Их, этих мыслей, много, очень много. Простых и сложных, замысловатых и не очень, прорывных и просто гениальных… Для Оноре сгодятся все, те и другие. Лишь бы роились и копошились, помогали и мешали. Все! А уж он сам выберет из этого вороха самые нужные, необходимые, бесценные… Это и есть мыслительный процесс.
Но Оноре раз за разом мешают. Вернее, мешает: Бальзак-делец. Он сильно отвлекает. Потому что из-за этого барыги приходится заниматься чёрт-те чем – например, посылками с антиквариатом: со шкафами, вазами, бронзой и прочей всячиной… В придачу всякие расстройства: из-за поцарапанной «бесценной картины» то ли Рафаэля, то ли Дюрера; из-за поддельной бронзы, потрескавшегося фарфора и пр. Старый долг портному… заплатить молочнице… прачка… Ну и раздрай с семидесятилетней матушкой; натянутые отношения с Ганской, по-прежнему юлившей в вопросе о замужестве; поединки с кредиторами и редакторами… И виноват во всём – он, неисправимый старьевщик и барыга Бальзак-делец, который, будто нарочно, не даёт жизни ваятелю «Человеческой комедии».
«Мне хотелось бы, чтобы все мои ящики были, наконец, распакованы. Прекрасные вещи, которых я жду, волнение, – ведь я не знаю, в каком состоянии они прибудут, – все это действует на меня возбуждающе, особенно в нынешнем моем состоянии, когда я охвачен лихорадкой вдохновения и бессонницей. Надеюсь, что если я буду каждое утро вставать в половине второго, как нынче, “Старый музыкант”[167] будет окончен в понедельник. Итак, я опять вернулся к прежнему распорядку рабочего времени»{513}.
Но неожиданно на арену выходит ещё одно олицетворение Мастера – Бальзак-пациент. О нём постоянно заставляет вспоминать доктор Наккар. Этот (пациент) тоже сильно мешает творцу. Когда отдыхать – не до этого! Так… Зануду загнать под стол и пройтись по нему ногами. Перо и кофе. Кофе и перо. И приятное для сердца шуршание листов бумаги… Есть ли большее наслаждение в жизни? Конечно есть: ЕВА.
Скоростной марафон бальзаковского таланта стремителен. 28 июля закончен «Кузен Понс». Вместо последней точки – крупная то ли клякса, то ли… всё-таки точка. С каким упорством Бальзак-творец стремился к этой заветной кляксе-точке! И вот, случилось. Нет, всё-таки клякса. Ведь кляксопись по-бальзаковски ещё никто не отменял. И первый, кто должен об этом узнать, будет, конечно же, Ева.
«Сердце мое любимое! Я заканчиваю сейчас книгу, которую хочу назвать “Паразит”.
Да, таково окончательное заглавие рукописи, которую я называл то “Кузен Понс”, то “Старый музыкант” и т. п. Эта вещь, по крайней мере для меня, одно из самых главных моих созданий. Внешне оно просто, но в нем целиком раскрывается человеческое сердце. Эта вещь столь же значительна, но еще прозрачнее, чем “Турский священник”, и столь же душераздирающа. Я в восторге. Немедленно вышлю тебе оттиски. Теперь принимаюсь за “Кузину Бетту”, это жуткий роман, ибо характер главного в нем персонажа явится смешением черт моей матушки, г-жи Деборд-Вальмор и твоей тети Розали. В книге будет описана история нескольких семей»{514}.
Сейчас руководит процессом только один – Бальзак-творец. Оноре тщательно вымарывает непонравившиеся ему фрагменты, вставляет новые; что-то дописывает, изменяет мелкие сюжеты и до умопомрачения правит корректуры… 12 августа, напоминает Цвейг, в один только день он пишет двадцать четыре страницы, трудясь до полного физического изнеможения.
Из-под стола подаёт голос страдалец Бальзак-пациент, который предостерегает: поберегись, иначе надорвёшься. А за спиной страдальца наставления доктора Наккара: поберегись! Потом, всё потом…
Вспоминая доктора, Бальзак писал: «Ни он и никто из его товарищей и коллег по профессии не мог себе даже представить, что человеческий мозг в силах выдержать такое напряжение. Он заявил мне, что я кончу скверно, и повторяет мне это с самым грустным выражением лица. Он заклинает меня делать по крайней мере время от времени перерыв в этих “распутствах мозга”, как он их называет. Он был вне себя, когда узнал, какие усилия потребовались мне, чтобы сочинить “Кузину Бетту”. Я сымпровизировал ее в течение шести недель. Врач сказал мне: “Это непременно кончится какой-нибудь катастрофой”. И действительно, я сам чувствую, что со мной что-то случилось. Я должен искать бодрости в развлечениях, но подчас это вовсе нелегко. Действительно, мне самое время отдохнуть!»{515}
Уф! К сентябрю «Бедные родственники», наконец, готовы. Бальзак потирает руки: посмотрим, что скажут завистники. Почитайте-ка. И «Кузена Понса», и «Кузину Бетту»… Полюбуйтесь, они идеальны. Они – само совершенство! И в этом неоспоримо твёрдая рука настоящего Мастера. Так что вот вам кость – грызите!
