С. Цвейг констатирует:
«Битва следует за битвой, произведение за произведением, словно стежок за стежком, в той необъятной ткани, которая является результатом труда всей его жизни».
Порой ему начинало казаться, что за этой «работой адовой» он упускает настоящую жизнь, которая проходит мимо, протекает, как вода, сквозь пальцы и безвозвратно уходит куда-то в песок. А он остается, мучимый жаждой, весь в цепях, которыми сам себя и сковал.
В октябре 1834 года он писал Эвелине Ганской:
«Вот уже три месяца, как я не видел мадам де Берни. Ах! Если бы я был любим, моя возлюбленная могла бы спать совершенно спокойно: у меня не остается времени не только для измен, но даже для помыслов о них».
В другом письме ей, написанном в то же время, он жаловался:
«При таком образе жизни мне удастся погасить пожирающие меня, словно пламя, долги и завершить обещанные мною произведения. Без этого — мне нет спасения, нет свободы. Черт побери!»
Как же надоела ему вся эта его «свобода»! Оказалось, что и любимая работа, если она становится необходимостью, может поработить человека.
В августе 1835 года Бальзак писал Эвелине Ганской:
«Вальтер Скотт писал по два романа в год, и считалось, что удача сопутствует ему: его плодовитости дивилась вся Англия. А посмотрите, что за этот год напишу я: „Отца Горио“, „Лилию в долине“, „Воспоминания новобрачной“, „Сезара Бирото“. Я подготовлю три книжки „Этюдов о нравах“ для мадам Беше и три книжки „Философских этюдов“ для Верде. Наконец, я закончу третий десяток „Озорных рассказов“ и „Серафиту“. Но останусь ли я в будущем году в живых, сохраню ли рассудок? В этом я сомневаюсь. Временами мне кажется, что мой мозг воспламеняется. Я, верно, паду жертвой этого непрерывного напряжения ума. И, однако, все эти усилия не спасают меня от денежного кризиса. Ужасающего количества книг, оказывается, было недостаточно, чтобы расплатиться с долгами».
Говорят, что лучший отдых — это смена вида деятельности. Бальзак тоже так думал. Он думал, что, переходя от одной рукописи к другой, он избавит себя от ощущения монотонности. Ему казалось, что разнообразие работы, не нарушая ее непрерывности, может избавить от «озверения», от ощущения просто какой-то животной ненависти к своему собственному тексту, переписываемому в двадцать первый раз. Но это ему только казалось…
Глава седьмая. Утраченные иллюзии
Я заблуждался на свой счет; больше того, я заблуждался во всем, что касается моей жизни. Я стану тешить себя воспоминаниями, иллюзиями, мечтами, стану жить воображаемой жизнью; впрочем, отчасти я уж давно так живу.
А еще Бальзаку очень хотелось печатать свою собственную газету, чтобы иметь возможность, не унижаясь перед капризными издателями, писать о том, что казалось важным ему самому. Писать так, как ему того хотелось, а не так, как требовал пресловутый «формат» того или иного печатного органа, напрямую связанный с интересами тех, кто вкладывал в него деньги.
Всем известно, что создавать газету «с нуля» крайне сложно. Гораздо проще ее у кого-либо перекупить.
Как раз в это время в Париже продавалась газета «Кроник де Пари», небольшой печатный листок, почти не имевший читателей. Газета эта принадлежала человеку сомнительной репутации, Уильяму Дьюкетту (парижанину ирландского происхождения), печатали ее типографы Максимилиан Бетюн и Анри Плон.
24 декабря 1835 года Бальзак вместе с Бетюном и Дьюкеттом образовал акционерное общество по изданию «Кроник де Пари». Дьюкетту принадлежала восьмая часть акций, Бетюну — столько же, шесть восьмых оставил за собой Бальзак.
А. Моруа по этому поводу просто недоумевает:
«Надо сказать, что газета была приобретена всего за сто двадцать франков, ибо, не имея ни подписчиков, ни материальных ценностей, она, по существу, ничего не стоила. Но Бальзак принял на себя обязательство предоставить оборотный капитал в размере 45 000 франков для издания газеты: нечего и говорить, что такой огромной суммой он не располагал».
Судя по всему, эта затея была делом совершенно безнадежным, но в мечтах Бальзака она тотчас же превратилась в самое блестящее из начинаний. Во-первых, он каждый месяц собирался давать в газету свой рассказ, что не может не привлечь подписчиков. Во-вторых, в новом печатном органе станет сотрудничать такой же начинающий и не менее талантливый Виктор Гюго, с которым Бальзак познакомился в 1829 году в одном из салонов, где тот читал свою новую пьесу «Марион Делорм».
Бальзак вполне серьезно отнесся к «Кроник де Пари». Своя газета! Возможность для никем не ограничиваемого и направляемого самовыражения! Но главное состояло в том, что теперь-то уж золото точно потечет к нему рекой, и он будет иметь по крайней мере 20 000 франков в год, ибо Бальзак-директор станет по-королевски расплачиваться с Бальзаком-редактором, а Бальзак-автор станет получать, кроме того, приличные гонорары, суммы которых определит Бальзак-редактор. Таким образом, все его финансовые проблемы будут разрешены.
