Литература! Что может быть интереснее и занимательнее?! Оноре удивлён: матушка штудирует его рукописи. Надменно-холодная, как айсберг, и расчётливая – теперь эта женщина вдруг превратилась в полную противоположность себе: мягкую, добрую, заботливую. И даже пытается казаться умной и начитанной, перебирая исписанные сыном листы с видом Нострадамуса.
Матушка… Как вы опоздали, мадам де Бальзак. С грустью смотрит Оноре на неуклюжие действия той, одного прикосновения которой когда-то было достаточно, чтобы он был счастлив. Эту бы нежность, глаза, полные ревностной любви, губы, готовые прильнуть к его щекам, познавшим помазок и жёсткость стали, – всё это тогда, тогда! Где вы были раньше, мадам де Бальзак?! Где были, когда ваш несчастный, затравленный, как щенок, Оноре, всхлипывая, мечтал только об одном – прижаться к материнской груди?..
Запоздалая любовь всегда отдаёт суррогатом. А всё потому, что она эгоистична и почти всегда по расчёту. В такой любви всегда есть что-то продажное, как у панельной женщины не первой свежести. О такой любви Оноре позже будет писать целые тома. Ну а матушке придётся отказать – как в её поползновениях совать нос в чужие рукописи, так и в попытке влезть в его отношения с любимой женщиной.
– Вы опоздали, матушка, – не выдержит однажды Оноре. – Пора понять: я просто стал взрослым.
Рано или поздно эгоистичная женщина жестоко отвечает за свой эгоизм. И первый удар всегда наносит самый близкий человек – собственный ребёнок. Познав детские лишения, он зачастую даже забывает сказать матери убийственное «прощай». Союз отпрыска с другой – более желанной и любящей женщиной – окончательно добивает несостоявшуюся мать. Мадам де Бальзак в этом неравном и запоздалом поединке за сына надеялась победить, совсем не ведая, что уже давно проиграла. Её сын обрёл ту, которую давно искал.
Впоследствии Бальзак скажет о мадам де Берни: «Она была мне матерью, подругой, семьей, спутницей и советчицей. Она сделала меня писателем, она утешила меня в юности, она пробудила во мне вкус, она плакала и смеялась со мной, как сестра, она всегда приходила ко мне благодетельной дремой, которая утишает боль… Без нее я бы попросту умер… Своими внушениями и поступками, исполненными самопожертвования, она помогла мне устоять в годину великих бурь. Она пробудила во мне гордыню, которая защищает мужчину от всех подлостей… Если я остался жив, то этим я обязан ей. Она была для меня всем… Ничто не может сравниться с последней любовью женщины, которая дарит мужчине счастье первой любви»{77}.
Бальзак находился под обаянием великовозрастной любовницы целых десять лет – с 1822 по 1832 год. Когда тридцатитрёхлетний красавец расстанется со своей возлюбленной, Лоре будет… пятьдесят пять. Впрочем, для обоих это не будет ничего значить. Мало того, они будут продолжать относиться друг к другу с такой нежной привязанностью и уважением, что говорить о каком-либо прекращении отношений не приходится. Писатель не забудет Лору никогда! Женщина, сумевшая, как Роден из глыбы мрамора, вытесать из неопытного юноши зрелого мужчину-любовника, а из ремесленника – маститого литератора, – эта женщина навсегда останется жить не только в сердце Оноре, но и в творчестве великого романиста. В его поведении, манере одеваться и, главное, в неповторимых бальзаковских романах, в которых мадам де Берни продолжит жить в десятках узнаваемых героинь.
Именно для неё, Лоры де Берни, писатель создаст особый образ – образ женщины бальзаковского возраста[20]. Это опытная, нежная, заботливая и готовая ради возлюбленного к самопожертвованию женщина тридцати-сорока лет. Всё это блестяще отражено в его бессмертных романах, имеющих, к слову, многоговорящие названия: «Тридцатилетняя женщина» («La Femme de Trente Ans»), «Покинутая женщина» («La Femme Abandonnée») и пр.
«Женщины наделены неподражаемым даром выражать свои чувства без пышных фраз; женское красноречие – в звучании голоса, в движении, позе и взгляде» («Тридцатилетняя женщина»).
«…Любовь не заглядывает в метрические записи. Никто не любит женщину за юность или зрелость, за красоту или уродство, за глупость или ум; любят не за что-нибудь, а просто потому, что любят» («Дело об опеке»).
«…Быть источником блаженства для мужчины – чувство, никогда не покидающее женщину» («Покинутая женщина»).
Как видим – всё там! И первый холод зрелого возраста, и одиночество, и непреодолимое желание любить и быть любимой, и очередной всплеск страсти при встрече с тем, кто смог всколыхнуть разочарованное сердце былой красавицы. И вновь всё то же: жаркая любовница превращается в нежную мать-берегиню, чьё участие в судьбе молодого человека переворачивает все его представления о взаимоотношении мужчины и женщины. Духовное единство – та незаменимая скрепа, благодаря которой удаётся сцементировать, казалось бы, ещё совсем недавно разных людей.