«Я и не думал, – пишет Бальзак Ганской, – что “Кузина Бетта” так получится. Ты увидишь там сцены, лучше которых я еще не создавал за всю свою литературную деятельность… Впечатление у публики огромное – в мою пользу. Я победил!..»{516}
Окрылённый успехом Бальзак в самом лучшем расположении духа отправляется в Висбаден. Оноре очень хотел бы отдохнуть. А в Висбадене Ева. Там отдых. Там счастье…
«Нам пишут из Висбадена.
Сегодня, 13 октября, в католической церкви города состоялось бракосочетание одной из богатейших в Российской империи невест графини Анны Ганской с представителем старинного и знаменитого дома… графом Георгом Мнишеком. В числе свидетелей был господин де Бальзак… По линии матери, урожденной графини Ржевуской, новобрачная является праправнучкой королевы Франции Марии Лещинской, а граф Георг Мнишек правнуком последнего короля Польши и прямым потомком знаменитой и несчастной царицы Марины Мнишек, жизнь которой описана герцогиней д'Абрантес».
Из газеты «Le Messager»{517}
Поездка Бальзака в Висбаден носила не только развлекательный характер. 13 октября 1846 года произошло то, чего Бальзак ждал уже многие месяцы: графиня Анна Ганская и граф Ежи Мнишек поженились. Случилось! Таким образом, с этого дня между ним и Евой не оставалось никаких препятствий для сочетания законным браком. И, отправляясь в Висбаден, Оноре дрожит от нетерпения. У него уже давно всё готово; он всё продумал до самых мелких деталей. Осталось добраться до Германии и…
Свадьбу сыграли на славу. Правда, переболевшему гепатитом и сидевшему на строгой диете Оноре она запомнилась, как пишет П. Сиприо, «своим изобильным, патологическим, грубым обжорством». На стол «подавались самые затейливые блюда, корюшка в несравненном фритюре, рыба, выловленная в Женевском озере, и крем для плумпудинга, который мог повергнуть в изумление знаменитого доктора, составившего в Лондоне его рецепт»{518}.
Из романа «Кузен Понс»: «Нужно обедать в Германии и видеть, как одна бутылка сменяет другую. Это похоже на то, как одна волна догоняет другую на уютном пляже Средиземного моря. Содержимое бутылок исчезает так быстро, словно немцы наделены впитывающей способностью губки».
С замужеством Анны никаких проблем не возникло. Зато с остальным…
Бальзак, как ему казалось, продумал всё до самых тонкостей. От Висбадена до Меца чуть больше ста миль. В Меце (Лотарингия, северо-восток Франции) они с Евой могли бы тайно обвенчаться, благо их там никто не знает, да и никому до незнакомцев нет никакого дела. Кроме, пожалуй, мэра города. Мэр на короткой ноге с префектом департамента Мозель Альбером Жермо, однокашником Оноре по Вандомскому коллежу, и он согласился помочь их тайному плану. На их стороне и главный прокурор, г-н Делакруа, тоже из знакомцев.
Со времён Великой революции во Франции лишь гражданская регистрация брака является официальным подтверждением брачных уз; остальное – второстепенное, то есть не главное. Так что всё зависит от мэра Меца: поспособствует – получится, откажется – сорвётся. И тот согласен: да, поздно вечером, без посторонних глаз, с соблюдением правил конспирации. Некая секретная регистрация. Помимо мэра, о происходящем будут знать лишь двое свидетелей, один из которых родственник доктора Наккара Жан-Николя, то есть из своих. Ганская прибудет из Саарбрюкена (запад Германии, на границе с Францией) поздно вечером, к самому моменту регистрации. Тайно, без лишних глаз.
Что до венчания, то оно состоится позже, в Висбадене. Разрешение на него может дать, к примеру, мецский епископ. Бальзак спешит.
Невзгоды и трудности сделали Бальзака мистиком. Он не только изредка посещал своего «поверенного» в житейских делах предсказателя Бальтазара и занимался хиромантией, но и верил в некую счастливую звезду. Теперь перед тем, как сесть за очередную новеллу или роман, писатель целовал и клал перед собой на письменный стол подарок Евы – перстень с гиацинтом, подаренный ею несколько лет назад в Швейцарии. Помимо этого, романисту помогала ещё одна вещь – волшебное кольцо «Бедук», полученное им в 1835 году во время пребывания в Австрии от барона фон Хаммер-Пургшталя. «Бедук» способен был не только делать людей счастливыми, но и позволял становиться невидимыми, женщин делал неотразимыми, а другую половину – сильными в любви. Именно это кольцо, по мнению Бальзака, способно было помочь ему стать отцом.
И «Бедук» не подвёл! Итальянские «ночи страсти» не проходят для них с Евой бесследно: Ганская забеременела. Оноре на седьмом небе от счастья! У него, наконец-то, будет сын. Сын! И он даже знает его имя: Виктор Оноре. (Вполне символично: это триумф и победа самого Оноре!) Бальзак верит, все его жизненные перипетии не случайны. Он должен победить обстоятельства и достичь цели – жениться наконец на любимой женщине, которая роди