Оноре не хватало тишины. Постепенно он становился слишком публичным. Все эти наборщики, грузчики, дельцы и кредиторы – они окончательно задёргали, измучили и откровенно надоели. Особенно те, кто постоянно требовал денег – расчёта по выданным векселям, которые никчемный Оноре-делец раздавал направо и налево. И ему уже не раз хотелось сбежать. Никого не видеть и не слышать; и чтобы никто не мешал.
Стол! Его письменный стол, ставший за несколько лет самым желанным, преданным и молчаливым другом. Лишь вдвоём они могли, не проронив ни слова, свернуть горы, чтобы после ожесточённой ночи, исписав кипы бумажных листов, испачканных чернильными кляксами, поблагодарить друг друга и расстаться до следующей баталии. И так каждый день, вернее – каждую ночь и полдня. Ночь и полдня…
Но однажды график меняется, сузившись лишь до бессонной ночи. Весь день отнимает типографская беготня и морока с кредиторами. Эти паршивые мухобои отнимали слишком много сил, чтобы на них тратить себя. Стало понятно: следовало что-то менять. Именно тогда и возникла мысль скрыться. Не пора ли заняться настоящим делом – сочинительством?
На помощь вновь приходят самые близкие, на этот раз – Сюрвили. Зять Бальзака, мсье Сюрвиль, снимает для него квартиру близ Обсерватории, на улице Кассини № 1, и даже вносит плату за три месяца вперед. Новая квартира в стороне от центра и в то же время не так уж далеко от оживлённых бульваров. Позади дома Люксембургский сад, который с полным правом можно назвать лесом. В пешей доступности Монпарнас, с его кабачками, беседками и праздными влюблёнными парочками.
Дом на улице Кассини с двумя флигелями удобно вписывается в переулок; он имеет большой двор и тихий тенистый сад, а оба флигеля соединены стеклянной галереей. Всё по-французски мило; кроме того, и дом, и сад со двором обнесены железной оградой, а на входе посетителя встречала вывеска: «Абсолют, торговец кирпичом». Эта вывеска своего рода охранительная грамота – что-то вроде: «Осторожно, злая собака» или «Посторонним вход воспрещён, частная собственность». Хозяин, сдавший мсье Сюрвилю жильё в наём, совсем не предполагал, что именно железная ограда вокруг дома и строгая вывеска окажутся для квартиросъёмщика важнейшим для него обстоятельством.
«Эта улица, собственно, уже не Париж, но все же она принадлежит городу. В местности, где она расположена, есть и площади, и переулки, и бульвары, и фортификации, и сады, и проспекты, и проселочные дороги. Это уже почти провинция и все-таки еще столица. Это и город, и сельская местность. Собственно говоря, это настоящая глушь»{119}.
Оноре в восторге! Наконец-то он сможет, скрывшись от надоедливых кредиторов, предаться любимому делу. В лице одного из товарищей, Латуша, он нашёл единомышленника, который, как и Оноре, был неравнодушен к роскоши. Вместе с ним (а также с неким Оже) они обивают стены шикарным голубым коленкором. И пошло-поехало! Из жалкого банкрота Оноре неожиданно превращается в щедрого реставратора. Он покупает дорогие ковры, антикварные напольные часы на мраморном основании, книжный шкаф чёрного дерева, в котором красуются книги в дорогих сафьяновых переплётах, тиснёных золотом…
В этот раз это не задрипанная комнатушка с окном из растрескавшихся стекол. Квартира на улице Кассини для Оноре всё равно что княжеский замок: гостиная, спальня и, конечно, отдельный кабинет. А ещё – о, чудо! – настоящая ванна! Правда, всё это требовало соответствующей оплаты: вместо 60 франков, которые он платил за комнату на улице Ледигьер, сейчас приходилось выкладывать кругленькую сумму в 400 франков за год. Но что такое деньги, если отныне у романиста есть то, о чём он мечтал все эти годы: достойное жильё с отдельным кабинетом и шикарной ванной, в которой он будет отдыхать после трудов праведных…
Эдмон Верде[34]: «Дом расположен в переулке, что начинается налево от конца аллеи Обсерватории и тянется до улицы Сен-Жак. Главный вход заперт железной решеткой, рядом с которой отворяется маленькая калитка, прямо напротив выхода из женского монастыря. Какое совпадение! Автор “Озорных рассказов” нос к носу с целым роем юных монашек!..
Два красивых павильона, глядящих на запад, каждый в два этажа и с крутыми кровлями, вдаются метра на четыре во двор, просторный и отделенный от сада низкой стенкой, на которой размещены вазы с цветами. От основания левого павильона поднимается лестница, ведущая на второй этаж, в застекленную галерею, которая соединяет оба павильона и служит прихожей или комнатой для ожидания. …Эта веселая галерея была обтянута перкалем в белую и синюю полоску; вдоль стены стояла длинная банкетка в форме дивана с голубой обивкой, паркет покрывал ковер с коричневым рисунком по темно-синему фону. Наконец, редкостные цветы, в любое время года стоявшие в прекрасных фарфоровых вазах, наполняли благоуханием всю комнату, превращая эту прихожую в прелестную гостиную.
