.
Потом будет ещё одно письмо, в котором Оноре, убитый горем, расскажет герцогине о смерти младшей сестры Лоранс. Послание окажется по назначению. Сердцеед не скупится на эпитеты; мало того, он обращается к г-же д’Абрантес[33] (напомню, ему 26, а даме – 42) на «ты» и называет её… «дорогая Мари».
В его жизни одни «обворожительные Лоры»: мать (Анна-Шарлотта-Лора), сестра, мадам де Берни, г-жа д’Абрантес… Любимое имя, сладкое, нежное, терпко-пахучее… Писать одной женщине, называя её Лорой, и в тот же день другой с тем же именем – истинное кощунство. Да что уж – свинство! Поэтому для мадам де Берни он придумывает особое уменьшительно-ласкательное имя – Dilecta (лат. «избранница»); а для герцогини – Мари. Как умудрился наш изворотливый врунишка убедить герцогиню д’Абрантес стать «Мари», история умалчивает. Но, как видим, всё-таки убедил.
Месяц – время, которого г-же д’Абрантес хватило, чтобы передумать много раз передуманное. Этот милый мальчик, конечно же, будет принадлежать ей: он станет её любовником. Малыш истосковался по женской ласке и теплу, и после смерти сестры ему требуется живое участие. Бедный, несчастный юноша… Необходимо, чтобы он срочно прибыл в Версаль. Прямо сейчас! Сей-час…
И вот, когда герцогиня внутренне уже оказалась готова на большее, чем просто дружба, теперь Оноре, будучи далёк от неё, распаляет пылкое воображение герцогини: «…Надеюсь, что вскоре вновь буду опьяняться милым взглядом, любоваться дивным личиком. Я не уеду отсюда раньше 4 октября; таким образом, я еще надеюсь получить нежное письмо от моей Мари, но не от недоброй Мари, а от Мари обожаемой. Мари, которую я так люблю. Я готов лететь к тебе на крыльях, дорогая, но прежде хочу получить письмо, полное любви и примирения. Тогда я приеду, проникнутый благодарностью; теперь ты можешь полностью рассчитывать на мое возвращение»{115}.
А потом наступит осень. Сентябрь 1825 года слил в единое целое юного Бальзака и герцогиню д’Абрантес – женщину бальзаковского возраста. Разбежавшись, они столкнулись, чтобы разлететься на мелкие осколки любви…
Оноре продолжал познавать жизнь такой, какова она есть. Чтобы потом рассказать об этом на страницах своих романов.
Итак, пока наш герой развлекался на два фронта, мадам де Берни сильно страдала. Трудно представить боль влюблённой женщины, которой стало известно, что её обманывают. Особенно нестерпимо, если избранник чертовски молод, красив и талантлив, а его напористость заставляет не только стонать, а буквально кричать! Когда на горизонте появляется разлучница, приходит осознание непоправимого и понимание того, что всё это – молодость, красота и напористость – превращается в безжалостный бумеранг – оружие, направленное в обратную сторону.
Некий доброжелатель нашептал обеим Лорам (Dilecta и Мари) о неверности «милашки Оноре». Можно предположить, что этим «доброжелателем» стала г-жа Бальзак, которая, узнав о новом романе сына от Сюрвилей, постаралась, чтобы «добрая весть» дошла до ушей мадам де Берни. Ну а у герцогини имелись свои «глаза» и «уши», чтобы всё видеть и всё слышать.
Кавалер извивался как уж под вилами. Лора де Берни требовала объяснений, она негодовала! И категорически не желала быть «одной из». Что делать с клятвами в вечной любви и верности?! Как, ту, другую, тоже зовут Лора?! Нет, подобное недостойно дворянина. Это… это предательство! Либо Я, либо ТА женщина! Иного просто не может быть по определению! Мы не должны встречаться, это низость, позор!..
Франсуа Тайяндье: «…Ему надо было соблюдать осторожность. Хотя Лора де Берни более или менее смирилась с тем, что этот молодой талант принадлежит не ей одной, ему следовало всё же не доводить дело до того, чтобы две его дамы столкнулись лицом к лицу у его дома на улице Кассини. Тем не менее он жил с обеими, словно какой-нибудь паша. То его видят в Булоньере близ Немура с Лорой де Берни, а немного погодя он уезжает оттуда вместе с госпожой д’Абрантес в Мафье, что севернее Парижа, откуда направляется в Турень, в Гренадьер, чтобы вновь встретиться с Лорой де Берни… У молодого романиста всё шло впрок, а женщины были для него в некотором смысле источником информации… Из рассказов своих любовниц, которые многое пережили, он собирал забавные случаи, особенности поведения тех или иных людей»{116}.