Бальзаковская женщина – явление абсолютно уникальное. Она самостоятельна и прекрасно осознаёт, что делает, для кого и зачем. Именно этот тип женщины в творчестве романиста занимает ведущее место. Ни яркое личико, ни юный возраст, ни ангельский голосок – ничто не привлечёт внимания Бальзака, кроме преданности и нежной привязанности. «Все данные юных, – писал Оноре, – это всего лишь маска, ибо юные слишком много хотят и требуют, но взамен не готовы ничего дать». Исследователи, говоря об этом феномене, всегда стесняются сказать главное. А главное заключается в том, что сам Бальзак «смазливую и жадную» всегда считал слишком тупой, чтобы ставить на одну планку с той, которая более опытна, страстна и умна.
С. Цвейг: «Никогда так называемая демоническая женщина или посетительница литературно-снобистских салонов не привлечет Бальзака. Показная красота не соблазнит его, юность не приманит. Он со всей энергией выскажет свое “глубокое нерасположение к юным девушкам”, ибо они слишком многого требуют и слишком мало дают»{78}.
Однажды Бальзак скажет великие слова: «Сорокалетняя женщина сделает для тебя все, двадцатилетняя – ничего!»{79}
Мсье де Бальзак, не согласиться с Вами – значит, выказать своё полное невежество. Bravissimo!
Как точно подметил Стефан Цвейг, «встреча с мадам де Берни явилась решительным моментом в жизни Бальзака».
«Она не только пробудила мужчину в забитом и помыкаемом сыне, – поясняет Цвейг, – она определила для него тип любви на всю его грядущую жизнь. Отныне во всех женщинах Бальзак вновь и вновь будет искать это матерински-оберегающее, нежно-направляющее, жертвенное начало, эту готовность прийти на помощь, которая осчастливила его у первой этой женщины, не требовавшей от него невозместимого для него времени и, напротив, всегда обладавшей временем и силой, чтобы облегчить бремя его труда. Благородство, общественное и духовное, становится для него предварительным условием любви; участие и понимание кажутся ему важнее, чем страсть. Его всегда будут удовлетворять только те женщины, которые превосходят его опытностью и, как это ни странно, возрастом и позволяют ему смотреть на них снизу вверх» {80}.
И Бальзак чрезвычайно польщён близкими отношениями со светскими дамами: ведь они становятся для него не просто любовницами, но хорошими и верными друзьями. Женщин-аристократок он всегда будет ставить на то место, на котором хотел их видеть, – матери, сестры, возлюбленной…
В «Шагреневой коже» он полностью выскажет своё отношение к ним:
«Ах, да здравствует любовь в шелках и кашемире, окруженная чудесами роскоши, которые потому так чудесно украшают ее, что и сама она, может быть, роскошь! Мне нравится комкать в порыве страсти изысканные туалеты, мять цветы, заносить дерзновенную руку над красивым сооружением благоуханной прически. Горящие глаза, которые пронизывают скрывающую их кружевную вуаль, подобно тому как пламя прорывается сквозь пушечный дым, фантастически привлекательны для меня. Моей любви нужны шелковые лестницы, по которым возлюбленный безмолвно взбирается зимней ночью… Наконец я хочу увидеть эту же таинственную женщину, но в полном блеске, в светском кругу, добродетельную, вызывающую всеобщее поклонение, одетую в кружева и блистающую бриллиантами, повелевающую целым городом, занимающую положение столь высокое, внушающую к себе такое уважение, что никто не осмелится поведать ей свои чувства. Окруженная своей свитой, она украдкой бросает на меня взгляд – взгляд, ниспровергающий все эти условности, взгляд, говорящий о том, что ради меня она готова пожертвовать и светом, и людьми!.. Меня пленяет женщина-аристократка, ее тонкая улыбка, изысканные манеры и чувство собственного достоинства; воздвигая преграду между собою и людьми, она пробуждает все мое тщеславие, а это и есть наполовину любовь…»
Тщеславие и любовь… Кто знает, возможно, для Бальзака это было то же самое, что для простого смертного… клубника со сливками?
Впрочем, большому семейству Бальзаков сейчас явно не до этого: возникли более серьёзные проблемы.
Не так давно госпожа Бальзак приютила у себя в доме племянника – двадцатидвухлетнего Эдуарда Малюса[21]. Круглый сирота, Малюс умирал. Он был серьёзно болен (легочной чахоткой), и ему ничего не оставалось, как попросить тётушку дать ему последний приют, где бы за ним осуществлялся надлежащий уход и забота. В отсутствие Оноре в Вильпаризи Эдуарда поселили в его комнате, где юноша медленно угасал. В тёплые дни, греясь на солнце, он ложился на складную кровать в саду, куда иногда заглядывала и «дама с околицы», как называла мадам де Берни бабушка Саламбье. Принося со своей фермы сливочное масло для больного Эдуарда, любовница одновременно пыталась выведать у бабули что-либо об Оноре.