Галерея вела в маленькую гостиную, размером всего в пять квадратных метров, освещенную с востока большим окном, выходящим во дворик соседнего дома. Напротив входной двери галереи вырисовывался черный мраморный камин. Через другую дверь можно было проникнуть в рабочий кабинет писателя, рядом была его спальня. Направо из гостиной выходила дверь в столовую, а оттуда по особой задней лестнице можно было спуститься в кухню. Таково было расположение необыкновенных комнат, из которых состояло это странное и причудливое жилище; обычной была лишь маленькая столовая…
В ванную можно было пройти через маленькую потайную дверь, скрытую за драпировкой между окном и стеной гостиной; стены этой комнаты были оштукатурены под белый мрамор, сама ванна была белая мраморная, свет падал через большое потолочное окно, чьи красные матовые стекла давали розовые отблески в комнате. Два красных сафьяновых кресла с высокими спинками составляли единственную мебель этой элегантной ванной комнатки, достойной какой-нибудь хорошенькой женщины!..
[Спальная] комната слепила глаза. Потоки солнечного света заливали ее, проникая через два окна, из которых одно выходило на юг, на пристройки Обсерватории, другое на запад, в обширный сад, полный цветов, фруктовых деревьев и таинственной тени. Комната была… вся белая, вся розовая, благоухающая самыми душистыми цветами, вся так и переливающаяся позолотой! То был настоящий брачный покой пятнадцатилетней герцогини! …В изголовье кровати, заботливо скрытая под пышными складками розового и белого муслина, имелась потайная дверца, отворявшаяся в столовую, прямо напротив той двери, что вела из столовой в кухню, а оттуда во двор… по маленькой черной лестнице»{120}.
И лишь кабинет (шесть на четыре, с двумя окнами и мраморным камином) отличался скромностью: деревянный стол под зелёным сукном, четыре стула с высокими спинками, серебряный канделябр на столе, письменный прибор с чернильницей и набором писчих перьев; книжный шкаф чёрного дерева, заполненный книгами. На полу дорогой ковёр в чёрно-синих тонах, при ходьбе по которому ноги приятно утопали, погружаясь, словно в мягкий снег.
Но всё это, как считал сам Бальзак, было всего лишь некой «оправой» для бесценного «алмаза», которым в глазах Оноре являлся он сам. Следовательно, «алмаз» нужно было огранить до состояния настоящего «бриллианта». А для этого, понимал хозяин жилища, он должен был соответственно выглядеть. И его знакомый портной Бюиссон (улица Ришелье, дом № 108) в подобном деле, безусловно, знал толк.
Мсье Бюиссон – большой поклонник литературного творчества Бальзака, поэтому он принимает заказы, не считаясь с задержкой оплаты. Портной одевает клиента в долг, принимая раз за разом переписанные векселя. Видя бедственное финансовое положение Оноре, Бюиссон стал подкармливать своего клиента, исподтишка рассчитываясь с его кухаркой.
Надо заметить, работа портного стоила недёшево. Каждый заказ у мсье Бюиссона обходился почти в 200 франков – сумма оплаты за новое жильё на улице Кассини в течение полугода. Ничего удивительного, что добряк Бюиссон будет увековечен писателем в ряде его романов, став личным портным бальзаковских героев – Растиньяка, де Марсе и прочих модников, встречающихся нам на страницах «Евгении Гранде» («Eugénie Grandet»), «Прославленном Годиссаре» («L’Illustre Gaudissart») и других.
Этот мот Оноре оказался никудышным бухгалтером: он был не способен сводить концы с концами! Глядя на него со стороны, можно предположить, что этот человек стремился к самоуничтожению. Не отдавая отчёта в собственных поступках, он напоминал некоего безумца, который, идя ва-банк, ничуть не смущался собственного поведения. Даже тогда, когда в затылок Оноре дышали уже не кредиторы, а судебные приставы, требующие возврата неподъёмных долгов, для него ничего не менялось: должник устраивал некий пир во время чумы. Расхожее мнение, что отсутствие долгов или незначительные долги делают людей бережливыми, а исполинские – расточительными (цитата из романа Бальзака), стало его жизненным кредо.
Заказы Оноре у портного Бюиссона говорят сами за себя:
«29 апреля – черные выходные панталоны стоимостью 45 франков и белый пикейный жилет за 15 франков; 23 мая – синий сюртук из тонкого сукна за 120 франков, тиковые панталоны цвета маренго за 28 франков, светло-коричневый пикейный жилет за 20 франков»{121}.
Но это лишь некая верхушка айсберга, ведь были ещё ежедневные и еженедельные затраты, которые, к слову, стоят того, чтобы поговорить и о них.
Вот один из так называемых списков покупок Бальзака от 17 января 1827 года: «4 хлопчатобумажные рубашки (из которых 2 тонкие); 3 батистовых галстука (из которых 2 тонкие); 4 батистовых носовых платка; 1 пара нижнего белья; 2 пары носков; 1 ночной колпак; 3 жилета; 1 нижняя рубашка; 3 фланелевые рубашки; 7 съемных воротни