Оноре насторожился. Да, его отношения с г-жой д’Абрантес зашли слишком далеко. Герцогиня ему очень нравилась. Невероятно, он под одним одеялом с той, которой (как рассказывала сама) гладил ножку император Наполеон! А ещё князь Меттерних… опять же генерал Жюно – не последний человек в увесистой колоде именитых и знатных. И вот он, безвестный Оноре Бальзак, скромный сын интенданта; даже не адвокат и не стряпчий… Просто начинающий литератор. Романист и герцогиня. Забавно, не правда ли? Об этом следует обязательно написать…
Однако прожорливые кредиторы уже прочно вошли в жизнь молодого повесы. Следовало выбирать. За стенами павшей крепости оказалось много тщеславия и мало сокровищ; герцогиня была бедна как церковная мышь. Вспоминая, она могла много рассказывать, но обращаться к ней за помощью не имело никакого смысла: долги усопшего мужа обрекли вдову влачить жалкое существование (в сравнении, конечно, с тем, что герцогиня когда-то имела). Другое дело – мадам де Берни. Она неплохо управлялась с торговлей и могла в любое время помочь (что, к слову, и делала).
Запутавшись в делах любовных, Оноре ещё больше увязает в тенётах собственной коммерции. Нашему славному Дон Жуану теперь уже не до баловства. Долговые оковы затягивались на шее смертельной удавкой: свободно дышать становилось всё труднее. Обстоятельства вновь складывались не в пользу романиста: его бизнес катился в тартарары. Следовало либо поднимать лапки, либо сопротивляться до последнего вздоха. Все сотоварищи разбежались кто куда.
Лишь двое в это поистине тяжёлое время продолжали оставаться рядом, сохранив присутствие духа: г-жа де Бальзак (матушка) и мадам де Берни. Оноре – этот талантливый романист и никчемный бизнесмен – очутился у разбитого корыта. Плюс груз долга: почти 50 000 франков собственным родителям и столько же – мадам де Берни.
Словолитню решено было перепродать. Владельцем сомнительной фирмы становится сын Лоры, 19-летний Шарль-Александр де Берни. (В обмен на это мадам де Берни погасила 15 000 франков долга.)
Об этом договоре литератор Ролан Шолле напишет следующее: «Александр де Берни, назначенный матерью своим преемником, беспрепятственно становится совладельцем шрифтолитейного предприятия. Он отвечает за финансовую деятельность. Он единолично обладает правом подписи от имени товарищества. Своего компаньона Лорана он держит в полной зависимости из-за кабального контракта, который, помимо всего прочего, гласит, что права Александра могут быть переданы его братьям Арману или Антуану. Когда Бальзак попытается создать Общество всеобщей подписки, Александр де Берни вновь окажется ответственным за финансовую деятельность (первоначально), а весьма двусмысленный пункт договора сделает его держателем 25 % акций»{117}.
Пьер Сиприо даёт такую характеристику мадам де Берни: «Госпожа де Берни любила предаваться страсти, но если давала денег взаймы, то быстро превращалась из похотливой мамаши в сурового кредитора, не знающего жалости еще и потому, что она чувствовала себя покинутой любовницей. Если бы Бальзак преуспел, он наверняка ускользнул бы от нее. Не следовало помогать ему выбираться из денежных затруднений, тем самым содействуя осуществлению его грандиозных планов. Лучше пусть пишет романы»{118}.
Жёстко. Но справедливо ли? Думаю, лишь отчасти.
И вот почему. Многодетная мать и успешная предпринимательница, эта женщина, несмотря на её роман с писателем, оставалась порождением своего времени. Напомню, то был сложный период в истории Франции: в круговерти наживы и ростовщичества выживали сильнейшие. И мадам де Берни выживала. Ну а интимная связь с молодым любовником этому ничуть не мешала – скорее, удовлетворяла её женское самолюбие. Помогая Оноре, она его отнюдь не обдирала: протягивая одну руку утопающему, другой рукой мадам де Берни помогала себе удержаться и не упасть вслед за утопающим в воду, утонув вместе с ним.
Пришла в себя и г-жа Бальзак. Она сильно боится, чтобы её сын не оказался в долговой тюрьме. Огласка сильно бы всем навредила. Углядев на водной глади бизнеса её сына крупные пузыри, она бросается спасать никудышного пловца. Через своего кузена, Шарля Седийо (занимавшего должность помощника судьи в Торговом суде), ей удалось убедить одного из компаньонов (всё того же Барбье) выкупить типографию Оноре целиком за 67 000 франков. Оставшиеся несколько десятков тысяч франков долга г-же Бальзак пришлось выплачивать из собственного кармана.
Пора было вплотную приступать к тому, в чём Бальзак действительно являлся гением: за сочинительство.
«Чтобы создать гениальное произведение, требуется не только настойчивость, но и время, а для этого надобно обладать или солидным состоянием, или мужеством глядеть в глаза вопиющей нищете» («Отец Горио»).
Слова о нищете – это крик отчаяния. Но что делать, если этих проклятых денег не хватает всё больше и больше? «Ум – это рычаг, которым можно приподнять земной шар. Но… точкою опоры для ума служат деньги».
Где, где?!! – найти эту «точку опоры»?
Жить в постоянном напряжении способен лишь тот, кто лишён нервов и полон сил отдать себя ежедневному экстриму. Подобное существование есть некая эквилибристика сумасшедшего. Ибо покой и уверенность в завтрашнем дне – именно то призрачное счастье, к которому стремится каждый здравомыслящий человек.