли все подчистую, но людей все одно не хватало! Последние из приготовленных к кампании судов: линейный корабль «Святослав» и фрегаты «Патрикий» с «Храбрым» комплектовать было уже совершенно нечем. На них имелось лишь пара десятков конопатчиков, которые устраняли течи. Граф Чернышев прислал даже гребцов со своего катера и трех своих денщиков. Кроме того, он обещал прислать из провинции еще людей, но когда их пришлют и что это будут еще за матросы! А ведь еще надо было комплектовать еще и галеры с прамами. От безысходности решено было готовить к выходу в море с половинными командами. Как это получится на деле, никто не мог себе представить, особенно, если знать, что вдвое меньше было расписано и гребцов.
Вице-адмирал Пущин в те дни постарел на несколько лет. Уж на что был во всем дока, и то порой сидел, обхватив голову руками, от собственного бессилия что-либо изменить в лучшую сторону.
Если матросов не хватало вообще, то в отношении капитанов была другая беда. Все лучшие были на эскадре Чичагова и на новых кораблях Кронштадтской эскадры. Поэтому последние старые корабли комплектовали не только старыми пушками и рекрутами, но еще и капитанами, которые давно служили на берегу и не слишком хотели снова вернуться на палубу. С первого дня вступив на свой корабль, они уже начинали тяготиться службой и думали лишь о том, как бы скорее снова перевестись на берег. Этих сухопутных крабов Крузу тоже предстояло вести в бой.
К началу мая эскадра была уже готова к плаванию, но вода стояла на два фута ниже ординара и потому линкоры валялись, что караси в грязи, на отмелях Кронштадтской гавани в ожидании большой воды.
Чтобы хоть как-то вытолкать их за ворота, пришлось снова все выгружать: ядра и порох, продовольствие и пресную воду. Только после этого корабли один за другим вытащили на глубоководье, где снова началась загрузка только что выгруженного. Грузили так быстро, что нарушали все существующие меры безопасности. А ведь в пороховом погребе каждого линейного корабля почти полторы тысячи пудов пороха! Страшно представить, если до них дойдет огонь! Но все обошлось, и наконец настал момент, когда погрузка была окончена и прозвучала такая долгожданная команда: «Палубы очищены!»
Все были измотаны до крайности и злы, как собаки. Офицеры сгоняли злость на унтерах, те – на матросах, последние же могли лишь материться про себя, сжимая в карманах кулаки. Видя такое дело, мудрый Круз объявил день отдыха, а матросам велел выдать по двойной чарке. Все сразу встало на свои места. Поначалу часть кораблей должен был вести в Ревель на соединение с Чичаговым вице-адмирал Сухотин, а Круз с остальными сторожить Кронштадт.
Яков Филиппович Сухотин был моряком опытным, воевал лейтенантом в прусскую войну, в 1773 году в устье Кубани разбил турецкую флотилию. Командовал молодым Черноморским флотом.
Однако вскоре ситуация на Балтике изменилась. Вначале начали поступать первые сведения от лазутчиков, что шведы и в эту кампанию предполагают нанести удар всем флотом по Санкт-Петербургу.
Обстановка осложнялась с каждым днем. Затем пришло известие, что неприятельский флот под командованием герцога Карла уже покинул свои базы и движется по направлению к Финскому заливу. Екатерина Вторая, нервничая, ежечасно спрашивала своего секретаря, Храповицкого:
– Скажите мне, что сейчас делает Круз?
Близко знавший вице-адмирала Храповицкий отвечал твердо:
– Будьте уверены, ваше величество, он пересилит самого беса!
Неудовлетворенная ответом императрица послала в Кронштадт Алексея Орлова (бывшего начальника Круза по Чесменскому походу) посмотреть, что и как. Орлов вице-адмирала откровенно недолюбливал и за былую потерю двух кораблей, но более за несдержанность и упрямство. Прибыв на флагманский «Иоанн Креститель», Орлов сразу же поинтересовался у вице-адмирала с издевкой:
– Когда же придут шведы в Кронштадт и Петербург?
Круз лишь указал рукой на свою эскадру:
– Только тогда, когда пройдут через щепу моих кораблей!
Вернувшись, Орлов доложил:
– Можешь спать спокойно, матушка. Круз, как всегда, строптив без меры и дерзок без удержу, однако настроен весьма воинственно и грозится шведа от Кронштадта отбить…
– Дай-то Бог, дай-то Бог! – перекрестилась императрица.
Историк В. Головачев пишет: «Несмотря на то, что Александру Ивановичу при начале кампании 1790 года было 64 года, несмотря на его тяжелые раны, он еще был подвижен, бодр и неуступчив по-прежнему. Не далее, как в прошлом году он дал Н. Зигену добрый урок вежливости, а нетерпеливому Пущину был, как говорится, бельмом в глазу, потому что покровительствовал всем угнетенным в Кронштадте, всегда умел верно понимать нужду каждого и при этом не позволял наступать себе на ногу».
Перед выходом в море вице-адмирал приехал попрощаться с семьей. Поцеловавшись с женой, велел ей при любом исходе сражения не покидать Кронштадт, дабы не вселять робость в души горожан.
– Нынче мы оба с тобой воюем: я на море, а ты в Кронштадте!
– Ты и не сомневайся, Саша, ежели что, я сама жен офицерских да матросских в бой поведу! – уперла руки в боки толстенная адмиральша.
За это время шведский флот нанес удар по Ревелю и был отбит. Теперь шведский флот спешил к Кронштадту на всех парусах, чтобы успеть попытать счастья в бою с другой русской эскадрой и, быть может, хоть здесь переломить ход войны.