Оставалось только одно препятствие: как всегда, нужны были наличные деньги. Добрый ангел семьи Бальзак мадам Делануа в очередной раз ссудила Оноре крупную сумму, на этот раз 15 000 франков.
Она написала ему:
«Я чувствую, что ум Ваш не знает усталости и что обычные занятия не принесут Вам успеха. Я люблю Ваш талант и Вас самого и не хотела бы, чтобы что-то стояло на пути Вашего таланта, а сами Вы мучились, когда я могу прийти на выручку. Помогла счастливая случайность: мне только что вернули деньги, я не успела их никуда поместить. С их помощью Вы сумеете заплатить долги…»
Как всегда, зараженный новой идеей, Бальзак и не задумывался над тем, как все это серьезно. А следовало бы, ведь ему уже было тридцать шесть лет. На самом деле на конец декабря 1835 года пассив его баланса составил уже более ста тысяч франков. Даже если исключить из них 45 000 франков, которые Бальзак был должен собственной матери, то все равно оставалось 60 000 франков долга посторонним лицам. Сумма невероятная! Для того чтобы заработать такую сумму, нужно было бы написать два-три десятка романов и при этом ничего не есть и не пить, ничего не покупать и не планировать. А это было невозможно…
Бальзак жаловался Зюльме Карро:
«Доходы растут медленно, а долги неуклонно увеличиваются. Правда, ныне я уверен, что у меня будет большое состояние, но надо набраться терпения и работать еще года три… Какой неблагодарный, ни для кого не заметный труд, к тому же без ощутимых результатов».
В таких условиях продолжать занимать было не намного лучше, чем нищенствовать. Новый знакомый Бальзака Виктор Гюго по этому поводу писал:
«Долг — начало рабства, даже хуже рабства, потому что кредитор неумолимее рабовладельца; он владеет не только вашим телом, но и вашим достоинством и может при случае нанести ему тяжкие оскорбления».
Вся надежда была на собственную газету, и первый номер его «Кроник де Пари» появился 1 января 1836 года. Писатели Виктор Гюго и Теофиль Готье, критик Гюстав Планш вошли в состав новой редакции. Анри Монье и Ипполит Домье обещали делать для газеты едкие карикатуры.
В январе — феврале 1836 года Бальзак работал как заведенный. В эти месяцы он опубликовал несколько новелл — одни были написаны специально для газеты, другие уже давно лежали в ящиках его письменного стола.
Сам Бальзак описывал свое состояние так:
«Никогда еще уносящий меня поток не был столь стремительным; никогда еще столь чудовищно величественное произведение не овладевало человеческим мозгом. Я сажусь за работу, как игрок — за игорный стол».
А. Моруа продолжает недоумевать:
«Казалось, газету ждал гарантированный успех. Поначалу число подписчиков росло „с чудесной быстротой“, утверждал Бальзак, всегда тяготевший к превосходной степени. Но слово „чудесный“ на поверку оказывалось только поэтическим вымыслом. В январе прибавилось сто шестьдесят подписчиков, в феврале — сорок, в марте — только девятнадцать, а в июле — всего лишь семь. Но Бальзак все еще не пробуждался от грез».
П. Сиприо делает окончательный подсчет:
«В июле у выходящей дважды в неделю „Кроник де Пари“ насчитывалось всего 288 подписчиков».
Реально же, для того чтобы газета стала рентабельной, их требовалось не менее двух тысяч. Но Бальзак ничего этого, казалось, не замечал. В полном восторге от своей предприимчивости он писал Эвелине Ганской:
«Я вложил в это предприятие 32 000 франков, и, если число подписчиков превысит две тысячи, вложенный мною капитал будет приносить 20 000 франков годового дохода, не считая гонорара за статьи, которые оплачиваются очень хорошо, и жалованья редактора. Не правда ли, какое грандиозное начинание? Я стою во главе газеты три месяца, и с каждым днем ее влияние и авторитет возрастают».
Однако, несмотря ни на что, Бальзак вскоре вынужден был признать, что, хотя теоретически он был уже просто настоящим богачом, практически ему вновь никак не удавалось сводить концы с концами и он не мог даже выкупить из ломбарда заложенное туда столовое серебро.
Рекламодателей ему найти не удалось, да он особенно этим и не занимался, думая, что одних литературных достоинств его газеты для успеха будет достаточно.
Он писал:
«Я должен заплатить 3000 франков, а у меня их нет. 31-го мне нужно иметь 8400 франков. До сих пор, чтобы с честью выходить из положения и расплачиваться со всеми, я пускал в ход последние свои ресурсы, но теперь они исчерпаны. Я — как Наполеон во время битвы при Маренго. Надо, чтобы подоспел Дезэ, чтобы Келлерманн бросился в атаку, и все разрешится».